18
На грани паранойи

После записи Black Sabbath мы сразу же приступили к сочинению песен для второго альбома. Некоторые из них были написаны во время тура по Европе – к примеру, «War Pigs». Когда мы играли в том жутком месте в Цюрихе, много джемовали, тогда и появилась основная идея. Позже, на репетициях, мы превратили ее в песню. Мы сочиняли везде, где репетировали, компануя идеи и мелодии. Часть подготовительной работы к Paranoid мы проделали в Монмуте, Уэльс, потому что захотелось куда-нибудь уехать и отгородиться от всего. Мы были там одной из первых команд после Дэйва Эдмундса. В других местах приходилось репетировать, а потом расходиться по домам, а там мы могли быть все время вместе.

Запись альбома Paranoid протекала достаточно быстро. Мы вернулись в студию Regent Sound, где снова работали с Роджером Бейном. На этот раз ушло не более трех-четырех дней, ненамного больше, чем на первую пластинку. Из-за того, что за несколько дней до этого мы попали в драку, я записывался с огромным фингалом под глазом. Это было время модников и рокеров, и мы выступали на приморском курорте. Мы закончили выступление, и Гизер вышел, чтобы сделать телефонный звонок. Вскоре он второпях вернулся с возгласами: «Вашу ж мать, за мной увязалась куча скинхедов, и они ждут нас снаружи».

Мы вышли взглянуть, что там творится, и дело было серьезное. Оззи схватил молоток, а я спросил:

– Кто из них до тебя доебался, Гизер?

Он указал на чувака:

– Вот этот!

Я подошел и врезал этому парню, а потом они все посыпались из ниоткуда. Полный хаос, но во время драки не до разборок. Какой-то чувак схватил меня за шею, и я проорал: «Оззи, тресни-ка его молотком!»

Оззи вмазал ему в момент, когда тот выпрыгивал у меня из-за спины, зарядил ему с плеча чертовым молотком прямо по морде. Жестко было. Они носили ботинки с металлическим мысом и били нас прямо по мордасам. Удалось свалить оттуда, но досталось нам прилично.

Рон Вудворд, мой давний сосед, игравший на басу, привез нас на концерт, так как только что приобрел новую тачку. Мы запрыгнули к нему в машину с криками: «Газуй отсюда к хуям собачьим!»

Но он двигался, как слизняк под валиумом, а мы орали как резаные, с фингалом под глазом, всюду кровища: «Педаль в пол! Жми, жми!!!»

Скинхеды с дубинками в руках ломились вниз с холма, пытаясь нас перехватить, а Рон медленно тронулся с места. Он, оказывается, боялся гонять на новой машине. Мы все-таки смылись, но это длилось целую вечность, так как он плелся, как черепаха. Наконец я добрался домой, зашел внутрь, мама была в спальне.

– Как прошел концерт?

Я приоткрыл дверь.

– А, замечательно!

В плане текстов Paranoid имел политическую окраску – по крайней мере, это касалось «War Pigs». Это не негативная реакция на якобы «оккультный» первый альбом, потому что мы ни разу не пожалели о том, что сделали. Просто так получилось. Но не весь же Black Sabbath был, так скажем, за неимением более подходящего слова, оккультным, и не весь Paranoid – политическим. «War Pigs» вообще-то начиналась с длинной композиции под названием «Walpurgis», и можно предположить, что песня о сверхъестественном. Дело не в этом. Может, это было лишь рабочее название, с еще не написанной лирикой. Не знаю, почему Гизер переделал ее из «Walpurgis» в «War Pigs». За лирику в группе, безусловно, отвечал он. Мне всегда нравилось, что у него получалось, поэтому я его не донимал вопросами.

Роджер Бейн и Том Аллом ускорили концовку «War Pigs». Когда мы впервые услышали этот вариант, нам показалось странным их решение, но мы тогда не имели права голоса.

Мы курили много дряни, поэтому кое-что из лирики может восприниматься немного необычно. Как в песне «Iron Man» («Железный человек»), которая получилась из прикола об ожившем роботе. Предполагаю, там были очень серьезные мысли о том, что кто-то не может выбраться из этого тела, этой штуковины. И взгляните на «Fairies Wear Boots». Что за слова! Но никто не придирался, и все принимали это как данность.

После того как мы записали все треки, Роджер сказал:

– Этого недостаточно. Можете придумать еще одну песню? Простой коротенький трек?

– А? Ну да, наверное.

Остальные ушли на обед, и я стал играть: ДадаДадаДадаДада ДадаДадаДадаДада дудудудудудудуду дудудудудудудуду Дадада: «Paranoid». Когда все вернулись, я сыграл им рифф, и он им понравился. Гизер придумал текст – не помню, помогал ему Оззи или нет. Когда мы начинали играть новую песню, Оззи импровизировал и пел, что взбредет в голову, «лечу из окна» или что попало, и, наверное, он даже не понимал, что поет. А Гизер вдруг говорил: «О, а вот это я, пожалуй, использую!»

Гизер работал над текстами до того, как мы начинали записываться, а в некоторых случаях даже в студии. От Оззи требовалось потом это точно воспроизвести. Он придумывал мелодию, чаще всего следуя за риффом. Не знаю, каким образом Гизер выдумывал слова для «Paranoid», но у него было достаточно богатое воображение. Он мог немного посидеть, слушая музыку, а иногда просил тишины. Он записывал строки, потом некоторые вычеркивал и заменял другими. Затем отдавал Оззи, и, естественно, Оззи спрашивал: «Это как, блядь, вообще понимать, Гиз?»

«Параноик». Сомневаюсь, что мы в то время понимали, что это за слово. Мы с Оззи ходили в одну и ту же паршивую школу, где уж точно ничего подобного не слышали. Мы знали, что означает «блядь» и «отъебись», но что такое «параноик»? Поэтому мы и оставляли все это Гизеру, так как считали его более образованным.

Все треки длились пять с половиной минут. Мы никогда не играли трехминутных песен, так что «Paranoid» была чисто для того, чтобы заполнить место на пластинке.

Мы никак не думали, что это будет хит. Из всего нашего материала ее всегда отбирали для сборников, использовали в телепередачах и фильмах. Я сочинил ее от силы минуты за четыре. В основе простая, цепляющая тема, и именно это, похоже, так всех и притягивает. Благодаря «Paranoid» мы даже попали в передачу Top of The Pops. Мы очень нервничали, потому что по меркам Британии появиться в этом шоу было весьма престижно. Наверное, громче нас у них еще никого не было. Атмосфера мне вообще не понравилась, ох уж эти людишки из Би-би-си, которые диктуют тебе, что делать и как себя вести. Ситуация накалилась, когда я сказал:

– Перестаньте светить на меня прожектором! Он сводит меня с ума!

– Мы не можем его вырубить.

– Ну тогда вообще уберите его!

И конечно же, я играл в полной темноте. Больше мы там не появлялись. В любом случае наша группа была не создана для Top of The Pops.

Если альбом Black Sabbath вызвал разногласия из-за перевернутого креста во внутреннем конверте, то на Paranoid было сделано все, чтобы переплюнуть дебютник. Поначалу мы собирались назвать пластинку War Pigs, и даже была обложка с чуваком со щитом и мечом: «Свиньи войны». Но такое название не пропустили, изменив на Paranoid. Мы спросили: «А как это связано с обложкой?!»

Что-либо менять было уже поздно, потому что срочно нужно было определиться с названием.

– Нет, мы не можем использовать War Pigs. Как же мы его назовем?

– Будет Paranoid!

На том и порешили.

19
Sabbath, Zeppelin и Purple

Джон Бонэм и Роберт Плант родились в Бирмингеме. Мы с Биллом, когда играли в группе The Rest, часто выступали вместе с Бонэмом. Он был в одной команде, а мы – в другой, но выступали мы в одних и тех же клубах. А Гизер в то время знал Роберта Планта лучше, чем я. Как-то раз мы с Гизером отправились в магазин и случайно встретили там Джона с Робертом. Они сказали:

– У нас новая группа, мы вместе с Джимми Пейджем.

– О, круто!

Лично с Джимми Пейджем мы знакомы не были, но знали его по The Yardbirds, так что были за них рады.

Дебютный альбом Led Zeppelin мне понравился. Их тяжесть шла от мощной игры Бонэма на барабанах. Пейдж выдавал классные риффы, но у него не было тяжелого звука; его звучание было своеобразным. И в комбинации это звучало превосходно. У нас, однако, был другой подход: все дело было в риффе, тяжело звучащей гитаре. Там, где Zeppelin опирались на громоподобные барабаны, у нас была стена звука из жирной гитары и баса.

Билл Уорд как-то сказал, что в то время мы решили превзойти Zeppelin по тяжести. Я этого не помню, но могло быть и так. Так бы любой сделал. Но в действительности же никакого лютого соперничества между Sabbath и Zeppelin не было. Все мы родом из Бирмингема, из одной банды, если угодно, так что мы всегда желали им всего наилучшего, и, уверен, они нам тоже.

Сейчас все свободно общаются с музыкантами из других групп, но тогда так было не принято. Мы общались с ребятами из Led Zeppelin, потому что дружили с Бонэмом и Плантом. Между группами из Лондона и Бирмингема, Мидлендса^[16], всегда существовала некоторая неприязнь. Лондонские музыканты считали себя круче нас. Свысока смотрели на тех, кто из Мидлендса, а мы, в свою очередь, считали лондонцев снобами. По этой причине была конкуренция и соперничество, и группы пытались уделать друг друга. Были Zeppelin, Sabbath и Purple, но соперничество было только с Deep Purple, во всяком случае, чуть позже уж точно, когда Paranoid попал в хит-парады, а у них вышел сингл «Black Night». Именно когда оба коллектива взбирались по хит-парадам, мы чувствовали настоящее противостояние.

Мы настолько дружили с Led Zeppelin, что они даже хотели перетащить нас на свой лейбл, Swansong. Не знаю, почему этого так и не произошло. Может быть, мы не смогли разорвать контракт с Warner и Phonogram, так как они подписали нас на веки вечные. Мы бы с радостью согласились и на то, чтобы нашим менеджером стал Питер Грант, но это было невозможно. Думаю, он занимался только Led Zeppelin, а позже, конечно, и Bad Company, с лейбла Swansong. Раньше было мало менеджеров, работавших с большим количеством коллективов. Был один менеджер на группу. У нас был Патрик Миэн, и больше он никем не занимался – по крайней мере, поначалу.

Ребята из Led Zeppelin приходили к нам во время записи Sabbath Bloody Sabbath, и мы джемовали вместе. Бонэм хотел сыграть одну из наших песен, думаю, это была «Sabbra Cadabra», но мы сказали: «Не, мы уже играем наши песни. Давайте просто устроим джем и поиграем что-то еще».

Не знаю, остались ли какие-то записи. Это было бы нечто особенное: Black Zeppelin. Это единственный раз, когда две группы играли вместе. Да, Джон джемовал с нами в годы становления, но Биллу не нравилось, что Джон играет на его установке. Это была его гордость и отрада, а Бонэм всегда ему что-нибудь ломал.

– О, Билл, дай поиграть…

– Не, что-нибудь сломаешь.

– Ну дай попробовать, Билл.

– Ни фига!

Они были сумасшедшими, серьезно.

Мы до сих пор дружим с Zeppelin, даже несмотря на то, что Бонэм сильно обидел Ронни, когда в мае 1980 года пришел к нам на концерт в «Хаммерсмите». Джон стоял сбоку сцены, веселился, попивал «Гиннесс», надираясь все больше и больше, пока продолжалось выступление. Мы сошли со сцены, и он ляпнул: «Для ебаного карлика у него потрясающий голос!»

Естественно, Ронни услышал. Бонэм на самом деле комплимент хотел сделать, но вышло наоборот. Ронни повернулся к Джону и выпалил: «Охуел, уебок сраный?!»

Чуть до драки не дошло. Схватка была бы неравной, поскольку Джон был тем еще хулиганом. Так что я ему сказал:

– Слушай, прекрати, пожалуйста.

Он начал:

– Да что с ним такое?!

– Ну, ему не очень нравятся подобные эпитеты. Просто возвращайся в отель, позже увидимся. Сейчас не самое подходящее время.

Он ушел, но, черт возьми, все могло закончиться куда хуже.

Пейджи тоже наш хороший друг. Пару лет назад ему захотелось посмотреть наше выступление на фестивале Fields of Rock в Голландии, и он полетел с нами. Мы зависли, он посмотрел концерт, мы вместе заценили выступление Rammstein и улетели обратно. С тех пор мы с Пейджи виделись неоднократно.