Лю кивнула, не поднимая головы. Она была совершенно права. Вот почему Шоломанча назначила мне занятия в библиотеке. Школа подталкивала меня… к легкому решению. Она хотела, чтобы я позаботилась о себе, чтобы предпочла копить ману, а не спасать каких-то посторонних малолеток. После этого было бы проще принять второе решение в свою пользу, и третье, и четвертое…

– Да, – согласилась Аадхья. – Школа хочет, чтобы ты стала малефицером. Кстати, а что бы ты могла сделать с помощью малии?

Если бы меня попросили составить список из десяти вопросов, которые я предпочитаю себе не задавать, этот вариант занял бы первые девять пунктов. На десятое место вкрался вопрос: «Как ты относишься к Ориону Лейку?» Но до него было далеко.

– Ты не хочешь этого знать, – сказала я, что означало: «Я не хочу этого знать».

Аадхья ничуть не смутилась.

– Ну, сначала нужно где-то добыть малии… – задумчиво произнесла она.

– Запросто, – отозвалась я сквозь зубы.

Аадхья рассуждала вполне логично, потому что для большинства начинающих малефицеров это основная проблема, а решение обычно предполагает множество интимных встреч, завершающихся кровью и воплями. Но моя беда заключается в том, что я могу случайно высосать жизненную силу из окружающих, инстинктивно бросив какое-нибудь страшное заклинание. У меня, например, есть отличное проклятие, вполне пригодное для того, чтобы стереть целый город с лица земли. Возможно, однажды я применю его, вместо того чтобы писать в газеты гневные письма о современной архитектуре Кардиффа. Не сомневаюсь, что оно способно истребить всех злыдней на школьном этаже, и заодно всех людей – хотя, вероятно, к тому моменту люди и так уже умрут, потому что я заберу их ману, чтобы наложить заклинание.

Аадхья и Лю замолчали. Обе посмотрели на меня с некоторым сомнением.

– Честно говоря, я не особо испугалась, – проговорила Аадхья. – Голосую за то, что ты не станешь малефицером.

Лю выразительно подняла руку в знак согласия. Я издала сдавленный смешок и тоже подняла руку.

– И я за это голосую!

– Рискну предположить, что с нами согласится почти вся школа, – продолжала Аадхья. – Давайте попросим ребят скинуться.

Я уставилась на нее.

– «Эй, ребята, кажется, Эль – вампирша, которая сосет ману. Может, поделимся с ней, пока она нас всех не высосала досуха?»

Аадхья хмыкнула и поджала губы.

– Необязательно просить всех, – медленно произнесла Лю. – Достаточно одного человека… например, Хлои.

Я вздохнула и промолчала. Это была не такая уж скверная идея. И даже не такая уж бредовая. Потому-то она мне и не нравилась. Прошло около месяца с тех пор, как мы побывали в выпускном зале, и я прекрасно помнила, каково это – носить на запястье нью-йоркский разделитель маны. Иметь под рукой столько силы было все равно что погрузить голову в бездонный колодец и беспечно, огромными глотками пить холодную свежую воду. Мне понравилось.

К этому было так легко привыкнуть.

– Думаешь, Хлоя откажет? – спросила Лю.

Я подняла голову и перехватила ее внимательный взгляд.

– Не в этом дело… – я шумно выдохнула. – Она предложила мне место.

– В союзе? – уточнила Аадхья.

– В Нью-Йорке.

То есть гарантированное место в анклаве. Большинство счастливчиков, которым члены анклавов предлагали место в союзе, могли рассчитывать лишь на то, что впоследствии анклав удостоит их вниманием, например даст работу. Обычно каждый год из школы выпускаются четыреста человек. По всему миру открыто порядка сорока вакансий в анклавах, и большая часть достается взрослым волшебникам, которые добиваются этого многолетним упорным трудом. Гарантированное место для вчерашнего выпускника – ценная награда, даже если речь не о самом могущественном анклаве в мире.

Аадхья и Лю разинули рты.

– Они совсем спятили из-за своего Ориона.

– Вы всего два месяца вместе! – воскликнула Лю.

– Мы не вместе!

Аадхья драматически возвела глаза к небу.

– Ладно. Вы всего два месяца ведете себя так, что окружающие считают вас сладкой парочкой. Ключевые слова – всего два месяца.

– Большое тебе спасибо, – сухо отозвалась я. – Насколько я понимаю, ньюйоркцы потрясены тем, что Орион вообще с кем-то разговаривает.

– Между прочим, кем надо быть, чтобы хамить парню, который двадцать раз спас тебе жизнь? – поинтересовалась Аадхья.

Я гневно взглянула на нее.

– Тринадцать! И я сама спасла его как минимум дважды!

– Да ты сокращаешь разрыв, детка, – невозмутимо откликнулась та.

Я вовсе не хочу сказать, что предпочла бы остаться без Аадхьи и Лю и идти навстречу судьбе в одиночестве и отчаянии, чем просить о помощи Хлою Расмуссен, но до тех пор я даже варианта такого не рассматривала. Я понятия не имела, что она скажет. В конце концов, я отказалась от гарантированного места в Нью-Йорке. И по-прежнему грустила из-за этого. Я с детства в подробностях рисовала себе борьбу за место в анклаве. В фантазиях этот путь завершался тем, что я обретала счастливую жизнь в безопасном, богатом анклаве, с бесконечным запасом маны на расстоянии вытянутой руки. При этом собственным поведением я гарантировала, что кампания будет долгой, сложной и никогда не завершится полным успехом; короче говоря, проще было думать, что вообще-то мне и не хочется в анклав.

Даже Хлоя… она приличный человек, очень приличный, надо отдать ей должное. Когда ребята из анклавов в прошлом семестре начали меня обхаживать – исключительно из-за Ориона, – они держались так, словно оказывали мне огромную услугу, снисходя до разговора со мной. Я отвечала крайне недипломатичной грубостью, и скоро они отстали. Но Хлоя выдержала. Она уже десять раз с начала года садилась с нами в столовой – и не притаскивала с собой своих подхалимов. Сомневаюсь, что я могла бы смириться так, как смирилась Хлоя, когда извинилась передо мной и даже предложила дружбу. Я совершенно не жалею о том, что чуть не оторвала ей голову, причина была вполне веской, но все-таки у меня вряд ли хватило бы моральных сил на извинения. Мой запас любезности, честно говоря, микроскопичен.

Но Хлоя – член анклава. И она не похожа на Ориона. Все ньюйоркцы носят на запястьях разделители маны, которые позволяют им обмениваться силой и черпать из общего хранилища; однако разделитель Ориона работает лишь в одну сторону – на накопление. Иначе он заберет столько маны, сколько нужно, чтобы совершить очередной подвиг. Орион действует инстинктивно и не может удержаться. Таким образом, сын будущей нью-йоркской Госпожи лишен доступа к общему запасу маны, хотя, несомненно, вносит в него свой вклад, не говоря уж о том, что бросается на помощь всякий раз, когда кто-то из ньюйоркцев попадает в беду.

Хлоя тоже извлекает пользу из его взносов в общее хранилище. Ей не нужно экономить силу. Она машинально закрывается щитом, когда испытывает беспокойство. Если на нее набрасывается злыдень, Хлоя, конечно, должна, не растерявшись, найти нужное заклинание, но она может не бояться, что маны не хватит. При поступлении в школу она принесла с собой сумку, полную полезных волшебных вещиц, а также унаследовала массивный сундук, который ньюйоркцы в течение ста лет набивали всяким ценным барахлом (что-то они приносили из дому, что-то изготовляли в школе). И все эти вещи они могли оставить, уходя, потому что, выбравшись из Шоломанчи, отправлялись домой, в один из богатейших анклавов мира. И в большинстве случаев они таки выбирались, потому что в выпускном зале окружали себя пушечным мясом – вкусными неудачниками.

Я не в силах об этом забыть, общаясь с Хлоей. Ну… честно говоря, иногда я об этом забываю – но не хочу забывать. В глубине души я жалею, что Хлоя перестала вести себя мерзко – тогда я могла бы и дальше грубить в ответ. По-моему, просто нечестно иметь настоящих друзей, которым нет дела до того, какая ты богатая и сколько у тебя маны – а кроме друзей иметь еще и ману, и деньги, и стоящих по стойке смирно лизоблюдов. Но каждый раз, когда меня посещает эта странная и злая мысль, я словно ловлю мамин взгляд, полный нежности и сострадания, и чувствую себя червяком. Неудивительно, что в присутствии Хлои я непрерывно перехожу от спокойствия к подозрениям, от обиды к сознанию собственного ничтожества и так далее.

И мне придется попросить у Хлои доступ в хранилище маны, потому что я выпью досуха Аадхью, Лю, восьмерых младшеклассников и, возможно, всех остальных ребят, если не сдержусь в один прекрасный день, когда ризолит попытается меня растворить или через решетку вентиляции проберется огнеслизень. А значит, поводов злиться на Хлою станет еще больше.

Отчасти мне хотелось, чтобы Хлоя отказала.

Но нет.

– Погоди… ты хочешь сказать, что согласна? – спросила она полным надежды голосом, как будто предполагалось, что это не однократное предложение и я могу потребовать место в Нью-Йорке в любой момент.

– Нет, – ответила я.

Я пришла к Хлое, поскольку не хотела, чтобы нас подслушали, и от сидения в ее комнате по мне мурашки ползли. Хлоя занимала комнату над душевой, и пустота там была вместо потолка, а не вместо одной стены. В этом есть свои плюсы: не нужно бояться, что свалишься. Есть и минусы: над головой у тебя бесконечная пустота. Хлоя решила проблему, натянув полог из плотной ткани и оставив открытое место только над столом. Над пологом и в его складках могло таиться что угодно.

Она сохранила в комнате всю стандартную деревянную мебель, которую я, поступив в школу, почти сразу сменила на узкие стенные полки. Чем меньше темных углов, тем лучше. У Хлои даже были два полупустых книжных шкафа. Комната у нее стала вдвое шире с прошлого года, судя по длинному яркому рисунку на стене. Рисунок, впрочем, был необычный – я чувствовала, что от него исходит мана. Вероятно, Хлоя насытила краску защитными заклинаниями в алхимической лаборатории. В любом случае я стояла спиной к двери и не заходила далеко в комнату. Хлоя уютно устроилась с книжкой в одном из трех роскошных плюшевых кресел, среди груды подушек, и ни одна из них мне не нравилась. У меня руки чесались ее вытащить, пока подушки не поглотили Хлою целиком (или частично).

– Я просто хочу одолжить немного маны. У меня кончается запас.

– Правда? – подозрительно спросила Хлоя, как будто я сказала нечто немыслимое. – Ты здорова?

– У меня нет утечек, и вампир ко мне не присосался, – коротко ответила я. – Я трачу ману по делу. У меня три семинара и индивидуальный интенсив. А еще раз в неделю я сижу в одном классе с восемью новичками и отгоняю разных тварей.

Когда я закончила, у Хлои глаза полезли на лоб.

– Господи, ты с ума сошла? Усиленный индивидуальный курс? Ты решила на финишной прямой побороться за выпуск с отличием? Зачем ты так себя мучаешь?

– Это школа меня мучает, – сказала я.

Хлоя не поверила и закатила мне десятиминутную лекцию о том, что базовое предназначение Шоломанчи – предоставлять убежище и защиту детям волшебников, что школа (которая регулярно швыряет половину учеников на поживу волкам) не станет действовать вопреки своему предназначению и нарушать стандартный протокол (что она также проделывает регулярно). Свою речь Хлоя закончила исполненным торжества вопросом:

– Да и с какой стати ей обрушиваться на тебя?

Мне не хотелось отвечать и к тому же надоело слушать декларацию анклава в ее исполнении.

– Ладно, проехали, – буркнула я и повернулась к двери, решив, что мое дело не выгорело.

– Эль, стой, я не то имела в виду! – воскликнула Хлоя и вылезла из кучи подушек. – Я серьезно. Подожди, я не сказала «нет»! Я просто…