После завтрака мы снова приступаем к зубрёжке английского. Собираемся по привычке в гостиной и, обложившись книгами и словарями, старательно делаем вид, что думаем об учёбе. Впрочем, под строгим надзором отца, который под благовидным предлогом решает оставить открытой дверь в свой кабинет, мы с Савой и правда весьма быстро погружаемся в рабочую атмосферу. Стараюсь лишний раз не смотреть на Ветрова, да и сижу от него на пионерском расстоянии. И пусть с губ слетают правила чтения и монотонные исправления, все мои мысли, так или иначе, вертятся вокруг нашего вчерашнего поцелуя, который сейчас, при свете дня, кажется обрывком нереального сна.

– Согласись, Нана, я стал читать значительно лучше! – справившись на твёрдую тройку с очередным куском текста, слишком громко, видимо, чтобы порадовать приёмного папочку, произносит Сава.

– Не знаю, – ворчу под нос, подбирая для Ветрова новое упражнение. – Вот, попробуй этот отрывок теперь.

Парень послушно приступает к чтению и на удивление почти не коверкает слова. Единственное, продолжает звучать на повышенных тонах.

– Сава, я не глухая! – фыркаю между строк, но остаюсь неуслышанной.

И лишь минут через десять начинаю понимать, чего добивался Ветров. Зажав мобильный между ухом и плечом, отец с утомлённым видом закрывает дверь в кабинет, оставляя нас с Савой наедине. Снова.

Ветров старательно дочитывает очередной абзац и внезапно смолкает.

– Скучно! – признаётся шёпотом.

– Если устал, давай сделаем перерыв.

– Я не устал. Мне скучно. Не хватает стимула, что ли.

– Пятёрка по английскому – лучший стимул.

– Серьёзно? – хохочет парень.

– Что?

– Ты серьёзно считаешь, что «отлично» в дневнике способно сделать кого-то счастливым?

– Делать тебя счастливым не входит в мои обязанности! – чеканю, тыкая карандашом по абзацу, на котором прервал чтение нерадивый ученик.

– Не входит! – соглашается Ветров и захлопывает учебник вместе с моей импровизированной указкой. – Но ты уже сделала.

– Сава! – только и могу пропищать, ошарашенно взирая на парня.

– Тшш! – он игриво прикладывает указательный палец к губам, тем самым, мысли о которых гоню прочь целый день. – Нана, я всю ночь не спал – думал, веришь?

– Нет! – язвительно отвечаю. – Как показывает практика, думать ты не умеешь!

– Мы неверно начали, Нана! – игнорирует моё замечание Ветров. – С упрёков, лжи, ненужных обид. А зачем? Можно, я буду честен? Ты мне нравишься. Очень. С того самого дня, как решила похитить божьих коровок из коробка.

Сава взлохмачивает волосы на голове и встаёт. Правда, тут же садится обратно. Видно, что он волнуется, а слова даются с трудом. И всё же он продолжает:

– В том тёмном гостиничном чулане я тебя тоже сразу узнал, а вчера обманул, сказав, что у меня есть девушка. Просто поддержал твою игру. У меня никого нет, Нана. Вообще никого.

Это его «никого» острым лезвием проходится по натянутым нервам. Сама не понимаю, как из заклятых врагов мы вдруг стали настолько близкими, что второй день доверяем друг другу самое сокровенное.

– Не смотри так! – Сава ловит мой вопрошающий взгляд и криво, правым уголком губ улыбается. – К одиночеству привыкаешь, как и к ощущению собственной ненужности.

Он на мгновение прикрывает глаза и задирает голову к потолку. А я всё так же продолжаю смотреть на него, окончательно запутавшись в своих чувствах. Ещё несколько дней назад Ветров был мне противен и омерзителен, а сейчас я едва удерживаю себя на месте, чтобы не подбежать к нему и не обнять. Глупо, конечно, но мне до зуда в ладонях хочется взять его за руку и прошептать, что он не один.

– А вообще, – Сава резко открывает глаза и наклоняется ко мне, – не об этом я хотел поговорить! Я извиниться должен за вчерашнее. Не сдержался. Прости!

– Всё нормально, – скованно шевелю губами в ответ. – Это же просто игра. Я всё понимаю.

– И-Г-Р-А, – повторяет по буквам Ветров и, закусив нижнюю губу, всё же встаёт на ноги. – Пусть так, Нана. Пусть будет, как ты хочешь.

Он улыбается своим каким-то мыслям, а потом хватает тетрадь и молча идёт к себе.

– Ветров, вернись! Мы не закончили!

– Завтра, Нана! – бросает он на ходу. – Завтра!

Всю следующую неделю я провожу на больничном и каждый день живу от английского до английского. Как ревнивая жена, караулю Ветрова из школы и тут же стучусь в его комнату с учебниками под мышкой. Впрочем, наши уроки становятся обоюдными: пока Сава копается в словаре, я покоряю законы физики и ломаю голову над задачками по геометрии. А когда сил на учёбу не остаётся, мы залазим с ногами на диван и, укрывшись мягким пледом, говорим…

В комнате пять на пять метров я с лёгкостью забываю, что между нами огромная про́пасть, и просто наслаждаюсь каждым мгновением. Мы смеёмся, обсуждая школьные новости, и мечтаем о будущем. Я делюсь с Савой самым сокровенным, а он раскрывает свои секреты. Мы спускаемся к ужину, когда мама, изрядно устав нас звать, начинает повышать голос. А после снова сидим до темноты в комнате Ветрова и, закинув учебники в дальний угол, увлечённо болтаем обо всём на свете. Кроме нас…

Наши отношения – хрупкий лёд. Как бы хорошо и уютно нам ни было вместе, мы оба подсознательно боимся, что всё рухнет, стоит только заговорить о нас. Мы не вспоминаем о нашем случайном поцелуе, но уверена, оба мечтаем, чтобы он повторился. Я не слепая – вижу, как Сава смотрит на меня, да и сама медленно схожу с ума от переполняющих сердце совершенно новых и незнакомых доселе эмоций. И в то же время в воздухе витает нечто, способное на раз-два разрушить всё.

У каждого из нас есть свой якорь. Мой – я сама! А ещё Булатов… Прыгать в новые отношения, не поставив точку в старых, – неправильно. Но как завершить то, что началось против моей воли, не имею ни малейшего представления.

 Несколько раз я пыталась заговорить с Савой о Тохе, рассказать почему я с ним, признаться, что никакая мы не пара, но в последний момент замолкала на полуслове или трусливо меняла тему. Это в небольшой комнате, вдали от чужих глаз, я могу быть собой и честно говорить о своей симпатии к Ветрову, но что будет там, в школе? Я не готова противостоять одноклассникам, их насмешкам и нападкам. Я до жути боюсь, что отвергнутый мной Булатов раскроет рот и разболтает постыдную тайну Ветрова, да и обо мне пустит грязные слухи, от которых в жизнь не отмоешься. И самое страшное: Сава первым же разочаруется во мне.

– Марьяна! Дочка! – отец убавляет громкость автомагнитолы и оборачивается в мою сторону. – Приехали! Опоздаешь!

– Прости, задумалась! – впопыхах хватаю рюкзак и выпрыгиваю из отцовского седана.

Мой первый учебный день с самого утра идёт наперекосяк. Сначала я не услышала будильник и чуть не проспала. Потом, пока чистила зубы, упустила из виду Ветрова, умчавшегося спозаранку на тренировку. А сейчас не глядя выпрыгнула прямо в лужу, омерзительно забрызгав тонкий капрон колготок.

– А-а-а! Свиридова! Марьяна!– не успеваю отчистить грязь, как со всех сторон меня окружают девчонки во главе со Смирновой. Это она, болтушка, растрезвонила остальным, что меня выписали, и сейчас с улыбкой от уха до уха наблюдает, как Вита сжимает меня в своих массивных объятиях.

– Марьяш, ты точно болела? – скрупулёзно осматривает меня с ног до головы Лиза. – Выглядишь, будто с курорта вернулась, а не антибиотики неделю ела.

– Ага! Посвежела, похорошела, – мурлычет ей в такт Маша Зотова.

– А глазки-то как блестят! – подзуживает Вита, наконец выпустив меня из кольца рук. – Девочки, это любовь!

– Не выдумывайте! – моментально смущаюсь под напором подруг. – Это просто полноценный сон и отсутствие уроков!

– Тоже верно! Может, и мне с каким-нибудь ОРЗ на недельку слинять с учёбы, – вздыхает Маша, а Злата подхватывает меня под локоть и тащит к входу в лицей:

– Пошлите скорее! Звонок через десять минут!

Под несмолкаемые разговоры и смех минуем школьный двор и сдаём одежду в гардероб.

– Я вас догоню, девочки! – кричу возле лестницы, сворачивая к туалету, чтобы очистить заляпанные колготки, но пока вожусь с грязью, раздаётся звонок.

Как оголтелая несусь на второй этаж и с пеной у рта врываюсь в кабинет физики: я обещала отцу взяться за ум и больше не опаздывать. Каково же моё удивление, когда замечаю, что учитель и сам немного задерживается. Выдыхаю, поправляя рюкзак на плече, и с улыбкой машу одноклассникам, которые заметно оживляются при виде меня. Взглядом скольжу по ребятам, про себя отмечая, что соскучилась, а потом замираю, наткнувшись на хитрющую улыбку Ветрова. Он, как обычно, сидит на галёрке, но сегодня не выглядит потерянным. Напротив, немного взъерошенный и невыспавшийся, он кажется счастливым и уверенным в себе. На столе замечаю раскрытый учебник и тетради, а в глазах парня – азартный огонёк. Сава запускает пятерню в волосы и кивает мне, наивно полагая, что я сяду рядом. И видит Бог, моё сердце рвётся к Ветрову, на заднюю парту, но разум вопит, что подобная вольность слишком дорого обойдётся нам обоим. Улыбка моментально слетает с моего лица, а губы беззвучно шепчут «Прости». Каждый шаг в сторону от Ветрова жгучей болью отдаётся в груди, но поступить иначе не могу: выпрямив спину и горделиво задрав нос, я сажусь рядом с Булатовым.

– Ну наконец-то, детка, – небрежно бросает тот, придвинувшись максимально близко, и сухо чмокает меня в щеку. – Я скучал.

В нос бьёт резкий, совершенно чужой аромат туалетной воды и жевательной резинки. Тоха бесцеремонно закидывает тяжеленную ручищу мне на плечо, а кончиком носа скользит по щеке, всем и каждому давая понять, что мы вместе. Мне бы скинуть его руку, честно послать лесом и, собрав вещи, пересесть к Ветрову, но я боюсь.

– Чего выражение лица такое кислое, а? – с насмешкой шепчет на ухо Булатов. – Неужели не соскучилась?

Стиснув зубы, мотаю головой, но ответить как следует, не успеваю: с испариной на лбу в кабинет влетает учитель физики и сразу начинает урок.

Пытаюсь вникнуть в слова Дмитрия Венедиктовича о проводниках, но все мои мысли занимает парень с задней парты. Я больше не стыжусь его – только себя! Боюсь оглянуться: чувствую, что Ветрову, как и мне, в эту минуту не до законов физики – в нашем случае они просто не работают. Вон как горит спина от его разочарованного взгляда!

Время, как назло, тянется мучительно медленно, с каждой новой секундой все больше убеждая меня в совершенной ошибке. Понимаю, что подвела Саву, обманула, предала, а ещё, что хочу всё исправить. Мне противно сидеть рядом с Булатовым, тошно дышать с ним одним воздухом, но больше всего меня воротит от самой себя, своей слабости и трусости. Безжалостно грызу простой карандаш, мысленно представляя, как отважно на перемене пошлю угрозы Тохи к чёрту. Гори они всё синим пламенем: на следующем уроке я сяду к Ветрову и будь что будет! Но в который раз судьба безразлично смеётся мне в лицо.

  Со звонком вскакиваю, как ошпаренная, и наспех скидываю вещи в рюкзак. Заправляю волосы за ухо, одёргиваю короткую юбку и, затаив дыхание, оборачиваюсь к Саве: понимаю, что должна ему всё объяснить здесь и сейчас.

– Не расходимся, пацаны! – горланит Владик Осин, форвард нашей сборной по баскетболу и по совместительству правая рука Булатова. – Все помнят, что сегодня игра с сорок шестой гимназией?

Влад, как специально, встаёт в проходе между рядами, мешая мне приблизиться к Ветрову.

– Тот факт, что победа будет за нами, сомнений ни у кого, надеюсь, не вызывает? – хохочет он и бесцеремонно наваливается пятой точкой на соседнюю парту, ногами, как шлагбаумами, перекрывая мне дорогу. – Ну а после игры по традиции собираемся у меня.

– Замётано, – бурчит Симонов и с важным видом садится напротив Влада.

– Тоха, ты в теме?

Осин кивает в нашу сторону, привлекая внимание всех ребят к нам.