Не отдавая отчета своим действиям, я легко оттолкнулся рукой от стены, увлекая девушку за собой, сделал несколько шагов и позволил нам рухнуть на кровать. Я оказался сверху и раздвинул бедра Алессандры коленом, не переставая целовать ее.

В голове громко кричал голос совести:

«Что ты творишь?! Что творишь?! Прекрати!».

Но я не слушал его.

Вдыхая аромат жасмина, я скользнул губами по лицу Алессандры, спустился к шее.

Она глухо простонала:

– Дэнни… Да…

Ладонь повторяла изгибы ее тела. Мышцы паха напряглись.

«Дьявол! Что ты творишь?! Остановись, Стоун!».

Пальцы забрались под мокрую блузку, лаская холодную кожу. Захотелось содрать с нее блузку, оставить в красном белье, выгибающуюся от удовольствия на моей кровати.

Господи! Как сильно я хотел ее!

Пробираясь рукой все выше, я спускался губами все ниже. Алессандра извивалась подо мной, прижималась, отстранялась, давая пространство рукам. Ее пальцы запутались в моих волосах, ногти царапали шею и спину.

Я зажмурился от невыносимого давления в паху.

Я хотел ее! Хотел так сильно, что немели пальцы на ногах! Она моя! Моя! Только моя! Вот она, жаждет меня, моих поцелуев, моих прикосновений! Она хочет быть моей! Она хочет быть со мной! Она…

БАМ!

Меня словно кипятком обдало! Грудь сдавило стальным обручем, и я замер, прижимаясь губами к животу Алессандры.

«Дьявол! Да какого ж хрена я творю-то?!».

Я в ужасе распахнул глаза.

Я не могу. Не могу! Никак не могу! Нет!

– Дэнни…

Алессандра впилась пальцами в мои плечи, пытаясь притянуть к себе.

– Дэнни!

Я медленно отстранился, с трудом заставляя тело двигаться.

«УБЛЮДОК!».

Воздух комом встал в глотке, когда я заглянул в полыхающие страстью карие глаза.

«КРЕТИН!».

Я перекатился по кровати и вскочил на ноги.

– Дьявол!

Алессандра села, и я рванул от нее прочь, словно она могла затащить меня обратно и взять силой. Она недоуменно моргнула.

– Дэнни, что…

– Дьявол, Алессандра!

Девушка медленно пересела на край кровати, часто дыша.

– Алессандра не дьявол, ну, да и хрен с ним! Дэнни, что не так?

Я с трудом выдавил:

– Я не могу.

Алессандра встала и медленно двинулась ко мне.

– Почему? Ты ведь больше не мой… Мы больше не доктор и пациент, хотя, должна признаться, эта фраза наталкивает меня на определенные мысли, но…

– Я не могу, слышишь? Нельзя!

– Почему?! Мы явно хотим одно и то же! Что не так!?

Ее голос отчаянно зазвенел, срываясь на мольбу. И мое тело рвалось к ней, ответить на эту мольбу. Обнять, согреть, приласкать…

– НЕТ! Я НЕ МОГУ!

Девушка словно окаменела. По лицу скользнуло потерянное выражение.

– Дэнни…

В груди рванула бомба, разбросавшая во все стороны острые шрапнели.

«Соберись, сукин сын! Соберись, тряпка!».

Я глубоко вдохнул и процедил сквозь зубы:

– Уходи. СЕЙЧАС ЖЕ! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!

Алессандра вздрогнула, словно я ударил ее, и издала болезненный звук. И этот полустон-полувсхлип ворвался в мои уши, пробираясь внутрь черепа и отпечатываясь в памяти. Так же, как и боль в карих глазах. Как и обида, уронившая уголки ее губ вниз. Как и ее опустившиеся плечи.

Она открыла рот, собираясь что-то ответить, но сдержалась и молча направилась к выходу из спальни. Я зажмурился и сжал кулаки, упираясь затылком в стену.

«Дыши, сукин сын! Вдыхай, дьявол тебя раздери!».

Судя по звукам, Алессандра подобрала мокрое пальто и замерла перед входной дверью.

«Она ждет! Ждет, что ты остановишь ее!».

Я стиснул челюсти, напрягая все мышцы.

Дверная ручка щелкнула.

«Ты еще можешь ее остановить!».

Дверь открылась.

«Нельзя!».

Неуверенные шаги…

«Ты все еще можешь…».

Дверь с глухим щелчком закрылась за ее спиной.

«Нет, не могу. Не могу. Я не могу. Не могу, не могу, не могу!».

Я вцепился пальцами в волосы и глухо застонал. Пустота в груди, которая образовалась там три недели назад после разговора в кабинете, заполнилась огнем. Уголки глаз защипало, и я зарычал, скрипя зубами от злости.

Одиночество прошелестело мимо меня, мягко коснувшись души ледяными пальцами.

«Дьявол, что… Что тут только что произошло?!».

Ответ был простым и понятным.

Я только что прогнал ту, которая могла стать моей любимой. Возможно, той самой, про которую говорил Джексон. Могла стать, но я прогнал ее.

По доброй воле.

По доброй ли?..

***

Ночь тянулась так долго, что я едва не сошел с ума. Я не сомкнул глаз ни на одно мгновение, пялился в темный потолок и прижимал руку к груди, где то становилось глухо и пусто, то страшно болело и жгло.

В воздухе витал слабый аромат парфюма Алессандры. Я чувствовал его даже после того, как сменил постельное белье, проветрил всю квартиру и принял душ во второй, а потом и в третий раз.

Секундная стрелка словно застыла на месте, а я все лежал без сна и ждал утра, чтобы позвонить Джексону и договориться о встрече.

Последние сомнения развеялись без остатка. Стало как-то плевать на все, что будет делать со мной командир. Лишь бы делал. Лишь бы сдержал обещание. Ведь все, что произошло вечером… Это все ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ РАДИ ЧЕГО-ТО ВАЖНОГО! ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЦЕННОГО!

Едва стрелки часов показали восемь до полудня, я выбрался из кровати, пошатываясь от усталости, добрел до телефона, снял с аппарата трубку и набрал номер, записанный Аароном на салфетке. Но не успел я ввести все цифры, как в трубке раздался щелчок, а за ним – гудки вызова.

Я нахмурился, глядя на аппарат, и удивленно вскинул брови, когда механический голос проговорил:

– Введите номер отряда.

Я несколько секунд смотрел на телефон, а потом медленно вбил четыре цифры, которые не успел ввести.

1. 1. 2. 7. Именно эти цифры, явно лишние в чересчур длинном номере, смутили меня.

В трубке снова раздался щелчок, а потом тот же голос произнес:

– Назовите имя абонента.

Я сглотнул и выдавил:

– Джексон Торп.

Механический голос повторил:

– Назовите имя абонента.

Я кашлянул, прочищая горло, и повторил раздельно, четко:

– Джексон Торп!

И снова тот же голос и те же слова:

– Назовите имя абонента.

«Дьявол! Да что за…».

Мгновенная догадка – и я закатил глаза.

Ну, конечно. Имя абонента. Имя командира.

Я устало вздохнул, потирая висок.

«Это последний рубеж. И ты должен перейти его. Иначе ты везде проиграл».

– Хаммер.

На другом конце провода раздался щелчок. Спустя несколько секунд, растянувшихся в бесконечность, я услышал знакомый голос:

– Хаммер.

– Это… Это Дэнни. Дэнни Стоун.

Джексон хмыкнул, как мне показалось, с удовлетворением.

– Рад слышать тебя, Дэниел. Ты привел себя в порядок?

– Да.

– Прекрасно. Ты готов со мной встретиться?

– Да.

– Записывай адрес.

– Я запомню.

Я стиснул челюсти, когда Джексон засмеялся.

– Хорошо, запоминай…

Глава 7

Я с удивлением осматривал огромный холл с высоченными потолками, белыми стенами, черным полом и черной мебелью. И ни единой живой души, кроме меня и пары девушек за длинным черным столом – будто ресепшен в гостинице. Не так я представлял себе это место, не так.

«А чего ты ждал? Что по первому этажу высотного здания будут ходить парни с черными браслетами в бронежилетах и с оружием наперевес?».

Меня позабавила эта мысль, и я усмехнулся, приближаясь к странной фигуре из блестящей стали.

«Ну, уж явно не музея современного искусства я ждал».

Я опустил взгляд на табличку на черном постаменте. Она гласила, что эти закрученные спиралью прутья, разорванные с одной стороны скульптуры, изображают боль.

Я склонил голову набок, пытаясь осмыслить значение арт-объекта, но это было выше моего понимания. И потому прошел к следующей.

Эта изображала ненависть. Прутья были согнуты в нескольких местах и раздвинуты спереди. Я поворачивал и склонял голову так и эдак, но видел только стальные прутья. Я бродил между скульптурами, изображавшими ярость, агонию, страдание, эйфорию… и замер возле последней с табличкой, гласившей, что передо мной – предательство. Медленно подняв взгляд, я уставился на все те же стальные прутья.

Эта скульптура отличалась от других. Во всех остальных большая часть прутьев оставалась прямой. Эта целиком состояла из искореженных, изогнутых металлических узоров.

– Иногда чтобы разглядеть в бессмысленном на первый взгляд что-то глубинное, нужно отступить и посмотреть на все со стороны.

Я повернулся к незаметно подошедшему Джексону.

– Что ты имеешь в виду?

Ни один мускул не выдал в нем жизнь. Только глаза. Холодные глаза доказывали, что в этой статуе прячется мужчина. А так – поставь его на черный постамент, и будет еще один экспонат.

– Ты понял, почему эти скульптуры называются именно так?

Я отрицательно мотнул головой, оглядывая все семь арт-объектов. Джексон слабо улыбнулся – один уголок его рта приподнялся вверх буквально на волосок.

– Потому что не смотришь так, как нужно. Ты пытаешься разобраться в сути, вглядываешься в детали. Но порой нужно посмотреть на что-то издалека. Так сказать, оценить… в целом. И это не только к искусству применимо. К людям, их поступкам, ко многим жизненным ситуациям и к жизни в целом. Иногда нужно отойти, протереть глаза, найти правильный угол и посмотреть на все так, словно видишь это впервые.

Он склонил голову набок и скользнул взглядом по фигурам.

– И когда увидишь правду, суть, смысл… ты больше не сможешь их игнорировать.

Либо дело было в тихом, шелестящем голосе Джексона, либо в его почти торжественной интонации, но все, что он говорил, казалось очень важным.

Мужчина кивнул на зону ожидания в другом конце зала.

– Пойдем.

Мы прошли через холл к выставленным кругом черным кожаным креслам. Джексон указал взглядом куда-то на пол. Я посмотрел туда и нахмурился.

В одном месте черный мрамор отличался фактурой. Он был матовым и казался шероховатым на ощупь.

Я поднял взгляд на Торпа, и он утвердительно кивнул.

– Отойти и найти правильный угол.

Я встал на выделяющийся кусочек пола, скользнул взглядом по стальным прутьям… и застыл, пораженный открывшейся картиной. Глаза стали круглыми, челюсть медленно поползла вниз. То, что еще недавно казалось кучей металлолома, на деле оказалось…

– Дьявол…

– Ты видишь?

В груди поднялась волна восхищения. Сердце забилось сильно, мощно.

– Да…

Я задышал чаще, жадно разглядывая людей, созданных изгибами прутьев и просветами между ними.

Вот лицо, искаженное от боли. А вот оскал, полный ненависти. Вгоняющее в ужас лицо ярости. А вот человек в агонии, за одно мгновение до смерти. Мужчина, скрученный в страданиях. А вот другой, запрокинувший голову и раскинувший руки, широко улыбающийся. Кажется, это эйфория…

Я несколько раз пробежал взглядом по шести скульптурам и, наконец, заставил себя посмотреть на седьмую. И сжал челюсти так сильно, что заломило зубы.

«Это ты, Дэнни. Это ты».

Я смотрел на мужчину, рухнувшего на колени, но твердо упирающегося рукой в постамент. Он сломлен, почти уничтожен, но еще может подняться. Мне показалось, что над ним я разглядел и другой силуэт. Того, кто предал…

Меня накрыло волной ненависти. Будто наяву я услышал звуки выстрелов. И снова почувствовал боль. Страшную, отупляющую боль.

– Ты больше не сможешь не видеть их. Они всегда будут перед твоим взглядом.

Джексон говорил тихо, спокойно, но каждое его слово рвало нервы в клочья. Я сухо сглотнул и повернулся к нему.

– Что это за скульптуры?

– Напоминание каждому из нас.

Голубые глаза прошлись по моему лицу северным ветром.