Кудахин и Ясенцев понесли Бабулько, а Прутков взял их собак на поводок – мало ли, кого по этим лесам носит, пусть собаки рядом будут. И Стал Пруткова, и Гриф, и Валет послушно шагали рядом, только изредка оглядываясь назад – на своих проводников, да еще на пушистого сотоварища, который так и остался лежать, закиданный ветками.

Уже через час в деревенской избе, в которой расположилось отделение, за столом сидели бойцы и вспоминали неожиданную встречу.

– Как думаешь, Варшов, довезут Бабулько-то? – беспокойно спрашивал Данилов у Варшова. – Не слишком он много крови потерял?

– Не слишком, мы быстро подоспели, – пил чай ветеринар. – Да и ребятам его вовремя передали – уже к утру будет у настоящих врачей.

– Вот что ни говори, а Бабулько счастливчик, – фыркал Климов. – Это ж надо – ночь на дворе, а тут тебе ребятам в тыл приспичило, и тебе телега, и сопровождающие, и на больничную койку сразу!

– Позавидовал, – горько усмехнулся Ясенцев.

– Да и какая больничная койка?! – взвился Прутков. – Просто ребята из танкового отделения в Мартыновку передвигались, вот и подобрали по пути.

– Да ладно, чего накинулись? – пожал плечом Климов. – Я без злобы. Микола нормальный мужик, не трус.

– Да и Ванька его нормальный был, – тут же добавил Прутков. – Тоже не трус! И пусть ему там… нормально будет…

И парень захлестнул рюмку водки, как глубоко бывалый вояка. Данилов только покачал головой.

В большой избе, за печкой, в уголке, отгороженном занавеской, была комнатка сержанта. Места там не много, да много и не надо – только, чтобы уместился куцый столик, да железная кровать.

Сейчас на столике был небольшой огарочек свечи, а сам Сенин только что выпил спирта из алюминиевой кружки и негромко опустился на кровать. Посмотрев на небольшое пламя свечи, он достал из нагрудного кармана листок и бережно его развернул. Этот рисунок он сам нарисовал. На листке была лунная дорожка, а по ней, куда-то в небо уходила собака. Над собакой была надпись «Буран».

Сенин крякнул и достал из этого же кармана огрызок карандаша. Еще раз разгладив рисунок он принялся дорисовывать. Теперь следом за Бураном шла другая собака – большая и мохнатая. Над другой собакой была надпись «Ванька».

– Сам поставлю… обещаю, будет памятник… – прошептал Сенин, – укладываясь в постель. – Скромный такой памятник. Им орден не надо… им ничего не надо. Но мы-то, люди, должны помнить!

Глава 2

Утро началось светло, ясно и безоблачно. Бойцы сидели на здоровенных бревнах и грелись на солнышке.

Ясенцев вычесывал Грифа, когда во двор вошла молоденькая девушка, опасливо озираясь.

– Здрассьте, – обратилась девчонка прямо к нему, стеснительно теребя платок, – Мамка к вам отправила. Говорит… у нас праздник. Именины. Шибко-то не до гулянья, но… в гости приходите к нам… со своей собакой, а? Концерт покажите, ребятишек повеселите. А то радости – то у них итак… а мы уж вашим собачкам узелки с едой покладем. Уважьте.

– Чего ж не уважить? – постарался не кинуться в пляс от радости Ясенцев. – Да только не могу я один-то.

– А я вас не одного зову, – терпеливо пояснила девушка. – С собакой я вас. Что ж вы один-то кривляться будете?

– Кхм… так я и с собачкой кривляться не могу один. У нас творческая бригада, – важничал парень. – Нас только вдвоем отпускают. Можно мы вдвоем придем? Ну и с собачками, конечно.

– Так и славно! – обрадовалась девчонка. – Нас – то тоже много будет. И вы приходите, как свечереет. Во-о-о-н в ту избу. Приходите, мы ждать будем.

И девчонка довольно побежала к воротам.

Ясенцев выпрямился, поправил ремень и оглянулся – ну, кто тут еще не видел, как деревенская публика ценит его талант? Бойцы как-то подозрительно внимательно отводили взгляды. Значит, видели. Сейчас начнутся расспросы. Надо поскорее решить этот вопрос.

– Ну, что Гриф, придется отправляться на гастроли, – поглаживал парень собаку по голове.

Неподалеку сидел Кудахин, и Ясенцев направился прямо к нему:

– Слышь, Андрюха, ты сегодня ничего воровать не намылился?

– Леха, я тебя люблю безмерно, – лениво говорил Кудахин, сворачивая цыгарку. – Но могу и в нос дать. Или в ухо? Тебе куда больше нравится.

– Нельзя меня бить, дурень, – почесал себе нос Ясенцев. – Нельзя, я тебя сегодня вечером с собой на свидание беру. Там кормить будут. И собак просили взять, чтобы они там всякие фокусы показали. Кстати, твой Валет пусть «цыганочку» сбацает, он умеет.

– Да чего не сбацать-то? – отозвался Кудахин. – Я и сам могу – и «цыганочку», и «полечку», и «краковяк». «Краковяк» надо? С выходом?

– А «краковяк» я спляшу, – подошел Варшов. Этот дядька слышал, как к Ясенцеву подходила девчонка, и просто побоялся, что молодые, горячие парни наломают дров. – Я даже Одера брать не буду.

– Ну во-о-о-т! Позвали меня, а тут тебе целый паровоз намылился! – возмутился Ясенцев. – А если мне с девчонкой поцеловаться захочется?

– И мне? – обернулся к Варшову Кудахин. – Тоже захочется. Например, поцеловаться, а? Или еще чего?

– Ребята, честно предупреждаю, – вздохнул Варшов. – Со мной не захочется. Поэтому – берите лучше добровольно, а то я и травки могу подмешать. Тогда у вас только одна мечта останется – как бы до нужника добежать.

– Ты, Ясенцев, хорош, как опарыш для рыбы, – хохотал Климов. – На тебя можно любую бабу ловить. Лучше ту, у которой есть чего пожрать.

– Да ну вас, – махнул Леха рукой. – А ты, Климов… Слышь, Климов, научись на скрипке играть, а? Как Поганини! Тот, говорят, тоже урод был, но у него ж такой талант был! Может и в тебе чего отыщется…

Сержант Сенин никакой перепалки не слышал. Он рассматривал карту, когда к нему за шторку вошла худенькая белокурая девушка с коккер – спаниелем на поводке. Девушка была в гимнастерке, а сверху была плащ-палатка. Лицо у нее было очень строгим, но вот ее миловидные кудряшки, пушистым облаком окутавшие голову, совсем не вязались с тем строгим образом, который она сама себе придумала. К тому же, непослушная прядка все время падала на лицо, и девчонка ее сердито сдувала.

– Товарищ сержант! – громко отчеканила девчонка. – Рядовая Белова прибыла для дальнейшего прохождения службы!

Да еще этот пес «дамской» породы. Сенин отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Повернулся уже хмурый:

– Вольно, Белова. Где служили? Почему к нам? Что может собака?

Девушка старалась быть совсем строгой. Она так боялась, что ее не возьмут в это специальное отделение! А ведь им с Тишкой самое место именно тут. Да и сержант… вон какой злой… А глаза синие-синие…Хм… М-да, надо по всей строгости…

– Я со своей собакой Тихоном служила в разведроте, – чеканила девушка, строго глядя перед собой. – Тихон закончил специальную школу. Умеет… практически все. Особенные способности раскрыл в минно-разыскном деле.

– Мы уже сами посмотрим, какие у него способности. Идите, Белова, устраивайтесь. Собаки у нас живут в сарае, определите и свою туда же. А сами…

Девушка стояла, как изваяние, только сдувала непокорную прядь. И чем больше она ее сдувала, тем больше прядка закрывала лицо. Вон, вообще все лицо закрыла.

Сенин спрятал усмешку и произнес серьезно, насколько мог:

– Белова… Волосы убери. Иди к Варшову, пусть он тебе хоть бинт даст, что ли? Привяжи как-нибудь.

– Есть!

– И устройся…

– Мне хозяйка уже показала, где мне можно, – продолжала девушка смотреть вперед.

– Хорошо, ступайте.

Девушка не вышла, а прямо четко прошагала за цветастую занавеску. Сенин только покачал головой – надо же, кого только на войне не встретишь. И вот это тоже боец… и ее собачка прямо все умеет. Практически все! Хотя… девчонка-то не из кружевной постели сюда прибыла. В разведроте служила, вот тебе и девочка с собачкой.

Белова Таисия вышла от сержанта и сразу прошла в большую комнату, где сидели бойцы. Варшов еще не ушел «на гастроли», поэтому девушке сразу на него указали. И девчонка обратилась к нему.

После Варшова Белова подошла к хозяйке. Изба была просторной. Первая комната была большая и в ней расположились бойцы, а во второй, маленькой, проживала сама хозяйка. Сюда она девчонку и определила.

– Миленька ты моя, чего с тобой приключилось-то? – заохала хозяйка, крупная женщина.

– Ничего страшного, – махнула рукой Белова. – Так надо.

– Ну, если надо… – качала головой хозяйка. – Ить чего деиться, совсем дитев на войну-то берут. Тебе б в куклы играца, а ты с мужиками, да по войнам… Давай ко мне в комнату, не дело это молоденькой девчухе с мужуками-то… давай сюда. И собачонку свою вот сюда клади. Под стол. Она у тебя не кусается?

– Нет, она вас не укусит, – улыбнулась Тая, стягивая с себя рюкзак.

– Погоди-ка, я тебе сейчас принесу чего… – вспомнила хозяйка и проворно выскочила за дверь.

Тая не успела еще оглядеться, как следует, а хозяйка уже прибежала обратно.

– Гляди-ка чего, – кивнула она на небольшой кусочек мяса. – Мясо вот. У меня в погребе стояло. До случая берегла, вот и сгодился.

От мяса явно исходил недобрый аромат.

– Ну – ка, дай понюхаю, – хозяйка сунула нос в кусок, поморщилась, но махнула рукой. – Да чего ему сделается-то? Ешь давай, сейчас хлеба принесу.

– Спасибо, не голодная я – решила вежливо отказаться Тая. Но заметив, что обидела хозяйку, исправилась. – Но мясо съем. Давно я мяса не ела. Спасибо вам.

А в это время к Сенину аккуратно вошел Варшов.

– Товарищ Сенин, вы вот мне скажите…

– Что случилось?

– Так вам виднее. Я только не пойму, зачем вы мне приказали бинты на девчонку потратить. У нас бинтов-то и так хрен да ни хрена. А тут обычную голову перевязать…

Сенин ничего не понял и решил посмотреть воочию – что случилось.

Когда он вошел в маленькую комнату, где обосновалась Белова, то увидел интересную картину – девушка стояла к нему спиной, а вся ее голова была перевязана бинтом. Да это как же она собирается воевать, если такое простое задание… даже не задание, а просто совет, и то не могла понять! Кого только не присылают!

– Белова!

– А… – испуганно повернулась девушка и… мужчины онемели.

На гимнастерке хрупкой девчонки красовался орден Красной Звезды и две медали. Воевать-то девочка умела.

– Я… – начала было говорить Сенин, но заметив, как Белова вытянулась струной, выдохнул и просто махнул рукой. – Устраивайтесь…и… это… голову-то размотайте. Чего ж вы – так и будете все время с перевязанной головой воевать?

Варшов быстро подскочил к девчонке:

– Я сам! Я помогу… А как вас зовут, милая девушка?

– Меня зовут Таей. Тая.

– А…орден откуда? – не выдержал Сенин.

– А это не мой, – улыбнулась девчонка. И оказалось, что у нее такие милые ямочки на щеках. – Это не мой, это Тишкин. Это он разминировал поле. Один. Под обстрелами. Перед самым нашим наступлением, вот и…

– Как это один? – не понял Сенин. – А ты?

– Я тоже была, но… работал же он.

– Ясно… Пойдем, Варшов, тебе на концерт надо, Ясенцев с кудахитным уже удрали. А ты… Устраивайся, боец.

Тая посмотрела на Сенина – и ничего он не страшный и не злой. И глаза у него такие… с огоньками.

Вечером вежливость с хозяйским мясом дала о себе знать. Тая не могла оторвать голову от подушки – так ей было плохо. Ее полоскало, в глазах плыли красные круги, а во всем теле ощущалась небывалая слабость. И самое паршивое, что случилось-то все в самый первый день. Так обидно.

А за стеной к звукам прислушивались бойцы, и каждый по-своему смотрел на ситуацию.

– Твою ж мать, – ворчал Климов. – Боец! Не успела приехать, и сразу в кровать!

– Она вообще не должна была приезжать, – недобро глянул на него Данилов. – Ей бы за парту, а не на войну!.. Лисин! Спирт есть у тебя?

– Да я и не помню… – осторожно отозвался Лисин. – А ты для девчонки, штоль? Ага! Вот тока для ее и хранил!

Данилов не слишком ждал щедрых порывов от скупердяя Лисина, поэтому сам полез к нему в вещмешок за спиртом.

– Не жмись, паук старый!