Н-да, дела… Одно хорошо: учится Мира не в нашей школе, да и во дворе пока никого не знает, а значит, здесь серьёзных утечек информации быть не должно. А вот матери она всё расскажет, проси-не проси. А та наверняка захочет поблагодарить за спасение дочери, и хорошо, если только меня – а вдруг и моих родителей тоже? Придётся объясняться. Лучше будет даже самому спровоцировать объяснение – прямо сейчас, по горячим следам. Довести девочку до двери, сдать с рук на руки, а на неизбежный вопрос: «что с вами стряслось?» рассказать… хотя бы часть правды. Что решил проводить Миру, что шли мимо гаражей, и тут те двое с ножами. Труба? Она попалась под руку случайно, стояла возле стенки гаража, а что Мира не заметила, как я её подобрал – так перепугана была, неудивительно… Что труба была залита свинцом и вообще тщательно изготовлена для этой схватки, Мира не знает и знать не может. Как я прятал нож в промоине, не видела, потому как была занята, рыдала – так что объяснение может и прокатить. Но тут возможны варианты: скажем, в виде сослуживцев отца, которым мать девочки решит рассказать о происшествии. Откуда мне знать – а вдруг они перебрались с прежнего места жительства, чтобы оказаться подальше от недругов погибшего майора, и как раз на подобный случай имеются договоренности? Но в любом случае, вдова милицейского опера должна понимать некоторые вещи, непонятные обычным перепуганным мамашам, и на определённое понимание с её стороны я рассчитывать, пожалуй, могу. Во всяком случае, что бы и кому она не рассказала – можно надеяться, что она хотя бы задумается, чтобы не подставить спасителя дочери.

…И всё равно, влип ты Лёха Монахов по самое не балуйся. Вот уж действительно: ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Зато – каким огненным взглядом одарила меня на прощанье, закрывая за мной дверь, черноглазая девочка Мира!

Только придя домой, поужинав и растянувшись на кровати, я вдруг зашёлся нервным хихиканьем. Получается, что я уверенной поступью шагаю по накатанной колее попаданца! Вот и маньяка изничтожил… ну хорошо, пусть не маньяка, пусть не совсем изничтожил, но факт-то имел место?

Но Высоцкого я перепевать не буду, не дождётесь! Он тут и сам неплохо справляется.

VI

Коридор – на самом деле, облицованная дюралевыми панелями труба с плоским полом – слегка изгибалась вверх, словно она была частью гигантского, поставленного на ребро колеса. Справа и слева труба тянулась шагов на двадцать, и Дима Ветров прикинул, что если подняться к самому её концу, перекрытому заглушкой-люком с жёлто-коричневыми полосами и броской надписью «аварийная переборка», сделанной на русском и английском языках – то стоять придётся, словно на горке, держась за выступающие из стен поручни. Нечто подобное можно увидеть в замечательном американском фильме "Космическая одиссея 2001 года", когда в кадре появляются внутренности кольцевых вращающихся отсеков космолёта "Дискавери". Дима как раз недавно пересматривал этот фильм – в Артеке, во время "космической смены", вместе со своими подопечными из шестого отряда. Сейчас четверо из них стояли рядом и впитывали каждое слово "экскурсовода".

… А ведь их могло быть пятеро. Эх, Лёха, каким же местом ты думал…

– Это макет участка главного коридора станции «Остров-1» – говорил инструктор. «Юниоры» прилежно внимали и уважительно озирались. Особенно внимательно приглядывалась к окружающему Лида Травкина, и во взгляде её то и дело проскакивало недоумение.

– Изгиб здесь всего на двадцать процентов меньше реального – и тем не менее, работать лучше в центральной части макета, не приближаясь к люкам. При необходимости можно привести макет в действие, и тогда он начнёт вращаться, имитируя вращение станции. Коридор, таким образом, сместится, а когда люк-переборка окажется в нижней части, автоматика разблокирует замок, и вы сможете перейти в другую секцию. Одновременно на макете могут заниматься до десяти человек, однако части всё равно придётся работать в наклонных участках секций, что, безусловно, доставляет некоторые неудобства. Разработчики макета решили, что с этим придётся смириться – гораздо важнее создать условия, при которых наши подопечные смогут хотя бы в некоторой степени освоиться с внутренним устройством станции. Сейчас вы сами всё увидите. Только возьмитесь вон за те поручни – случается, новички от неожиданности падают. Это не страшно, пол покрыт мягким пластиком, но всё равно – не хотелось бы.

«Юниоры», а за ним и Дима, послушно ухватились за идущие вдоль коридора поручни. Инструктор сказал что-то в висящую на плече рацию-переговорник. Где-то над головой заскрипело, зашуршало, залязгало – и труба задвигалась вместе с гигантским «бубликом», частью которой она и была. Дима знал, что произойдёт, а вот его юные спутники зашумели, засмеялись, крепко вцепившись в поручни.

– Теперь попробуйте разжать руки и медленно идите по коридору навстречу вращению – поучал инструктор. – И старайтесь всё время оставаться в нижней точке, так будет легче привыкнуть. Сейчас мы установили максимальную скорость вращения – обычно она втрое ниже, наши обучающиеся быстро привыкают и вскоре вообще перестают что-то замечать.

– Справа – это двери кают? – спросил Середа.

– Да. Каюты и прочие обитаемые помещения идут по правой по отношению к направлению вращения стороне станции. По левой – склады, баки со сжатыми и сжиженными газами, причалы, механизмы и компоненты систем жизнеобеспечения.

– А там? – Середа ткнул пальцем в потолок. – Там – «батут»?

– Совершенно верно. – инструктор одобрительно кивнул. – Вижу, вы успели ознакомиться со схемами станции. По внутренней стороне жилого «бублика» будет смонтирована установка «космического батута», причём её изначально настроят на приём грузов с Земли. Они – грузовые контейнеры, пассажирские модули, многоразовые возвращаемые корабли и прочие объекты – будут проходить сквозь «горизонт событий», по инерции отдаляться от станции примерно на сто пятьдесят-двести метров, после чего их будут подхватывать буксиры-«пауки» и вести на швартовку. Всё это вы подробно изучите, когда придёт время, а сейчас перейдём к осмотру внутренних помещений.

Он подошёл к двери – на самом деле, люку с закруглёнными углами и высоким, сантиметров пятнадцать, комингсом – и нажал кнопку на панели, вмонтированной в стену. Люк послушно втянулся в стену.

– Этот люк ведёт в одну из жилых кают. Открывается он, как вы видите, с помощью пневмоэлектрического привода, но при необходимости это можно сделать и вручную, для служить вот эта рукоять…

Повторным нажатием кнопки он закрыл каюту, показал «юниорам» утопленную в металл ручку и снова открыл – е вручную.

– Такие люки обеспечивают полную герметичность. При возникновении аварийной ситуации, например, при нарушении герметичности главного коридора, люк автоматически задраивается, блокируется, превращая каюту в своего рода капсулу выживания.

– «Survival unit». – прошептал Шарль. – Американский термин.

– Да, мы позаимствовали его у наших зарубежных коллег. – согласился инструктор, расслышавший слова француза – В каюте есть всё необходимое для выживания в течение пяти суток – воздух, устройства для поглощения СО2, вода, продовольствие. Кроме того, имеются два аварийных скафандра – они не предназначены для выхода в открытый космос и работы за пределами станции, однако при необходимости в них можно находиться в разгерметезированных помещениях станции. По сути, это лёгкие гермокостюмы с аккумуляторными батареями и дыхательным аппаратом – ни с устройства подогрева, ни системы удаления отходов жизнедеятельности, ни защитного слоя, препятствующего проникновению радиации, ни нормальной системы связи в нём нет.

– То есть в таком скафандре нельзя ни с кем связаться? – удивилась Лида Травкина. – Но как же так? Если случится авария…

– Связаться можно, но лишь в пределах прямой видимости. – торопливо пояснил Дима. Он уже познакомился со всеми чудесами «Колеса», как называли макет сотрудники Центра Подготовки. – Каждый аварийный скафандр оборудован двумя кабелями для подключения к интеркому. С их помощью можно установить с любым отсеком станции – если, конечно, связь функционирует. Когда мы будем осматривать аварийные скафандры, я покажу, как это делается. Позже все вы пройдёте обучение их использованию и сдадите соответствующие нормативы. Полное название: АКЛ-3, «Аварийный Костюм, Лёгкий, третья модель «Скворец», прошу запомнить.

– Спасибо хоть не «Костюм аварийный, лёгкий… – хихикнув, шепнул Кащей на ухо Середе. – А то прикинь, команда на занятии: «Всем в КАЛ»!

– А сколько в каюте таких «Скворцов»? – поинтересовалась «Юлька».

– По одному на каждого из обитателей, разумеется. – сухо отозвался инструктор. Он неодобрительно покосился на мальчишек, явно догадываясь, о содержании их шепотков. И ещё один – резервный, на всякий случай. Аварийные костюмы хранятся в рундуках под койками. В этой конкретно каюте их два.

– Значит, жьить в это мьесто будут два люди… человьек. – сделал логичный вывод Шарль. Он волновался, видимо от обилия впечатлений внутри Макета, отчего, как Дима приметил ещё Летом, в Артеке, всегда начинал сбиваться, говоря по-русски. – И так в каждый юнит… каютт?

– В жилой части макета смонтированы только десять кают вместо двухсот восьмидесяти, которые будут в реальности – это не считая нескольких кают-компаний, столовых, тренажёрных залов и прочих мест общего пользования. – ответил инструктор. – Каюты будут четырёх- двух- и одноместные, последние предназначены для высшего руководства станции. Это – двухместная каюта, и сейчас мы с вами ознакомимся с её внутренним устройством. Прошу, проходите, только по одному. Внутри довольно тесно, и все там не поместятся, придётся провести осмотр в два приёма.

И он посторонился, пропуская «юниоров» к люку.

– Может, мне показалось – но почему всё внутри макета станции такое знакомое? Словно…

Девочка осеклась на полуслове и покраснела, спрятав глаза.

Геннадий Борисович, встретивший ребят у выхода, понимающе улыбнулся.

– Нет, Юля, – ты ведь позволишь так тебя называть?

Лида кивнула и покраснела ещё сильнее.

– Так вот, Юля, тебе не показалось. Дело в том, что наши американские коллеги особое значение придают отделке помещений станции, вообще внешнему виду – «дизайну», как они это называют. У них целая исследовательская группа работает, из психологов, художников и специалистов по интерьеру, этих самых «дизайнеров». Так вот, они порекомендовали при разработке внутреннего облика станции взять за основу интерьеры, придуманные художниками-декораторами, работавшими над фильмом «Москва-Кассиопея»! Американцы уверяют, что это почти идеальный вариант, и к тому же, он будет прекрасно смотреться на телеэкранах – ведь репортажи со станции будут транслироваться по всему миру!

– Тогда всё ясно. – сказал Середа. – То-то мне всё время казалось, что я разгуливаю по звездолёту – ну, как в том эпизоде с экскурсией, помните? И коридоры, и переходная секция с трапами на верхний и нижний уровни…

– А в особенности рубка управления. – Юрка-Кащей кивнул, соглашаясь со словами товарища. – Это там, где будет диспетчерская станции. А кресла-ложементы – так прямо из фильма позаимствовали и туда впихнули!

Шарль посмотрел на них с недоумением, потом звучно хлопнул себя по лбу и выстрелил фразу, явственно ругательную.

– Бордэль де мэрд! А я-то угадывать, что есть это! А это ваше кино, про школьники, которые летят к звёзды! «Москва – Кассиопея», уи? Я смотрелль его Париж, в перевод на наш язык, мы с отцом ходильь…

– Не стоило бы так выражаться, особенно при нашей спутнице. – Дима сделал вид, что недовольно нахмурился, он немного понимал экспансивную лексику обитателей прекрасной Франции. – Шарль в ответ обозначил в сторону Лиды-«Юльки» полупоклон, вероятно, выражающий раскаяние. Девочка сдержанно кивнула в ответ, и француз виновато развёл руками – «мол, не хотел, само вырвалось, простите…»

– Об интерьерах спрашивают все, кто приходят сюда впервые. – снова заговорил Геннадий Борисович. – По мне, так ничего удивительного в этом нет, отделку можно выбрать любую, было бы желание. Куда занимательнее сам макет, внутри которого вы только что побывали – это настоящее инженерное чудо, подобного ему нет нигде в мире.

Ребята, закинув голову, рассматривали здание, из которого только что вышли. Плоская бетонная коробка в десять этажей; одна стена сплошняком застеклена, как у московских высоток на проспекте Калинина, другая – глухая, серая, и к ней словно прислонен громадный металлический бублик. Сейчас этот бублик неторопливо вращался, оглашая окрестности металлическим скрипом.