А потом, когда мы остались наедине, этот высокомерный гад обвинил меня в том, что я должна была настоять и отказаться от обручения, переубедить отца… На этих словах я рассмеялась ему прямо в лицо. И посоветовала: если Джер настолько против этого брака, то пусть сам попробует переубедить герцога Файна.

На это предложение жених отчего-то закашлялся. И пусть ничего не сказал, но в его взгляде я прочитала: «Ведьма!» И еще несколько эпитетов из тех, которыми чаще всего сообщают окончательную и неотцензуренную правду.

В общем, между мной и Джером вспыхнуло крепкое и взаимное чувство. Ненависти. Но надо мной довлел отец, которому было выгодно породниться с семейством Стоксонов. Над женихом – неустойка в случае, если помолвка будет расторгнута по его инициативе.

Не скрою, мне не раз хотелось послать жениха к низвергнутым, но я понимала: реши взбрыкнуть – отец начнет давить, пока не прогнет меня. Поэтому я сделала вид, что смирилась с обстоятельствами. Стала покладистой дочерью, насколько это вообще было возможно. А все для того, чтобы мне дали возможность нормально доучиться.

Джер тоже изображал образцового жениха: никаких публичных скандалов… Я, конечно, не сомневалась, что у него есть интрижка, а может, и не одна, но, как выражалась моя мама, пока это не достояние общественности, этого и нет.

И вот сегодня такой плевок мне в лицо. Я хотела сначала уничтожить чарографию, а потом подумала: это же отличный повод, чтобы разорвать помолвку! К тому же в таком свете моя практика в Долине Холмов будет логичной: расстроенная изменой невеста уехала из столицы, подальше от предателя-жениха.

Мне нужно будет лишь остаться у дивных. На пару лет. И, думаю, с этим проблем не возникнет. Артефакторы – штучный товар. А артефакторы-алхимики – и подавно.

Я повесила снимок обратно на прищепку.

А потом посмотрела на мирно спавшего щуплого журналиста, на его ботинки и…

Когда корабль причалил, дверь каюты открылась, и на пол ступили эти самые коричневые мужские ботинки. Правда, сейчас в них был не журналист, а я. Плащ репортера сидел на мне мешковато, но это не столь сильно бросалось в глаза. Шляпа, очки, что позаимствовала у новостника, – я оказалась серой мышкой среди других журналистов, что спешили на берег. Безо всякого отвода глаз, который порой может не скрыть мага среди своих коллег, а лишь привлечь к нему больше внимания.

Идя по нижней палубе, я щелкнула пальцами, снимая собственные заклинания стазиса и сна. Надеюсь, папарацци успеет со своей сенсацией.

Как выяснилось чуть позже, он таки действительно успел.

Уже садясь в машину, я увидела, как мчится по трапу, а потом и по набережной в сторону неприметного серого чабиля знакомый тип, сверкая красными, в желтую полоску, носками и прижимая к груди стопку снимков.

А я, усмехнувшись, подумала, что этот вечер не такой уж и отвратительный…

И так я думала вплоть до следующего утра, когда проснулась с дикой болью в горле. Все же купание в холодной воде дало о себе знать. Теперь из всех приемов ораторского искусства я могла использовать лишь выразительное молчание.

И молчала все то время, пока мама выговаривала о моей безответственности. Как?! Как я могла уйти с приема столь возмутительным образом, ни с кем не попрощавшись, поправ нормы приличий?! Что на это скажет мой отец, который был вчера явно недоволен моим поступком? Для нее сейчас это было единственным по-настоящему важным. Ведь за проступки дочерей наказывались не только, собственно, дочери, но еще и герцогиня Файн. Как та, кто плохо нас воспитала и допустила конфуз. Папа легко мог урезать ей расходы на неделю, а то и две. А для той, кто привыкла ни в чем себе не отказывать, это было серьезным ударом. И маму это не устраивало.

Она не скрывала, что вышла замуж за отца по любви. К деньгам.

Чуть больше двадцати лет назад красавица-графиня из обнищавшего рода, вынужденная работать секретарем, с радостью согласилась на предложение герцога Файна стать его супругой. Еще бы: не дряхлый старик, а статный красавец, при деньгах, положении… А то, что у него характер тяжелый, как могильная плита… Так должен же быть у почти идеального жениха хоть один маленький недостаток?!

В общем, для той, у кого из приданого были одни безупречные манеры, воспитание, милое лицо и куча семейных долгов, этот брак стал отличным вариантом. Мама приняла правила игры – быть блистательной великосветской дамой, чья репутация вне подозрения, и подарить отцу наследников. С последними, правда, не сложилось. Родились мы с Тиной. Но тут уж, как говорится, претензии не к нам с сестрой, а к производителям.

– Нечего ответить?! – под конец своей тирады раздраженно спросила мама, тем выдернув меня из размышлений.

За свою жизнь я приобрела много умений, в том числе и делать вид, что внимательно слушаю собеседника, и думать о своем.

– Я болею, – просипела, высунув заложенный нос из-под одеяла.

Родительница словам не поверила. Положила ладонь на лоб, потребовала открыть горло и, лишь убедившись, что я не симулирую, вызвала лекаря. Все же серьезное недомогание могло быть оправданием моего поведения в глазах отца. А это значит, что и ее не ждут финансово-карательные меры.

К слову, папа, узнав, что я заболела, ничего по поводу вчерашнего не сказал. А вот мама промолчать не смогла. Правда, высказывала она свое возмущение не отцу (герцогиня самоубийцей собственного благосостояния не была), а прибывшему врачевателю.

Семейный целитель осмотрел меня и поинтересовался, как будем лечиться: с помощью магии или без?

В первом случае я уже через пару часов забуду о простуде, но тогда на неделю стоит воздержаться от применения дара, а после еще и придется заново балансировать энергетические каналы из-за вмешательства чужой энергии. Вот только для артефактора, оперирующего тонкими настройками магомеханизмов, любой сдвиг контура источника силы мог грозить дрогнувшим вектором плетения и, как следствие, поломкой магомеханизма, с которым чаротехник работал.

Во втором случае – валяться мне в постели с настойками и эликсирами вплоть до дня защиты диплома. Зато магия будет при мне!

– Давайте лучше противные микстуры и порошки, – просипела я.

Целитель понимающе и, как мне даже показалось, одобрительно усмехнулся и выписал целый список. Его он и озвучил родительнице, присовокупив:

– И не забудьте про усиленное питание. Вашей дочери не мешало бы прибавить пару фунтов. Для организма юного мага это не повредит.

– Как… усиленное?! – подавилась вздохом мама. – Ей, наоборот, нужно сбросить! У нее на свадьбе должна быть идеально тонкая талия. Уже и платье у лучшего модельера столицы для этого заказано, – тоном специалиста по похудению, который считает, что все съедобное – вредно, заявила мама.

– Если вы продолжите в таком же духе, то к алтарю ваша дочь прибудет не только в элитном свадебном платье, но и в гробу, – отчеканил врачеватель. Вот за что я его любила, так это за то, что в отличие от многих он никогда не был подобострастным ни перед отцом, ни перед матерью. А целитель меж тем продолжил: – Герцогиня, в отличие от вас, ваша дочь – маг, – он наступил на больную мозоль родительницы, которая дара была лишена. – И ей требуется гораздо больше энергии. Я не единожды уже это говорил. Но вы предпочитаете каждый раз об этом забывать. Поэтому, полагаю, мне нужно будет повторить свои рекомендации герцогу. Надеюсь, у него с памятью получше.

– Не нужно. Я вас услышала, – процедила мама. И прозвучало это средним между «спасибо» и «идите на фтырх».

Целитель удалился, а после мне впервые за долгое время было позволено есть все, что хочу, и в неограниченном количестве. Но вот подлость: ничего не хотелось. Только спать. Чем я и занялась.

А потом были то ли видения, то ли реальность, когда меня тормошила горничная Сита, а потом и Ти вливала в горло, по ощущениям, расплавленный свинец, а еще смутно, в полудымке, лицо отца, которое растворилось в тумане, оставив после себя только сурово поджатые губы, а затем у моего полубреда и вовсе появился сладковатый привкус ужаса.

Потому что мне привиделся дракон. Тот самый, которого я встречать категорически не хотела. Даже в царстве грез. Он возник, соткавшись из ночного сумрака, когда я стояла на знакомой улице Трех иголок, озираясь по сторонам, и дрожала от холода.

Схинец появился неожиданно. В свете лун блеснул ряд мелких колечек, которые украшали его ухо. Казалось, крылатый был далеко, но миг – и вот уже рядом. Причем столь внезапно, как это может быть только во сне. Он подошел и обнял, согревая. И мне стало так тепло и уютно в его объятьях, как вдруг…

Случилось то, с чего начинаются все несчастья в мире. Именно из-за этого происходят серьезные ошибки, которые совершают все без исключения живые и даже некоторые мертвые. Я проснулась.

Разбил вдребезги мой крепкий сон (хотя по ощущениям – сразу череп) звонарный артефакт. Тот самый, что был сотворен специально для пробуждений самым противоестественным путем. Этот гадский магомеханизм дребезжал у меня на тумбочке, подпрыгивая и уворачиваясь всякий раз, когда я пыталась прихлопнуть его ладонью и заставить замолчать.

Под конец не выдержала и сделала то, о чем давно мечтала, – шарахнула по нему магией. От души. И наступила блаженная тишина. Но самое паршивое уже произошло: сон улетел. Поворочавшись в постели, поняла, что еще немного – и я просто накручу на себя все: и одеяло, и матрац с периной, и подушку. А потому решила встать. Хотя в ногах была еще слабость, а руки казались и вовсе будто не моими, чувствовала я себя намного лучше, чем до этого.

Во всяком случае, горло не болело, а вот желудок… Он тоже не болел. Он просто протестовал. Свернувшись в ультимативной форме фиги. Потому я, накинув халат, вышла из комнаты и целеустремленно направилась на первый этаж, где располагалась кухня.

И там, открыв холодильный шкаф, впилась в сочный, прожаренный до хрустящей корочки и истекавший соком стейк. Едва не заурчала от удовольствия, как кошка, жуя внушительный кусок, когда услышала:

– И что ты, больная, делаешь у холодильни? – голос нашей кухарки был настолько сварлив, что его можно было использовать вместо сверла. Причем по бетону. Но я давно уже поняла, это была показная, нарочитая строгость. Потому что хоть Кирха и ворчала на нас с Ти, но втайне от матери все равно подкармливала вкусняшками. Что в детстве, что сейчас.

– Наслаждаюсь жизнью, – ответила, спешно прожевав все, что до этого так жадно откусила.

Хотя мой голос ни единой нотой не выдал, что я секунду назад изображала удава, за один раз впихнув в себя невпихуемое, Кирха все прекрасно поняла и ехидно пожелала:

– Приятного аппетита. Но если вы, госпожа, подождете немного, я пожарю вам горячие блинчики.

– Со сметанкой? – Я воровато выглянула из-за открытой дверцы холодильного ого шкафа. Моя щека была оттопырена, потому как я, поняв, что разоблачена, решила больше не таиться.

– Со сметанкой, – хитро улыбнулась кухарка.

И спустя четверть часа я сидела на кухне на стуле, прятала глаза в чашке с горячим утренним какао и смотрела в печальное лицо зимнего рассвета. И тут… вспомнила! Что будильник я поставила на самый важный день в моей жизни! День защиты диплома!

Закашлялась, едва не подавившись, и спросила:

– Какое сегодня число?

– Так двадцать четвертое! Вы два дня проспали… Ваш отец приказал, если сегодня лучше не станет, вызвать врачевателя и использовать магию для лечения…

– Мне лучше! – хлопая себя по груди, чтобы не подавиться, заверила я. – Очень лучше! Так всем и передай!!! – это я уже кричала, пульсаром вылетая из кухни.

«Только бы не опоздать! Только бы не опоздать!» – стучало набатом в мозгу, пока я лихорадочно впрыгивала в штаны серого делового костюма, застегивала блузку и жакет, сворачивала волосы в тугой пучок и запихивала в тубус чертежи, а во вместительный портфель – собственно, диплом и сопроводительные листы к нему.