– Которые важнее меня…– Вольне не нравилось, что он может столь запросто отшить, даже не беспокоясь о ее чувствах. – Когда-то ты говорил, что самая главная для тебя забота – это я. И что же это за дела такие важные? Дива да Есений – клуб неразумений?! – кипятилась рифмолюбивая Вольна, которая никак не могла стереть из памяти слова Арви о Диве и Рёрике.

– На мне теперь целое княжество, – князь искал какую-нибудь тряпку, чтоб вытереть лицо. Но повсюду валялись наряды Вольны, которые она примеряла к его приходу и не успела убрать.

– Как ты только справляешься с княжеством, когда не можешь совладать всего с одной девкой?! – не удержалась Вольна. Ее гневило, что Дива привлекла к себе столь много внимания за последние дни. И ладно, если б все ее порицали и бранили. А то вроде даже наоборот, то там то тут слышались одобрительные речи.

– Что ты сказала? – князь поднял голову, бросив грозный взгляд на возлюбленную.

– Ничего, – отмахнулась Вольна.

– Дай поесть, – вытерев лицо, Рёрик устроился на лавке, устало облокотившись на стол.

– Меня это не касается…Но ты зря простил ее, – Вольна принялась собирать стол.

– Не касается тебя, правда, что, – зевнул Рёрик утомленно, но сладко. Он твердо решил, что ничто не должно омрачить ему долгожданного отдыха.

– Теперь все будут знать, что она верховодит тобой, как вздумается, – изящные белые ручки Вольны порывисто раскидывали миски с едой по столешнику. – Ты же князь! А не ребенок!

– Вот-вот…И поучи еще меня тут, – Рёрику все меньше нравилось находиться в этом доме.

– Я забочусь только о тебе, – возмущенная резким ответом, Вольна хотела уже развернуться и уйти, но потом передумала. Она еще не озвучила своей главной мысли. И уходить пока рано. – Ты должен был приструнить ее раз и навсегда. Такая редкая возможность выдалась! Никто б не осудил тебя! Для чего понадобилось это неуместное милосердие? Теперь на тебя, как на князя, падет тень слабости! Ведь ты не можешь усмирить собственную жену! Что подумают остальные князья и все подданные…

– Почему когда я прихожу сюда, то постоянно слышу одно и то же? – перебил Рёрик раздраженно.

– Понеже кроме меня, тебе никто правды не скажет! Все лишь поддакивают тебе, вводя таким образом в заблуждение. Ты не только простил ей все поганые проделки, но еще и превознес до небес перед боярами за ее проклятый храм! – злилась Вольна. – Да к тому же и вернул этого тупого Есения ей! Уж кто-кто, а он на кой нам сдался? Надо его прилюдно высечь, а затем выгнать из города! Или даже казнить за сношения с разбойниками! Он же наследник Гостомысла! Лучше, чтоб его вовсе не было! Неужели ты этого не понимаешь?! Его надо прибить как можно скорее. Тем более есть справедливый повод! – додумалась наконец Вольна.

– Он вляпался по глупости, – Рёрик равнодушно зачерпнул ложкой похлебку, что томилась в его миске. Он так устал за эти дни, так мало спал и ел, что сейчас ему было лень спорить с Вольной.

– Как ты чуток, когда речь идет о них…Есений и Дива…– Вольна смотрела на Рёрика, и ей казалось, что она уже ненавидит его. – Этим двоим бездельникам надо смириться с ценой, которую они заплатят за свои ошибки. Ее, эту щуку, остренький носок, нужно бросить под замок. А людям запретить навещать ее. А он, этот беспутный межеумок…Он заслуживает того, чтоб быть вздернутым вместе с окаянниками в один день! Или, может быть, тебе уже жаль его?

– Мне не жаль…Честно говоря, я про него забыл, – признался князь, который, и правда, особенно не думал о сыне Гостомысла, не тревожась за него и не желая ему особых неприятностей. – Я ж не ты, чтоб помнить про какого-то Есения…

– Ну так я и напоминаю! Необходимо его проучить. Нехай послужит назиданием для всех прочих! – Вольна злилась, вспоминая слова Арви. Вместо того чтоб покарать Есения, по вине которого чуть не уронил лица, князь прощает его. – Значит, ты его не казнишь?

– Нет…

– Тогда прикажи отрубить ему руку, чтоб знал, как якшаться с татями! – не унималась Вольна. – Таким образом мы оградим стол Новгорода от этого человека. Хотя я считаю, что пока сын Гостомысла жив – мы в опасности! И наш сын тоже!

– Ты слишком кровожадна…– Рёрик равнодушно снедал свой ужин. И голос Вольны напоминал ему скрежет саранчи, неумолимо пожирающей хлеб в полях. Точно также, как сейчас она, эта восхитительная с виду женщина, грызет его самого.

– Это я-то кровожадна? – возмутилась Вольна. – Это по твоему желанию убили Гостомысла, единственного защитника твоей щуки и ее глупого братца…– напомнила Вольна. И тут же пожалела, что произнесла слово «твоей». Нет, не надо было так говорить. Надо было сказать «той щуки».

– Вот именно…По моему желанию, – кивнул Рёрик. – И теперь я должен приняться и за его детей, по-твоему?..

– Да что с тобой? Не разумею никак…– недоумевала Вольна. Повсеместно только и делали, что рубили руки да сажали на кол. Все слова Рёрика – лишь отговорка, чтоб сохранить Есения для щуки! Вот, почему так важно, чтоб растяпа-княжич хоть как-то поплатился за свои проступки! – Ты что же, так его и отпустишь с миром? Если ты ничего не сделаешь, то все княжество перестанет тебя почитать!

– Угомонись, – зевнул Рёрик, размышляя о том, как он сейчас уляжется спать в тиши. Да, в тиши. Она задует последнюю свечку, а вместе с ней закроет и свой рот.

– Как я могу угомониться после того, что она сотворила?! Из-за нее чуть не пострадал ты! Да все мы могли пострадать!

– Из-за нее я сейчас, напротив, в лучшем положении, чем был прежде, – сообщил вдруг Рёрик, сам удивляясь про себя, как так вышло.

– Это как? – удивилась Вольна, предвкушая новый удар. Он еще хвалит эту бестолочь?!

– Изборск счастлив. Ведь знает, что князь любит его и защищает. Народ благодарен мне за то, что я избавил их от Емельяна. Храм строится, и Новгород славит меня. Все обернулось так, что я даже рад.

– Еще поблагодари ее, – Вольна окончательно утратила спокойствие.

– Не злобствуй, лучше иди сюда ко мне, – Рёрик устало протянул к Вольне руку, желая прекратить недобрую беседу.

– Вот как? Теперь и я тебе понадобилась? – ткнула Вольна. – Я все видела: ты нес ее на руках! Не хочешь объяснить, что это значит?! Я не потерплю…Я предупреждаю!

– Как ты со мной разговариваешь? Я тебе отчетом обязан? – Рёрик отодвинул от себя миску.

– Я предупреждала – или я или она! Ты сказал, что выбираешь меня. И теперь не води меня за нос! – заорала Вольна в гневе. – А если все еще думаешь, что отчетом не обязан, то и от меня не требуй. Вот пойду миловаться с Прохором! Как ты с этой щукой!

– Пойди, – у Рёрика изменилось выражение лица. Этот пример ему не понравился. Что это еще за разговоры. Эти бабы, и правда, окончательно вышли из-под управы. – И посмотрим, чем окончится…– слова Рёрика прозвучали угрожающе.

– Меня не в чем упрекнуть. Твой сон крепок, ведь я верна тебе, – Вольна, разумеется, и в мыслях не допускала, что может пойди к какому-то мужчине, когда рядом свирепый князь, который может прибить ее и за меньшее, нежели измена. – Но вместо благодарности, ты только и знаешь что грозить мне! А тем временем, не позволяй себе того, чего не дозволяешь мне!

– Мы с тобой в разном положении, женщина…– Рёрик поднялся. Ему уже было невмоготу оставаться в этой избе. – Но ты постоянно забываешь об этом.

– Я остерегала тебя, что уйду, если будешь смотреть на меня свысока, – Вольна всегда была горда и независима. На свете нет женщины прекраснее нее. И ей ли терпеть притеснения? – И я не позволю пренебрежения. Я тебе не рабыня какая-то!

– Да какая рабыня?! – разозлился и князь. – Займись чем-нибудь, хоть хозяйством, в конце концов…От безделья уже разум мутится…

– Как…– Вольну обидели слова Рёрика. Он смеет винить ее! Ей что, в поля отправляться на уборку урожая! – А Дива твоя! У нее разум не помутился ли?! Ей полагается сидеть в тереме и смотреть за дочкой. А не придумывать законы, строить храмы и вызывать сюда Любав! Ты, кстати, обещал наказать их обеих! И где это? Где? Ты не сдержал слова! Впрочем, как и всегда! – Вольна ухватила со стола глиняную чашу и в ярости швырнула ее о стену. Та шумно брякнулась о дерево и упала на пол, разлетевшись на несколько больших осколков.

– Это чего такое? – Рёрик кивнул на черепки в углу.

– Ничего, – повела плечом Вольна.

– Будь осторожней, а то еще поранишься, пока все крушишь, – ухмыльнулся князь. А потом добавил, строго кивнув на остатки несчастной чаши, – убери-ка…

– Рада позаботится, – недовольно отозвалась Вольна, поправляя расписной платок на плечах.

– Ты не слышала меня? Я сказал, сейчас. Выполняй, – глаза князя смотрели недобро, хотя сам он был спокоен.

– Я лишь говорю, что ко мне ты гораздо более строг, чем к ней, – продолжала Вольна, оказавшаяся в глупом положении. Она уже пожалела о своем поступке, поскольку теперь ей придется с метелками собирать останки посуды. Крайне несуразно. Она решила сделать вид, что ничего в этом зазорного нет. Равнодушно пожав точеными плечами, отправилась за веником. Однако в душе ей было досадно. Как он допек своей тиранией! – Я-то тебя не позорила. И хлопот тебе не доставляла. Вся моя вина в том, что в заботе о тебе я пытаюсь указать на истину, которую ты не видишь. Почему ты так терпелив к ней и так зол со мной? Кто она и кто я? – говорила Вольна уже спокойней, поскольку понимала, что опять неправильно себя повела. – Я твоя любимая. Твоя жена. А она лишь образ для народа!

– Значит, тебе полагается быть во много раз скромнее нее, – заключил князь.

– Я и так скромна. У меня нет терема…– напомнила Вольна, которой не давало покоя то, что она живет в обычной избушке, а Дива в красивом доме с несколькими крылечками и гульбищами. – Если я несдержанна, то лишь потому, что мне кажется, будто ты разлюбил меня…

– Что за вздор ты порой сочиняешь. Иди сюда, – князь подозвал Вольну усталым жестом. Бросив метелку, она подошла и уселась ему на колено. В свете свечей ее кожа казалась золотым шелком. Она так красива, что от нее не отвести глаз. Вот если бы она еще и молчала…

– Тогда, если ты меня любишь, то не заговаривай с ней больше…– Вольне быстро надоело ласкаться. – И не ходи туда…

– А еще что? – Рёрик недовольно убрал от нее руки: она становится все невозможней с каждым днем.

– Это так сложно? Или она что-то значит для тебя? – Вольна снова неминуемо начала накаляться.

– Конечно, значит. Она же мать моей Ендвинды…

– Что?! – Вольна окончательно вышла из себя, вскочив на ноги. – Ты даже не потрудился промолчать! Не побоялся огорчить меня!

– Не задавай вопросы, ответы на которые тебя не устроят, – мрачно посоветовал князь.

– Ухожу! – заорала Вольна, отпихнув Рёрика, когда тот хотел взять ее за руку. – Не стану терпеть! Ты слышал?! – буйствовала Вольна. Больше всего ее огорчало собственное бессилие. Что ж это? Он либо не напуган ее угрозой, либо не поверил ей. И то и другое плохо. Он должен бояться потерять ее, а он безучастен, словно она вообще ничего не говорила! – Я не шучу! Завтра! Отбуду! Кроме того…

– Пошла вон с моих глаз! – неожиданно рявкнул усталый князь, перестав сдерживаться. Он хотел лишь одного – покоя, а не этих едва переносимых визгов. Пусть выметается на улицу гулять. Или в другую горницу. Или еще куда-нибудь. – Проваливай. Чтоб я тебя до утра не видел. Иди отсюда.

– Выгоняешь?! – опешила Вольна. В растерянности она даже уже не знала, как ей поступать дальше. – Вот ты какой…На улицу меня, словно пса какого-то…

После ее слов Рёрик вдруг развернулся и направился к выходу сам.

– Нег, ты уходишь?..– в замешательстве спросила Вольна. И гнев ее сам куда-то улетучился в один миг. Ну вот, она совсем не хотела ссориться. В который раз! Если б не было гадкой Дивы, она сама ни за что бы себя так не повела б! Как хорошо им было раньше, еще там, в Дорестадте, без этой ведьмачки! Они были так счастливы вдвоем! – Куда ты?