Мы сидели прямо на полу у меня в комнате и резались в дурацкую, но веселую игру «Казазяка». Я, конечно, выигрывала, но чувствовала, что получается не совсем честно: во-первых, для меня в ней все было знакомо (мы тысячу раз играли с мамой), а во-вторых, Никите наверняка было сложно одним глазом выхватывать точки на кубике… Но поддаваться я не собиралась, ведь он сразу это понял бы и обиделся. Ему во всем хотелось быть на равных со здоровыми людьми, и мне это было понятно. Я вела бы себя так же…

– Ладно-ладно. – Он миролюбиво заморгал. – Я больше не буду. Но ты, Сашка, еще тот лох…

– Я уже поняла. Что же делать-то?

По тому, как мало ему понадобилось времени, чтобы ответить, я догадалась: Никитка давно уже все обдумал.

– Есть вариант. Ты же знаешь, что мой дед умер летом? Вы с Артуром в Евпатории были…

– Он говорил. Никит, я… сочувствую.

– Ну да. Спасибо. – Он рассеянно кивнул. – Я к чему это? Квартира осталась мне. В самом центре. Четыре комнаты. Представляешь, сколько она стоит?

У меня прямо кошки на душе заскребли:

– И?

– Нам с тобой на всю жизнь этих денег хватит!

Я еле выдавила – губы онемели:

– Нам с тобой?!

– Ой, нет! – испугался Никита и даже выронил кубик, который крутил в пальцах. – Ты не то подумала… Я тебе не предлагаю со мной жить или замуж! Тем более…

Мне удалось продохнуть:

– А что ты предлагаешь?

– Чтобы этот приют собачий стал нашим совместным предприятием.

Ничего себе! А в этом мальчишке, оказывается, вовсю пульсирует предпринимательская жилка… Вот не подумала бы.

– И как ты себе это представляешь?

– Мне много не надо, – заявил он. – Я продам свои хоромы, куплю себе что-нибудь поменьше, а оставшиеся деньги пустим на приют.

Меня разобрал смех:

– Чтобы их просто прожрали? Да ты – прирожденный бизнесмен!

Никита помотал своей пушистой головой:

– Не-не! Мы там еще гостиницу для собак откроем. Многим же нужна передержка на время отпуска или пока в больнице, или еще где…

– Тоже верно.

– Вот! И мы будем зарабатывать на этом. Только надо будет там нормальные площадки для собак оборудовать. И детские тоже, если женщины с детьми будут… Потом мебель, всякие лекарства, продукты. На первое время нужно будет вложиться. Вот деньги с продажи квартиры и пригодятся!

Мне захотелось его обнять – таким восторженным ребенком он сейчас казался. Остались же такие в нашем мире… Но я с сомнением покачала головой:

– Это ты сейчас так настроен: мне много не надо и все такое… А через несколько лет женишься, дети родятся, и жена тебе плешь проест за то, что ты продал эту квартиру в центре. Лучше не надо.

Мне почудилось или его губы и вправду дрогнули, точно Никита собирался заплакать? Я даже замолчала от неожиданности. Только он не расплакался, а произнес довольно сухо:

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Разве я могу жениться?

– А почему нет? – не поняла я. – Ты опять из-за своего глаза, что ли?! Да ну, бред… Это же вообще незаметно! Если б ты мне сам не сказал, я в жизни не догадалась бы.

– Не в этом дело. – На меня он не смотрел, перекладывал карточки с изображением смешных монстров.

Мне опять стало не по себе:

– Есть еще что-то?

– Есть, – выдохнул Никита. – Но тебе не нужно об этом знать.

«У него еще какой-то части тела не хватает?!» – в первый момент я ужаснулась этому, но потом меня начал разбирать смех, который во что бы то ни стало нужно было сдержать, иначе Ивашин не простил бы меня до конца дней.

– Ладно, – выдавила я.

Внезапно он так и просиял:

– Так ты согласна? Берешь меня в долю?

– С такими-то миллионами? Спрашиваешь еще!

Никита начал прямо подскакивать, как мячик, и восклицать:

– Сашка, ты не пожалеешь! Мы с тобой лучший собачий приют забабахаем! Вот увидишь!

– Можно и кошкам выделить место.

– Еще бы! Как же без кошек?! О! Как там у нас классно будет!

Мне показалось, что у Никитки сейчас случится сердечный приступ от радости и никакого приюта он не увидит… Кинув в него карточку со Шлепадлом, я рассмеялась:

– Угомонись, а?

Часто, по-собачьи, дыша, он смотрел на меня счастливыми глазами. Точнее, одним, но мне показалось, что и стеклянный светится восторгом.

– А может, мне самому там поселиться? Тогда все деньги будут целы.

– Пусти козла в огород, – проворчала я. – Нет уж! Я не хочу, чтоб у меня там притон получился вместо приюта.

– Ты что подумала?! – возмутился Никита. – У меня и в мыслях не было…

– Ага, конечно!

Он подмигнул:

– Ну, в принципе, я и у тебя могу жить. Ты же тоже одна.

– Нет.

Это прозвучало так жестко, что самой резануло слух. А свечение в его глазах сразу погасло…

– Это мамина комната, – проговорила я через силу. – И она останется маминой. Даже Артур ни разу там не ночевал.

Опустив голову, Никита бросил кубик, но тут же накрыл его ладонью.

– А где он спит?

– Ну не со мной же! – огрызнулась я. – В гостиной на софе.

Он улыбнулся:

– Так вы с ним не…

– С ума сошел?! Логов мне как отец. И я ему как дочь. Усвой уже это раз и навсегда.

Его улыбка стала еще шире:

– Хорошо, хорошо! Как скажешь. Я просто подумал: вдруг в Крыму что-нибудь… изменилось…

– Ничего не изменилось. И никогда не изменится.

– Супер!

Я видела, как его отпустило, только не понимала почему? Его-то как это касается? Почему людям так нравится лезть не в свое дело?

– Кстати об Артуре, – вспомнила я. – Забыла ему еще кое-что рассказать…

– По этому делу?

– Я залезла на один форум – там общаются родственники пси… Пациентов психиатрической больницы.

Никита показал головой на окно:

– Той, что за тем парком?

– Той самой. Она нас заинтересовала потому, что из ее окон просматривается та детская площадка с кораблем. Вдруг это им посыл предназначался?

– Скальп? – Никита присвистнул. – Хороша больница…

– Так вот, я задала в чате вопросик…

– И какой же? – заинтересовался он. – Не снимают ли с больных скальпы?

– Почти. Я спросила: бреют ли в этой клинике пациенток?

В его голосе прозвучало сомнение:

– Думаешь, в этом причина?

Если бы я могла знать наверняка!

– Надо было сообщить Артуру, что мне ответили…

Никита нетерпеливо заглянул мне в глаза:

– И что же?

Я помедлила:

– Нет. Такого там не делают.

– Это же хорошо?

– Я боюсь, он полез туда… А может, и смысла нет рисковать!

Резко выпрямившись, Ивашин заговорил другим тоном:

– Что значит – полез? Один? Они же с операми прочесывают подвалы. Но в больнице им никто не даст делать обыск без постановления!

– Да уж Логов знает, наверное! – съехидничала я, не удержавшись. – Потому я и опасаюсь, что он проберется туда… нелегально. Но оперативников на такое дело с собой не возьмет. Мало ли… Сдадут еще!

У Никитки округлились глаза и отвис подбородок:

– Ой-ой… Это может плохо кончиться.

– О чем и речь. – Я взяла телефон и скользнула пальцем по имени Артура – в списке номеров он значился первым. – Надеюсь, мы успеем его тормознуть.

Мы замерли в ожидании, держа друг друга взглядами. В такие мгновения я подсознательно выбирала его живой глаз, хотя и не помнила об этом каждую минуту. Почти не дыша, мы ждали гудка в трубке… Но механический голос, который я тотчас возненавидела, радостно сообщил, что абонент находится вне зоны доступа. А где тогда?!

– Ничего не случилось, не придумывай, в подвале просто может не быть связи, – скороговоркой выпалил Никита и начал лихорадочно собирать карточки.

Я вскочила:

– Да брось ты их! Побежали!

Он и вправду швырнул портретики монстров на пол. В ту секунду я уже знала: если с Артуром что-то случилось, я больше не притронусь к «Казазяке» до конца жизни.

Но я не позволила этой мысли задержаться, яростно прогнала прочь, испытав лишь секундный ужас перед кромешным мраком… Никита дернул меня за руку, будто почувствовал, куда я погружаюсь, и не позволил, одним рывком вернул к реальности, в которой нужно было действовать, а не раскачиваться в трансе.

И мы побежали…

* * *

Никита надеялся провести этот вечер по-домашнему – с чаем, настольными играми, болтовней ни о чем. Хотя Саша Каверина не только не была его семьей, но даже возможности такой не допускала, его все равно тянуло остаться с ней наедине. Посидел бы у порога, как приблудный пес, если в дом не пустит…

Она, конечно, не знает, что снится ему. Каким мокрым и обессиленным просыпается он после таких снов, как комкает несвежую простыню, пытаясь смириться с тем, что счастье опять было только иллюзией…

«И не дай бог узнает!» – пугался Никита одной лишь мысли. Прогонит ведь, и больше близко не подойдешь к ней.

Он был ей не нужен. У Саши не возникало желания пленять всех и каждого – подобное он замечал за некоторыми красивыми девчонками. Они коллекционировали покоренные души. Зачем? Никита подозревал, что они и сами не знали этого.

Может, дело было в том, что Сашка не считала себя красивой? Зато ему все труднее было отвести от ее удивительного лица свой единственный глаз. Впервые он увидел ее зареванной, с опухшими глазами и носом – в таких никто не влюбляется! Кроме него… Тогда убили ее маму, и сердце Никиты ныло от жалости к этой девочке, в тот момент еще школьнице, внезапно лишившейся всего мира. Она парила в черном вакууме, не зная, за что схватиться, и ему так хотелось, чтобы именно его рука стала единственной, за которую Саша сможет удержаться.

Но Артур показался ей надежнее… И это ничуть не удивляло Никиту. Он тоже предпочел бы, чтобы в минуту, когда задыхаешься от горя, именно Логов оказался рядом. Умный, надежный, спокойный. Чертовски обаятельный! Думая о нем, Никита не мог удержать вздох: ему самому таким в жизни не стать… И уж совсем не верилось, что в мире есть другая девушка, на которую ему так же захочется просто смотреть часами, хотя при этом трудно, почти невозможно дышать… О какой женитьбе вообще можно вести речь?

Когда Артур увез ее в Крым, той же ночью Никита чуть не вышагнул из окна – до того нестерпимо жгли его ревность и тоска. До их отъезда он и не подозревал, до чего влюблен в Сашку, вообще не задумывался об этом. Она была рядом, и Никита дышал одним с нею воздухом. Этого хватало. Она уехала, и он начал задыхаться…

Разве он хоть отдаленно мог сравниться с Артуром Логовым, с которым она была рядом в эти минуты, и, конечно, даже не вспоминала о Пирате? Так ведь они прозвали его. Никита знал и ничуть не обижался. «Пират» звучало не так уж и плохо. Не придурок же, не холуй… Но какое бы грандиозное прозвище они ни придумали ему, одно имя – Артур – все равно звучало лучше. За ним тянулся целый шлейф романтичных рыцарских легенд и сиял ореол благородного героизма.

Никита родился совсем другим – не настолько умным, не сказать, что сильным, не таким везучим. Хотя о каком везении можно вести речь, если Логов потерял родителей так же, как и он сам? Как и Сашка… Вот уж подобралась троица сирот!

Никита не мог злиться на своего босса, даже понимая, что этот человек отобрал у него жизнь, которую он почуял в Сашке… Увез к синему морю. А что он сам для нее сделал? Они даже не разговаривали толком, наверняка она даже не вспоминает о нем, вытянувшись рядом с Артуром на солнечном евпаторийском песке. И надеяться не на что…

А какой смысл жить без малейшей надежды?

Но когда, покачиваясь от слабости и безнадеги, Никита забрался на подоконник и увидел родной двор на проспекте Мира с высоты седьмого этажа, его слуха коснулся слабый голос деда. Волной стыда и ужаса его чуть не опрокинуло на спину: «Я мог бросить его?!» И старый полковник угасал бы от голода и горя, зная, что внук оказался слабаком… Разве он заслужил такую смерть?

– Я здесь, дед, – прошептал он, в одних носках добежав до его постели, с которой старик уже не поднимался.

– Помоги… Сесть…