Вторую девушку можно было бы назвать хорошенькой только от большой щедрости, но, что намного важнее – она чувствовала себя очень комфортно в своём теле. Она смотрела людям в глаза, говорила громко и вела себя так, будто вселенная вертится вокруг неё. Что, судя по тому, как в её руку вцепилась красавица, возможно, так и было. Я смотрела на них вместе и боль внутри меня всё заострялась подобно ножу.

На следующий день была церемония кодекса чести первокурсников; на ней мы должны были подписать свои имена под контрактом, обещая не заниматься плагиатом. Все на нашем этаже, даже моя соседка, обычно рта не открывавшая, жаловались, что не хотят идти. Необходимость надевать каблуки и нарядные платья и впрямь раздражала, но втайне я была благодарна за возможность заниматься чем-то в окружении всего первого курса, будто бы все мы тут одинаково на своём месте. Идти толпой от общежитий до лужайки Элиота было приятно.

Когда мы возвращались с церемонии, на летнее небо начали спускаться первые сумерки. Кто-то налетел на мой локоть и я повернулась, извиняясь.

– Привет, – сказала девочка; её тёмные глаза загорелись. – Ты в моём общежитии, да? Ист-Хауз, четвёртый этаж?

– Да. – Я почти протянула руку для рукопожатия, но потом передумала. Слишком формально. Слишком странно. – Джессика Миллер.

– Кэролин Родригез. – Она встряхнула своими длинными каштановыми волосами, которые, как я заметила, были почти такими же лоснящимися, как у загадочной блондинки. – Ты живёшь с той немой девушкой, да?

Смешок выскочил, не дав себя остановить.

– Она на самом деле не немая, но да. Рэйчел. Она почти никогда не говорит. И не выходит из комнаты.

Кэролин закатила глаза.

– Какой кошмар. У меня тоже соседка – жуткий ботаник. Если встретишь её, не говори, что я так сказала. Её в буквальном смысле зовут Юстиция. Понятия не имею, как алгоритм Дюкета решил, что мы друг другу подходим.

– Алгоритм на самом деле довольно простой. – Мне нравилось идти рядом с Кэролин и хотелось растянуть эту дорогу на как можно дольше. – Я его изучала, и это просто разные значения присвоены разным ответам и всё это забито в формулу. Не очень сложно.

Кэролин остановилась:

– Ты что, разбираешься в математике? – её тон прозвучал обвиняюще.

Я тоже остановилась.

– Наверное. В смысле, я не гений или типа того. Просто разбираюсь. В смысле, может быть разбираюсь. Как все.

Правда заключалась в том, что я занималась математикой в колледже рядом с домом, в надежде создать резюме, по которому меня, как когда-то моего отца, примут в экономическую программу Гарварда. Но инстинкт подсказал мне не делиться этой информацией с Кэролин из страха, что она перестанет со мной разговаривать.

– Ну, даже с моей соседкой, я рада, что меня поселили в Ист-Хаузе, а не в Донахю или в Чапмен-Холле, – Кэролин поморщила нос. – Я слышала, что в Чапмене воруют бельё прямо из сушилки.

Она засмеялась надо моим шокированным выражением лица. Кэролин была маленькой, хорошенькой девушкой с оливковой кожей, и смеялась она всем телом. Она показала на кованые скамейки со столиками в центре лужайки. Там каждую ночь собирались группы студентов, общались и курили травку; запах можно было почувствовать, если открыть окно, даже из общежития.

– Хочешь посидеть отдохнуть? Я не особо спешу вернуться к Юстиции. Она говорит, что хочет дать мне клингонское имя, чтобы мы были клингонскими сёстрами-воинами, что бы это ни значило.

– Ты не знаешь «Стар Трек»?

Кэролин посмотрела на меня непонимающим взглядом.

– Сериал?

Мы подошли к столику и сели на скамейку, ещё тёплую от целого дня на солнце. Остальные первокурсники, проходя мимо, заинтересованно косились на нас. Я постаралась представить себе что они видели: две симпатичных девушки в открытых платьях, может быть, лучшие подруги, ждут, пока придут остальные наши друзья. Я выпрямилась и расправила подол.

– Я тебе покажусь странной, – сказала Кэролин, – но мои родители не разрешали мне смотреть телевизор и кино, когда я росла. – Она протянула руку к тонкому золотому крестику у неё на груди и повертела его в пальцах. – Наш пастор сказал, что они дурно влияют. Это, конечно, не мешало маме целыми днями смотреть мыльные оперы. Страдала я одна. Честное слово, как только мои родители уехали из Дюкета, я в первую же ночь посмотрела разом весь первый сезон «Бухты Доусона». Проглотила за один раз. В двенадцать лет я до смерти хотела посмотреть этот сериал.

– И? Твой вердикт?

– Не стоит шести лет вожделения. – Мы засмеялись. Потом что-то привлекло её внимание, и она замахала рукой кому-то у меня за спиной. – Хезер! Мы тут!

Я развернулась, стараясь сохранять нейтральное выражение лица, чтобы никому не показать разочарования, что Кэролин уже отвлеклась на кого-то другого. Потом я увидела, кому она махала. По газону в нашу сторону шла та уверенная блондинка с моего этажа.

– Каро! Вот ведь скукотища, а? Одному Богу известно, почему нам пришлось подписывать это лично, а не по электронной почте, как, собственно, и положено в двадцать первом веке. – Вблизи я могла разглядеть лёгкую россыпь веснушек на лице девушки, и я заметила, что её лоб был на несколько размеров великоват. Именно это разрушало симметрию лица и не давало ей выглядеть по-настоящему хорошенькой. Но её тёмно-синее платье было из плотного материала и превосходно сшито. Оно прямо кричало о больших деньгах. Мне хотелось протянуть руку и потрогать его.

Девушка повернулась ко мне и протянула руку. «Я тебя пока не знаю. Я Хезер Шелби».

– Джессика Миллер. – Её рукопожатие было очень твёрдым.

– Откуда ты знаешь Каро?

«Каро». Имя слетало с её губ с лёгкостью близкого друга.

– Мы только познакомились. Мы живём в одном общежитии.

Хезер моргнула. Потом она удивила меня тем, что упала на скамейку.

– Чёрт. Это значит, что ты тоже в Ист-Хаузе.

Я кивнула и изо всех сил постаралась не расстраиваться, что Хезер сотню раз проходила мимо меня в коридоре, но так и не заметила. «Это всё потому что ты ничем не выделяешься», – говорил предательский голосок.

– А-а-а-а, – сказала Хезер как будто что-то вспомнила. – Стой, так ты соседка этой, типа, монашки, которая взяла обет молчания, да?

Как это Рэйчел произвела большее впечатление чем я?

Каро наклонилась к нам, и мы с Хезер инстинктивно потянулись к ней.

– Не оглядывайтесь, – прошептала она, – но тут тот парень из нашего общежития, который прямо олицетворение всего, о чём меня предупреждала мама, и он сейчас идёт мимо. Я же сказала, не смотрите, – прошипела она, когда мы с Хезер обе обернулись.

Легко было понять о ком она говорит. В море юбок и пиджаков он был единственным не одетым нарядно. Вместо пиджака на нём были чёрные ботинки и футболка с растянутым воротником, а на руке у него, наполовину спрятанная под рукавом рубашки, была татуировка. Он был высоким и худощавым, с такой густой копной чёрных волос, что от них он казался ещё выше. В его лице – в очертаниях его подбородка, в его полных губах – было что-то такое. Я задрожала.

– Моя мама упала бы в обморок от одного его вида, – сказала Каро.

Будто почувствовав, что мы пялимся на него, парень резко развернулся и остановился на мне взглядом. У меня пересохло во рту. Его глаза были светлого цвета, хотя оттенок издалека было не разобрать. Его губы сложились в улыбку.

– Он красавчик, – сказала Хезер с опасно нормальной громкостью. – Из тех, с которым «только один раз, чтобы закрыть гештальт». Я перешла на хороших мальчиков. Но каждая девушка должна через это пройти. Ритуал взросления.

– Я сошла с ума или он идёт сюда? – прошептала я. Моё сердце отчаянно билось.

– Он определённо подходит ближе, – подтвердила Каро.

Парень подошёл и остановился, поставив ногу в чёрном ботинке на скамейку.

– Привет, – сказал он, поворачиваясь немножко, чтобы включить в разговор Каро и Хезер. Как только его взгляд сместился с моего лица, я испытала прилив облегчения вперемешку с разочарованием.

– А вы чувствуете себя честными и порядочными после всех этих клятв и всего такого?

– Не особенно, – сказала Хезер.

– Прекрасно. – Он упал на скамейку напротив нас и достал что-то из кармана. – В таком случае, хотите закурить?

Он протянул нам косяк.

Я чуть не упала со скамейки.

– Прямо у всех на виду?

Он усмехнулся мне и я внезапно почувствовала, что он за этим сюда и пришёл: чтобы заставить меня с ним заговорить. Я допустила ошибку: посмотрела в его глаза. Теперь мне было видно, что они были зелёные, как летняя трава.

– Что, предпочитаете не рисковать? – Он всё ещё ухмылялся с таким видом, будто отвечал на какой-то второй, тайный разговор, за которым я пока не могла следить.

– Я рискну, – сказала Хезер. – Если травка хорошая. Никакого старья, жизнь слишком коротка.

– Мне не надо, – сказала Каро, вертя в пальцах крестик.

Парень сунул косяк в рот, достал зажигалку, зажёг, затянулся. Без малейшего усилия. Он запустил руку в волосы, и волосы так и оставались растопыренными во все стороны долго после того, как он опустил руку на стол. Он затянулся ещё раз и протянул косяк мне.

Я еле заметным движением покачала головой. Он улыбнулся маленькой понимающей улыбкой и протянул косяк Хезер; та немедленно взяла.

Его глаза снова нашли меня.

– Брендон Купер. Ист-Хауз, третий этаж.

– Джессика Миллер. – Я вытерла потные руки о платье. – На четвёртом.

– Я знаю. – Он сунул руку в карман в поисках чего-то. Когда он достал руку из кармана, между пальцев он держал маленький листочек бумаги.

– Я принёс это тебе.

Это было листик из печенья с пожеланиями. Я взяла его и ошеломлённо уставилась на него.

– Что? Почему?

– Я видел тебя раньше. Мне выпало это, и я подумал о тебе. Собирался приклеить его к твоей двери, но вот ты тут.

Моё недоумение было прервано громким голосом с другого конца лужайки.

– Куп, чувак, ты опять куришь посреди двора?

Все четверо синхронно, как заводные игрушки, повернулись. В нашу сторону шли три парня; главный из них шёл посередине и улыбался, как будто услыхал самую смешную шутку в мире.

Было трудно не раскрыть рот от изумления. Все три парня были привлекательными, но лидер в центре был наверняка самым красивым юношей в моей жизни. Он был золотым – по-другому не описать. Его кожа отливала светлым золотом, волосы тёмным золотом, а глаза были кристально-голубыми, ошеломляющими. Зубы у него были белыми и превосходно прямыми – нереальные зубы, у людей таких не бывает. Он был одет в тёмно-синий костюм с вышитым гербом и такие же тёмно-синие брюки.

Каро наклонилась ко мне и прошептала.

– Кажется, мы только что упали в каталог мужской одежды.

Три юноши остановились перед нами, широко доброжелательно улыбаясь.

– У тебя стальные яйца, Купер, – сказал огромный парень, стоявший слева от принца. У него была бритая голова и бронзовая кожа, он был высоким и огромным, с мускулистыми плечами и грудью; он был втиснут в чересчур тесный пиджак. Он держался в скованной манере, которая выдавала в нём спортсмена. Высказавшись, он глянул на принца в поисках одобрения.

Куп пожал плечами.

– Если меня выгонят, одним счётом меньше. – Он забрал у Хезер косяк и протянул парням. – Интересно?

Во мне поднялась паника. Я никогда раньше не слышала как кто-то тут говорил вслух о деньгах – как будто деньги были просто частью жизни. Как будто не было ничего стыдного, как будто ты не демонстрируешь всем, что ты – маленький, никому не нужный человечек. Я почувствовала внезапный иррациональный ужас, что они повернутся сейчас ко мне и спросят меня о счетах моей семьи.

– Смеёшься? – Большой парень скрестил руки на груди и покачал головой. – Я в футбольной команде. Папа меня убьёт если узнает, что я стоял с тобой рядом.