Глава 28. Первые дни

Словно в одночасье пришла в Новгород осень. Хмурая и стылая. Улетели осы и стрекозы. Стихли птицы. Низкое небо надавило на лес. Печально завыли ветра.

В княжеском детинце было тихо. Ни суетливых баб с корзинками, ни мужиков с топорами наперевес, ни галдящей детворы с сухарями за щеками. По не подметенным дорожкам вышагивали лишь вооруженные до зубов люди. Несмотря на то, что в отсутствии своего предводителя чужеземцы не затевали веселых пьянок и не бегали по деревням в поисках девок, они не чувствовали стеснения. По-хозяйски заглядывали в амбары и курятники, располагались в избах, где прежде коротали дни дружинники Гостомысла. Все у чужаков спорилось, шло степенно. За разговорами и шутками. Глядишь, и там уже побывали, и здесь. И лишь только один терем обходили они стороной. Ставни и двери были в нем заперты наглухо. А по широкому крыльцу ветерок гонял пожухлую листву.

Однажды чуть приоткрылась ставенка. Промелькнула у окна бледная тень. А после ставенка захлопнулась. Не все видели в тот день эту тень, но зато все знали, кто она.

В теремке Дивы было не топлено. От пола шел холод. Из огромных летних окон сквозило. Но ее такие мелочи отныне не заботили. Ее, вообще, теперь мало что занимало. Даже собственная участь. И так ясно, каким бы ни оказалось грядущее, хорошего в нем будет немного. Пока она пленница в собственном доме. Ни жития, ни смерти. Прошло всего пару дней с того страшного вечера. Пряча лицо в подушку, Дива заливалась слезами все это время, прерываясь лишь на сон. И вскоре ее начала мучить бессонница. Едва только истерзанная Дива проваливалась в забытье, как тут же вскакивала с кровати. Ей мерещились крики и вопли. Но это всего лишь негромкие песни дружины нового князя. Сегодня никого здесь не убивают.

И, конечно, до сих пор Дива не покидала своего укрытия. И всего раз выглянула в окно. Поздним вечером, чтоб никто не заметил. Не узнала она тогда знакомый с детства дворик. Это не хоромы правителя, а настоящий разбойничий вертеп! Дымят костры. Кони ходят по двору, будто для них нет конюшен. Тела павших убрали, но повсюду проглядывают следы бойни. И ни одного знакомого лица. Лишь чужеземные головорезы.

****

Затяжной дождь кончился. Настал день, когда Дива уже не могла только спать и плакать. И скорби имеется предел. Слезы ее иссякли. К своему стыду, она обнаружила, что ей захотелось подкрепиться. Голод оказался столь силен, что Дива почти возненавидела себя. Как она может думать о яствах после всего, что произошло!

И все же она не была готова выйти на улицу и встретиться с новой жизнью лицом к лицу. Хотя в хоромах наметились положительные перемены. Начали возвращаться дворовые. Слышалась родная речь.

С самого утра Дива угрюмо бродила взад и вперед по своей прехолодной опочивальне. Бесполезно крутился в голове один и тот же образ – брошенный у колодца бортник Герасим, зарубленный чьим-то топориком. Никаких других мыслей.

Вдруг послышался настойчивый стук в дверь. Дива вздрогнула, поплотнее запахнувшись в платок.

– Сестренка, ты тут? – раздался молодецкий окрик с крыльца.

Утирая мокрый от слез нос, Дива поспешила вниз по лестнице. Торопливо нацепив поверх волос убрус, шагнула в сени и осторожно потянула засов. Есений! Радость пламенем вспыхнула в ее сердце: он спасся той ужасной ночью! Теперь она не одинока!

– Ты жив, исполать богам! – на глазах Дивы навернулись слезы, она бросилась к брату. – Еся, как же ты здесь? Тебе нельзя тут быть!

– Да меня никто и не заприметил, – и правда, Есений хитроумно сменил княжеский наряд на платье ремесленника, что позволило ему затеряться среди простого люда. – Но ты…Дива…О, Ярило! Что с тобой?! Ты так худа и бледна…И эти одежды…– Есений был удивлен найти всегда пригожую княжну в жалком виде, в помятых платьях, с непричесанными космами и осунувшимся лицом. – А где же сестрицы? С тобой ли?

– Бежали они. В ту ночь еще. Оставили меня одну здесь, – Дива смотрела на Есения с укоризной. – Лучше б тогда стрела поразила и меня! – ее последние слова скомкались от слез.

– Не кручинься. Я многое той ночью передумал. Многое постиг. Нескладно вышло все, – Есений взял сестру за руки. – Ничем не мог помочь. Но теперь я здесь и прогоню нашего врага, – княжич хотел обнять сестру, но та резко отпрянула от него с внезапно озлобленным лицом.

– Хотите увидеть молодца-удальца – поверните голову направо! – вскричала Дива с обидой и гневом. – А где ты был в тот день?! Убежал, бросил меня! И отца!

– Я никого не бросал! Я искал вас! – начал отнекиваться Есений. В силу юности он не постигал, что свою вину лучше признавать решительно и сразу. Дальше будет только тяжелее. – К тому же здесь был твой муж, Радимир! Он должен был защитить тебя…

– Что ты там мог передумать и постичь, сидя, яко пугливый заяц, в норе?! – заорала Дива, перебив Есения. – Это не тебя десять мужиков тащило в избу! Это у меня все за вечер перевернулось! Это я все сто раз передумала! И ищу решения, хотя уж поздно! А ты что?

– Я, правда, был вынужден бежать прочь. Уж коли говорю, то выбора, воистину, не было. Сама посуди, ну остался бы я. Так и меня бы скосили вместе с остальными, – Есений осознавал, что смалодушничал. Но также понимал, что и отвага его не принесла бы плодов. – Мы не были готовы к подлой атаке врага. Все, кто постарался дать отпор, оказались в мире ином, – справедливо заметил Есений. – Днесь я здесь, готовый постоять за тебя и честь нашего дома! – Есений расхрабрился неслучайно. Он вернулся потому, что видел, как отряд покидал город. – Я знаю, что необходимо сделать. Все можно исправить! – с жаром принялся уверять юноша. – Надо лишь собрать воедино дружину отца и убить того изверга, что возглавил захватчиков! Как отец говаривал – рать крепка воеводою. Без своего вожака остальные уйдут. Но сперва, покамест здесь нет его, мы свергнем тех, кого он оставил тут для пригляда…

– Что ты? Из ума выжил за время своих скитаний? Что говоришь? – Дива отшатнулась в ужасе, представив себе, чем увенчаются попытки брата. – Ты хоть знаешь, кто теперь князь?!

– Я! Я законный князь Новгорода! – ответил на вопрос Есений в доблестном княжеском стиле.

– Лучше б тебе об этом позабыть и вслух не произносить, болван! Я всегда знала, что ты глуп! Вырос, а ума не вынес! – Дива закатила брату подзатыльник. После всего, что выпало на ее долю, границы для нее самой также оказались стерты. Она уже не видела ничего заповеданного в том, чтоб поднять руку на брата и законного наследника ее отца. – Выбрось эти мысли из головы! Еще услышат! О, Сварог, козы затевают охоту на волков! – Дива поморщилась, облизнув сухие губы. Запоздалая удаль брата только выводила ее из себя. – А почему это ты не спрашиваешь, как я поживаю, в здравии ли пребываю?! Освобождать отцовский трон, свергать и прогонять супостатов – это славно. Достойно похвалы! Но как же я? Вдруг окажется, что разобидели меня, что имя мое честное пострадало не меньше разгромленных хором? Что тогда ты сделаешь? Как вступишься? На честный бой врага вызовешь в поле чистое? Коли так, то тебе никто и отказать не посмеет, даже эти варвары! – Дива не могла простить того, что ее никто не защитил. Как замуж выдавать за Радимира да выкуп за нее обретать – это они горазды. А как отстаивать ее, так сразу все куда-то подевались!

– Я рад, что ты жива и невредима…– вздохнул Есений, который, разумеется, уже все понял относительно нее. – Остальное не так важно теперь…

– «Остальное не так важно», потому что об остальном ты не спрашиваешь! – гаркнула Дива. Она не позволила бы Есению сражаться за себя ни тогда, ни сейчас. Но ее озлобляло то, что он этого и не предлагал.

– Я не спрашиваю. А ты никак не уразумеешь! – вспыхнул и Есений. – Я же не ты! Меня б сразу грохнули. Сперва искалечив и поизмывавшись вдоволь! – Есений жалел сестру, но в тот день он был не в силах помочь ей. – А ты здесь, в теремке! Не в поле спину гнешь, не в земле сырой лежишь. И хоть тебе тяжко, но ты все ж жива и здорова. Не убил же он тебя…

– Да, может, лучше бы убил! – возмутилась Дива. – Ты хоть знаешь, что мне довелось пережить?! Перенести! Выдержать!

– Как бы там ни было, сейчас основное, что ты невредима. Токмо неизвестно, надолго ли это благоденствие. Посему и говорю. Нельзя сидеть сложа руки! Если мы упустим момент, он вернется и тогда…