Киваю – дескать, понял теперь, не дурак. И тут как молнией в мозг сверкнуло – это ж не интендант. Контрразведка, особист. «Молчи-молчи» на армейском жаргоне. Аж в животе селезёнка с испугу ёкнула.

– Николай Михалыч, – продолжает русскоподданный болгарин совершенно нейтральным тоном, – а как случилось, что ночью вас не оказалось в палате вместе с несчастным соседом вашим?

– Выходил покурить, господин подполковник, – вру я и не краснею.

Николов посмотрел на меня своими зыркалками. Понимающе кивнул. Скосил глаза на нетронутые мною папироски в портсигаре. А, чёрт! Почти спалился. Беру папироску, чиркаю спичками. Душистый табачок у подполковника, а в горле всё одно першит. С огромным трудом сдерживаюсь, чтобы не закашляться.

– Видели что-то необычное?

Ну а тут-то чего врать?

– Видел, Сергей Красенович. – Откладываю папиросу на край пепельницы. – Буддийского монаха. В этой их хламиде и шляпе. Необычный монах: словно вырос в два раза, а потом уменьшился, и шея какая-то странная – как туловище змеиное, с удава толщиной. И зубы… острые, и слишком много их во рту.

Наблюдаю, какое впечатление произвели мои слова на Николова. Похоже, ему мой ответ не по душе.

– И куда делся монах? – напряжённо спрашивает он.

– Да я посмотрел на него как бы сверху вниз, он обратно уменьшился и рванул подальше, а тут как раз в госпитале шум поднялся. Может, у меня галлюцинации после ранения и амнезии?

Николов усмехается в усы.

– Нет, ротмистр, не галлюцинация. Вы вообще очень везучий человек, Николай Михайлович. Это и был убийца капитана Горбатова. Не посмотри вы ему в глаза, он бы и вас… своими зубками порвал.

– Монах?

– Да какой он монах? Обычный демон – микоши-нюдо.

– Демон? И как он тут оказался?

– Так же, как и все мы, и наши противники – по приказу своих императоров. Война-с.

– Демон?

– А что удивительного? Они такие же подданные своих монархов, как и обычные люди. И патриотизм им не чужд.

Николов неожиданно протянул руку к моей груди и извлёк наружу мой восьмиконечный амулет. Так и впился в него глазами.

– Впрочем, странно, что вы меня об этом спрашиваете. Вы, как охотник на демонов, лучше меня должны это знать.

И что мне ему сказать? Что я вообще не Гордеев и не из этого времени? Да что там, даже не из этого мира, раз уж тут демоны вовсю воюют в составе армейских подразделений.

– У меня, господин подполковник, амнезия. Не верите, поинтересуйтесь у господина Обнорского. А амулет этот я на Ближнем Востоке сторговал у местного бедуина.

Говорить правду легко и приятно. Говорите всегда правду. Но не всю.

Тишком про себя перевожу дух.

– Николай Михалыч, вы сказали, что вышли ночью покурить…

Киваю:

– Ну да…

– Потрудитесь объяснить тогда: отчего же в начале нашего разговора от вас вовсе никаким табаком не пахло?

Песец, он, если вы не знаете, вот такой. Большая белая полярная лисонька пришла по мою душу.

– Э-э… так, Сергей Красенович, выйти-то я вышел, только покурить не успел. Звёзды, ночь фантастическая. А потом демон этот, и не до того.

Николов снова впился в меня своими глазищами. Кивнул на пепельницу, где почти погасла моя папироска.

– Так докуривайте, ротмистр.

И ждёт, зараза, что делать буду.

Тянусь к папиросе.

В этот момент за спиной бухает входная дверь.

– Вашвысокобродь! Есть тут местная кумирня. Мог там укрыться. Больше негде.

Оборачиваюсь вместе с Николовым на вошедшего. Казак (опознал не по погонам и околышу фуражки, а по торчащему из-под козырька буйному чубу) лет двадцати пяти.

– Как далеко? – Голос Николова сух и решителен.

– Минут десять верхами.

Глава 4

Николов резко поднимается. Я машинально подскакиваю вслед за ним. Вот что значит армейская выучка – субординация аж в корку головного мозга зашита, действую на одних рефлексах.

Особист смотрит на меня, причём так, что под его взором я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Видимо, их этому обучают.

– Господин штабс-ротмистр, – говорит он теперь уже официально, – я не имею права приказывать вам, поскольку вы раненый и не проходите по моему ведомству, но…

– Не утруждайте себя, ваше высокоблагородие (слава богу, теперь я знаю, как его титуловать!), – само собой вырывается из меня. – Можете всецело на меня рассчитывать.

Этот демон убил моего соседа по палате, второй жертвой был бы я. Надо обязательно найти гада и отомстить. Не в моих правилах давать врагу пощады и праздновать труса.

– Рад это слышать, – облегчённо вздыхает особист. – Признаюсь, людей у меня под рукой – раз-два и обчёлся.

– Сколько нас всего?

Я твёрд как никогда в этом «нас». Неважно, что мир другой и это другая Россия. Русский солдат при любых обстоятельствах остаётся верен Родине и присяге. Я бил врага страны в Сирии, буду делать это и здесь.

– Со мной мой водитель, вольноопределяющийся Кузьмин, да два казака конвоя, братья Лукашины, – поясняет особист.

– Нижний чин третьей сотни девятнадцатого Донского казачьего полка Тимофей Лукашин-старший, – вытягивается в струнку станичник.

– Лукашин-младший ждёт возле моего автомобиля, – добавляет Николов.

– У нас есть ещё немного времени? Может, среди выздоравливающих найдутся добровольцы? – с надеждой спрашиваю я.

– Смеётесь, ротмистр? Простого бойца на демона с собой не возьмёшь. Тут нужен человек со способностями, – немного непонятно говорит особист.

К моему удивлению, такой специалист находится среди легкораненых. Это матрос Жалдырин. Каким ветром сюда занесло моремана, выяснять некогда, как и некогда разбираться, почему именно его выбрал Николов. Видимо, Жалдырин умеет что-то такое, что может пригодиться в нашей охоте.

Выдернутая из постели заспанная кастелянша выдаёт нам одежду, не в больничных же халатах отправляться на войнушку с демоном. Выясняется, что мой мундир забрал ординарец, чтобы заштопать, постирать и привести в порядок. В итоге мне выдают чужой китель белого цвета, чужие синие галифе с лампасами, сапоги, портянки, ремень и фуражку.

– А вот это ваше, – протягивает мне кастелянша какую-то саблюку с перевязью.

Блин, я в последний раз шашкой махал ещё в детстве. Не удержавшись, обнажаю клинок. Лезвие выглядит странным, будто отливает серебром. И при этом выглядит опасным – аж мороз по коже.

– Знатная шашка, вашбродь, заговорённая! – одобрительно хмыкает Тимофей.

– Откуда знаешь?

– Да как мне не знать?! – обижается тот. – Я ж характерник.

– Вот даже как, – хмыкаю я. – Твой брат что, тоже характерник?

– Никак нет, Фёдор у нас оборотень. В медведя перевоплощается, – с гордостью за брата отвечает казак.

Ох, мама дорогая, куда ж я попал… Надеюсь, этот оборотень не грызёт всех, кто попадается под руку.

Видя смятение на моём лице, казак смеётся:

– Не волнуйтесь, вашбродь, Федя в любом обличье остаётся казаком!

– Ну-ну… – неопределённо протягиваю я.

Наскоро переодеваюсь, заодно получаю первую возможность посмотреть на нового себя в зеркале. М-да… Кожа да кости. Лишь маленький намёк на мускулатуру – кажется, ротмистр Гордеев не очень увлекался спортом. Очень худое лицо с ввалившимися щеками, большими глазами и тонкими усиками. Нет, некоторым романтическим барышням такой байроновский типаж мужчин нравится, но я бы предпочёл держать себя в хорошей физической форме и быть таким, как прежде – кровь с молоком.

Вместе с Николовым выходим из госпиталя. Там ждёт агрегат, лишь в общих чертах напоминающий автомобиль. За рулём водила. На нём, как полагается, чёрная кожаная куртка, кожаный шлем и кожаные же краги. Глаза прячутся за огромными очками-консервами. Общую цветовую гамму портит неуставной светлый шарфик, обмотанный несколько раз вокруг шеи.

Брат-близнец Тимофея Лукашина сидит верхом на лошади, за его спину перекинута винтовка, в левой руке – поводья от другого коня. Странно, что коняги от нашего оборотня не шарахаются. Или Тимофей пошутил? Хотя вряд ли, не до шуток сейчас.

При виде машины я мысленно крещусь. Наездник из меня так себе, а надежды на память нового тела мало. Пока что оно не спешило приходить мне на помощь.

Прежде чем сесть в авто, Николов открывает бардачок, достаёт из него револьвер и подаёт мне, рукояткой вперёд.

– Все пули серебряные, ротмистр, – поясняет особист. – Постарайтесь впустую не тратить. Вы бы знали, как трудно выбивать их у интендантов!

Я киваю. Мне это хорошо знакомо по той жизни.

Особист пристраивается рядом с водителем, я сажусь сзади.

К моему огромному удивлению, авто заводится и даже едет. Катим по дороге с сумасшедшей скоростью двадцать километров в час. По бокам скачут наши казачки. И я понимаю, почему не сзади: за машиной тянется огромный шлейф пыли и дыма – чадит наш чудо-агрегат не по-детски.

Внезапно Николов поворачивается ко мне:

– Простите мне моё любопытство, господин ротмистр, но не было ли в вашем роду далматинцев, венгров или, на худой конец, румын или осетин?

Недоумённо пожимаю плечами:

– Да вроде господь миловал, чистокровный русак. – Сам не знаю, откуда берётся во мне эта уверенность.

– Странно, – задумчиво тянет особист.

– А что тут странного?

– Ваша профессия, ротмистр. Вы – охотник за нечистью. У итальянцев это бенанданти, у далматинцев – крестники, у венгров – талтос, у румын – калушари, у осетин – буркудзаута.

– Ну… видимо, как-то само собой проявилось, – не зная, что и ответить, произношу я. – Всякое в жизни возможно…

Николов качает головой, но, к счастью, тему не развивает.

– Тут остановитесь, вашскородь, – просит характерник. – До монастыря уже рукой подать. Теперь надо тишком добираться.

Особист подаёт знак шофёру, тот послушно тормозит и заглушает двигатель. К моему удивлению, водитель не остаётся с авто, а идёт вместе с нами к монастырю.

Видя мой невысказанный вопрос, Николов поясняет:

– Как понимаете, у меня вся команда непростая. Вольноопределяющийся Кузьмин – вампир.

Я ошарашенно смотрю на шофёра. Тот поднимает очки, закрывавшие половину лица, и теперь я вижу его неестественную бледность. Когда Кузьмин приподнимает верхнюю губу, обнажаются два острых клыка.

Весёлая компания подобралась у меня сегодня. Кого только в ней нет, даже вервольф с вурдалаком затесались. И главное, все на службе в российской армии! Не зря нас, выходит, орками называют!

Как и полагается, монастырь находится на пригорке, со всех сторон его окружает высокая каменная стена. Не крепость, но и с наскоку не возьмёшь, да ещё и нашими малыми силами. К тому же монастырь не производит впечатление опустевшего. Несмотря на поздний час, в нём кипит жизнь. Доносятся отголоски чьих-то разговоров, стук и бряцанье каких-то предметов.

– Мы как, нахрапом пойдём на штурм? – интересуюсь я.

– А у вас есть какие-то предложения? – интересуется Николов.

– Парочка имеется. Думаю, сразу всем переть буром не стоит.

Особист слегка обалдело смотрит на меня, и я понимаю, что мой «французский» немного неуместен. Но слово не воробей, продолжаю излагать план:

– Разделимся на две части. Одна пойдёт впереди, другая сзади. Заодно подстрахуемся, если демон попытается удрать.

Николов быстро соглашается. Как старший по званию, он же и разделяет наш отряд. Вместе с вампиром и оборотнем они заходят с тыла, а мы с матросом и характерником идём в лоб.

Колючки-путанки на стене нет, но так просто не перелезешь – высоко. Применяем знакомую нам с характерником хитрость: они с морячком подкидывают меня вверх, я цепляюсь за край стены, подтягиваюсь, оказываюсь на гребне и, протянув руки, начинаю поднимать их по очереди.