Глава 10. Княжич

Рассеиваясь в полумраке закопченной бани, тусклым столбиком лился свет через маленькое окошко. Оно притаилось почти под самой крышей. Дрова в печи давно прогорели. И теперь от углей шло ласковое тепло, не обжигающее кожи. Янтарными дорожками по стенам лениво сползала смола, разливая аромат хвои по парной.

– Когда ты скажешь твоим детям, что собираешься жениться на мне? – восседая на пояснице Гостомысла, Златана терла его лопатку распаренным лыковым мочалом, одновременно промывая своим зудением его мозг. Лубяные волокна коры молодой липки не только отчищали кожу. Они оказывали и целебное воздействие на мышцы, после которого спина старого князя переставала ныть. Что до всего остального, мудрый правитель научился не обращать внимания на взаимные жалобы своих домочадцев. – Я хочу, чтобы они поскорее узнали о твоем намерении. И начали выказывать мне должное уважение!

– Ну, я думаю, они почтительны со всеми, кого встретят…Я учил их так…– зевнул Гостомысл. От духоты и длительного лежания на лавке его клонило в сон. – Они хорошие дети…Натри мне спину снадобьем…

– Я слышала, как в разговоре с челядью твоя старшая дочь, Велемира, надменно назвала меня наложницей, – возмущалась Златана присвоенному ей титулу, по сути, соответствуя ему. – А твоя младшая дочь, Дива, идя вчера мне навстречу по дорожке, не поздоровалась со мной…– беленькой ручкой Златана потянулась к берестяному туеску, где в секретных величинах были соединены еловая живица и масло. Размяв ладони, Златана принялась втирать целительную смесь в спину князя. – Кроме того, она даже задела меня плечом, словно я какая-то служанка…– соврала Златана для верности. Наговаривать на людей было для нее обычным делом. А Диву после неудачного покушения она и вовсе возненавидела.

– Не думаю, что она хотела обидеть тебя. Наверное, попросту не заметила в спешке…– Гостомысл отвернулся к угольно-черной стенке и прикрыл тяжелеющие веки. – Она всегда куда-то бежит, торопится…Младые годы…Мы все были такими.

– Я не прошу их любить меня как матушку, – Златана откинула в сторону шафранные волосы и прилегла тяжелой бархатной грудью на спину Гостомысла. Покусывая одними лишь губами шею князя, она стала гладить его по плечам. – Но прошу, чтобы они относились ко мне с почтением, которое полагается будущей княгине Новгорода…

Гостомысл ничего не успел ответить и, тем более сделать, как дверь в мовницу распахнулась. На пороге возник взъерошенный Есений, единственный из всех детей мужского пола уцелевший ребенок князя.

– Отец! Этот нахал должен ответить за нанесенное нашему дому оскорбление! – заорал княжич с порога. Он был разгорячен, весь его вид выражал нетерпение. Он даже не придал значения присутствию обнаженной наложницы, коей не следует стесняться и которую нельзя стеснить в меру ее бесправного, по сути, положения. Та в свою очередь, возмутившись неожиданному вторжению, успела лишь взвизгнуть. – Жалкий хромой! – продолжал юноша. – Ему самое место в болоте с квакающими лягушками! А не на престоле Ладоги!

– Самого Карла Великого однажды постиг тот же недуг, – зевнув, напомнил Гостомысл.

– Как ты смеешь врываться сюда, где предаемся омовениям я и твой отец?! – заверещала Златана, спеша спрятать свое порозовевшее тело под куском тряпицы, покрывающей лавку. Тряпица была мокрая, с букашками, листьями березы, кусочками коры и прочими частицами. Это еще больше разозлило наложницу, которая тщательно вымылась сегодня. Не имея пока детей, но обладая большими планами на будущее, Златане только и оставалось, что получше холить саму себя.

– Этот колченогий посмел оскорбить меня! – продолжал кричать Есений, даже не обращая внимания на протесты наложницы. Намедни на охоте он повстречал наследника Ладожского княжества, молодого задиристого Миронега. Тот славился не только своим ершистым нравом, но и остротою речи. А также привычкой сперва поглумиться над противником, облив его ушатом отборных ругательств и уж потом вступить в бой. – Оскорбить меня, потомка могучего Словена, в присутствии наших людей!

– Выйди отсюда! – все еще прячась под тканью, завопила Златана. Ей было принципиально важно добиться того, чтобы Есений выполнил ее наказ. – Здесь не место для подобных бесед! Гося, скажи ему!

– Сынок, подожди меня в предбаннике, я сейчас выйду, – Гостомысл стал подниматься с лавки.

Лишь только дверь за Есением захлопнулась, Златана зашипела, накренившись над старым князем.

– Теперь ты видишь?! Твой сын нарочно ворвался сюда, зная, что ты здесь не один, а со мной! Разве я бесправная рабыня или блудная девка, чтобы он вторгался в баню, где омываюсь я! Он желал оскорбить меня этим поступком!

– Ох, Злата…Нынче, кажется, все вокруг только и делают, что оказываются «оскорблены»…– отшутился Гостомысл, повязывая вокруг пояса кусок ткани.

В просторном предбаннике было прохладно, сухо и светло. Бряцая мечом, Есений нетерпеливо расхаживал от двери к двери до тех пор, пока не увидел князя, выбирающегося из мыльной.

– Отец, разреши проучить его! – сразу приступил к главному Есений. Как и все молодые люди, он был вспыльчив. Но, несмотря на это, его нельзя было назвать буйным или своенравным. Даже сейчас, желая наказать соседа-сверстника, он сперва желал испросить на то разрешение родителя.

– Сынок, присядь-ка, – успокоительно предложил Гостомысл наследнику. Князь любил уделять время своим детям и не жалел времени на их воспитание. – А теперь послушай. Мы уже не раз обсуждали с тобой этого голодранца из соседнего княжества…Не нужно обращать на него внимания, как бы он ни старался его привлечь.

– Он дерзил мне в присутствии нашей дружины! Я бы мог легко убить его! И следовало сделать это! В назидание всем прочим забиякам из захолустья!

– Нет, сынок, не следовало, – Гостомысл опустился в продолговатое деревянное кресло с наклоненной спинкой и широкими подлокотниками. Закинув голени на край удлиненного сидения, Гостомысл взял со столика ковш с квасом и сделал смачный глоток. – Ответь, твой отец хоть раз подвел тебя?

– Нет, – недоверчиво промямлил Есений, чья рука в сомнениях застыла на мече.

– Хоть раз обманул или дал неверный совет? – продолжал Гостомысл, вытирая усы, на которых темными бусинами повисли кисловатые капли кваса.

– Нет…– рукоять меча была сжата в пальцах Есения, но уже не так яро.

– Послушай меня и на сей раз. Ретив веку не доживает. Не будь столь скор на решения, – старый князь повидал на своем веку и доброе, и дурное. Он отбил не одну атаку от стен Новгорода, не одно сражение выиграл в поле, и не раз бывал повержен и сам. Седина в его длинной бороде напоминала о том, что каждый прожитый год не столько приносил ему что-то, сколько отбирал. – Я не готовил тебя в правители. И этим подвел тебя. Ведь теперь, когда твоих братьев не стало, ты – единственная надежда Новгорода…Я же…Я теперь слишком стар…– Гостомысл задумчиво оглядел малиновый закат в приоткрытые ставни.

– Да продлят боги твои дни, отец, – Есений почитал родителя и искренне желал видеть того в здравии на престоле, нежели занять заветное место самому. Он привык быть сыном заботливого отца и его устраивала роль ребенка.

– Положение наше нынче шатко – что ни сосед, то лютый враг, – Гостомысл вертел в руках ковш, в котором бултыхался темный квас, как и Новгородское княжество, качающееся на беспокойных волнах множественных трудностей. – Один нападает с мечом, сжигает наши поля, уводит народ в неволю. Другой, рядясь в друга, пирует в наших чертогах, злословит и наушничает. Рыщет, словно мерзостная крыса, собирая сплетни и обращая люд против нас. Третий клевещет на стороне, созывая недругов наших пойти на нас. Всем нужны наши земли и их богатства. Сила наша, сынок, не в поспешности, а, напротив, в рассудительности. Мы не можем заткнуть рот каждого нашего ненавистника. Мы не в силах покарать всех, кто достоин того. Но мы можем упредить их удары. Нам следует чутко прислушиваться к пьяным песням наших ворогов, пристально вглядываться в их дары. Но главное, мы должны уметь ждать…– Гостомысл был наверняка прав в одном: у славян всегда имелось немало супостатов. И еще больше прибавилось их за последнее время. С одной стороны Гостомысл слыл мудрым правителем и искусным переговорщиком, с другой – роскошником, щедрость и траты которого порой не могли покрыть никакие доходы казны. Княжество не раз оказывалось в положении, требующем немедленных действий. Удачный военный поход к берегам Византии, принесший обильную добычу, остался позади. Наиболее срочные долги были уплачены. Но казна уже вновь пустела, размотанная множественными родственниками и прочими прихлебателями. Впрочем, у умного князя всегда имелся запасной замысел. – Запомни, Есений. Твое главное богатство – это сестры, – произнес Гостомысл, устремив проницательный взор на сына.

– Я сделаю все ради их счастья, – гордо пообещал Есений, присев на лавку напротив отца.

– Отрадно слышать. И все же не только об их счастье тебе следует думать, сынок, – Гостомысл смерил княжича непривычно серьезным взглядом. Князь любил пошутить, но сейчас ему было не до смеха. – Их судьбы в твоих руках. Именно ты, ежели я не успею, должен будешь указать им на избранников, достойных нашего имени. Ведь именно оттого, за кем мои дочери окажутся замужем, зависит дальнейшая судьба Новгорода.