Все лгут. Эта простая в своей сути истина открылась Хизаши далеко не сразу, можно даже сказать, слишком поздно. Он наблюдал мир смертных со стороны и восхищался им. Имея такие короткие жизни и такие слабые силы, люди строили храмы, создавали музыку и развязывали войны, и след, который они оставляли после себя, казался Хизаши более славным, чем тот, что очерчивало в пыли покрытое серебряной чешуей тело Хизаши. И однажды у него спросили – разве ты этого хочешь? Разве ты хочешь скрываться в древесных корнях веками, не видимый никем, кроме тех, кто сразу же захочет тебя убить?

Хизаши дал верный ответ. По крайней мере, тогда ему так казалось. Но все лгут, и иногда даже сами себе.

Отчаявшись уснуть и продрогнув до костей, Хизаши осторожно поднялся и вышел на порог. Дождь почти перестал, лишь с крыши срывались тяжелые капли, ловящие слабый лунный свет, да где-то в темноте лило из кривого водостока. Деревня замерла до рассвета, и эта мертвая тишина была тревожной, царапающей нервы. Хизаши спустился со ступеней и застыл в шаге от грязной лужи, в которой отражалось небо.

И что-то еще.

Хизаши мгновенно развернулся, но за скатом крыши мелькнула тень и пропала. Кто бы ни следил за приглашенными оммёдзи, он уже знал, кто они и где их искать.

* * *

С рассветом деревня Суцумэ ожила.

Хизаши разбудили звуки с улицы, а следом за этим заскрипела оконная ставня. На лицо упал навязчивый солнечный свет, его загородила спина Куматани, подпирающего ставню палкой, а потом свет снова ворвался в хижину, безжалостно прогоняя приятную утреннюю дрему. Хизаши попытался отползти подальше, одновременно с этим пряча лицо за рукавами кимоно, но громоподобные шаги вернувшегося с улицы Мадоки прогремели в ушах, как поступь самого Райдзина^[16].

– Я принес кое-что перекусить, – сказал он и протопал мимо Хизаши, едва не отдавив ему ногу. – Налетайте. Домашняя еда самая вкусная.

От короба пахло омлетом и супом с мисо, даже Хизаши не смог противиться и перестал притворяться спящим.

Кента сел рядом и взялся за палочки.

– Приятного аппетита!

Его извечная бодрость по утрам действовала на нервы. Хизаши хотелось свернуться кольцами где-нибудь в темном уголке и полежать там, пока солнце не войдет в зенит, а тогда можно будет погреться на теплом камне.

– Что с Мацумото? – ворвался в мысли громкий голос Мадоки. – Он сейчас слюни пускать начнет.

– Однажды я тебя прокляну, – пообещал Хизаши и взял горячую плошку с супом.

– За это школа вынесет тебе суровое наказание, – напомнил Кента. – Когда ты в прошлый раз подбросил Нобута и его компании того шикигами, с тобой обошлись еще мягко.

Пальцы Сасаки дрогнули, и кусочек рыбы упал на колени.

– Это было из-за меня…

– Это было из-за того, что Нобута хотел слишком многого, – возразил Хизаши. – Если бы он обладал хоть сотой частью приписываемых ему талантов, отличил бы иллюзию на бумажной кукле от настоящего сиримэ^[17].

– Он убегал в таком ужасе, что сбил с ног сэнсэя, – хохотнул Мадока. Тогда они придумали этот розыгрыш вместе, даже Кента участвовал, потому что мерзкий Нобута со своими прихлебателями успели у всех попить крови. Куматани, парень из лесной деревни, уж точно не был исключением.

– В этом вся суть, – не мог не улыбнуться Кента.

– Нет уж, суть была в том, что Мацумото пытался тебя подставить.

Хизаши сделал вид, что он тут не при чем и продолжил есть как ни в чем не бывало. Да, он и впрямь тогда заявил, что шикигами принадлежал Куматани и идея была его. Не рассчитал только, что Мадока и Сасаки в один голос признают свою вину, так что под недельное наказание попали все четверо.

– Кто идет со мной к семье Сакума?

– Я, – первым вызвался Мадока. – Вдруг понадобится силовое прикрытие.

– Будешь махать кулаками перед акумой? – спросил Хизаши.

– Тогда ты иди.

– Ну уж нет. Я сам по себе.

Хизаши доел, отставил посуду и поднялся.

– Возьми с собой Арату, – попросил Кента, но ни Хизаши, ни сам Арата не обрадовались, однако по разным причинам.

– Пусть сидит тут и медитирует, – отмахнулся Хизаши. – Как ты там говорил? Целитель нужнее всего в тылу?

– Это не я говорил, – вздохнул Кента. – Это говорил Морикава.

– У него очень скучные уроки.

– Хизаши-кун!

– Я ушел.

Избавившись от компании, Хизаши первым делом отправился на поиски ёкаев, живущих рядом с людьми. Таких, на самом деле, было гораздо больше, чем люди себе представляли, а многих они создавали сами, например, цукумогами^[18]. Деревенские жители настороженно провожали взглядами незнакомца в красивой одежде и с волосами, собранными в высокий хвост – такого ни за что не примешь за бродячего торговца или крестьянина. Поигрывая веером, он пересек деревню и остановился перед высоким частоколом из плотно сбитых бревен.

Мадока прав, да и Сасаки, как бы жалко ни блеял, тоже обратил внимание на главное: забор был новым, даже казалось, что от него еще исходит запах свежеструганной древесины. И безумно дорогим для селения, староста которого поселил оммёдзи едва ли не в руинах. Зачем нужна такая крепкая защита? Даймё этих земель в последние годы не стремился к захвату новых территорий, активных военных действий тут не велось, и Хизаши понятия не имел, чего еще могли бояться люди. Разбойников? Диких зверей? Демонов?

Хизаши поскреб дерево ногтем и усмехнулся. Ни капли чар, совершенно обычный, заурядный забор.

Пройдя по периметру, он остановился и принюхался. Пахло странно, не деревом, дымом или человеком, но и на демоническую ауру тоже не походило. Хизаши поморщился, запах был раздражающим, как облако пыли, забивающее нос. Он отмахнулся веером и повернул назад. Стоило начать день с составления гороскопа, потому что чутье подсказывало, что все гораздо сложнее, чем происки шаловливого ёкая или даже смертельное проклятие.

– Сакума, – бросил он первому же встреченному на пути человеку. – Где?

– Т… т… туда, господин.

Хизаши, не удостоив нищенку взглядом, поспешил в указанном направлении. Нужное строение узнал сразу, дом последней пострадавшей семьи выделялся размерами и новизной. И у него уж точно по ночам не скрипела крыша и из оконной рамы не тянуло холодом. А вот осорэ^[19] тянуло, и отрицательные эманации плотнее всего были внутри, и Хизаши, небрежно раскидав гэта у порога, ворвался в дом.

Из-за сёдзи доносилось мерное бормотание Куматани, который читал заклинание сдерживания злого духа. Голос его ни разу не поднялся и не затих, ки текла ровно, но слишком слабо и поэтому тонула в осорэ, как капля в чашке чая. Хизаши аккуратно, чтобы не потревожить печати барьера, отодвинул дверь и вошел. Ощущение обиды и горечи можно было увидеть глазом, они были похожи на грязно-зеленую дымку, сгущающуюся в облако у самой дальней перегородки. Хизаши нашел взглядом бледного Мадоку, который сидел на полу и прижимал к груди руку, а потом остановился на фигуре Куматани. Он перебирал четки, и бусины ударялись одна о другую, усиливая действие заклинания.

– … рин, бёу, тоу, ся, кай, дзин, рэцу, дзай, дзэн. Рин, бёу, тоу, ся, кай, дзин, рэцу, дзай, дзэн^[20]…

Хизаши вгляделся в сгусток осорэ и увидел человеческую руку, иссохшую, сморщенную и потемневшую. Она плавно двигалась, подзывая наивную жертву, длинные пальцы шевелились подобно водорослям в текущей воде.

Куматани вдруг сбился, и призрачная рука растопырила пальцы и рванулась из стены, метя ему в лицо. Има покоилась за поясом, и, занятый четками, Кента не успевал ее обнажить. Мадока схватился за меч, и Хизаши, выхватив веер, быстро начертил в воздухе решетку-доуман. Отражающее заклятие столкнулось со злым духом и оказалось сильнее. Дымка осорэ на миг поредела, и стал виден остов человеческой руки, пытающийся спрятаться внутри перегородки.

– Сейчас! – приказал Хизаши, и Кента вытянул руку, второй обхватил ее за запястье и направил ки на цель.

– Кай!

– Мэц! – почти одновременно с ним выкрикнул Хизаши и взмахнул раскрытым веером. Дух призрачной руки заметался, но двойное заклинание уничтожения упало на него раскаленной пентаграммой, и все было кончено.

Кента выдохнул, ссутулив спину, свечение ки в его глазах, делающее их похожими на спелую вишню, погасло. Он едва не упал, успел схватиться за плечо Хизаши.

– Джун, проверь, как она там.

Мадока вздрогнул, но подчинился. Зло развеялось, осталась лишь человеческая кисть без плоти и крови, только пожелтевшие кости. Мадока пнул их носком таби и сразу отскочил.

– Смотреть на это не могу, – вздохнул Хизаши. – Рука? Серьезно? В следующий раз нас пошлют изгнать дух безымянного пальца?

Куматани выпрямился и без его помощи подошел к костям.

– Почему только рука?

– Ее отрубили, и она озлобилась? – предположил Мадока и потер собственную кисть.

– Может быть. Надо забрать ее с собой.

Кента наклеил на кости талисманы и осторожно убрал в мешочек. Предстояло еще объяснить ситуацию перепуганному семейству Сакума и обсудить между собой. Хизаши посматривал на мешочек и уже знал, что стоит спросить в первую очередь.

Глава семейства был уже немолодым мужчиной с потухшим взглядом, его супруга все еще не могла подняться с постели, с ней оставалась старшая из дочерей, а два сына сидели с отцом перед оммёдзи, которые были лишь на несколько весен старше.

– Нас прокляли? – первым делом спросил Сакума-старший. – Какой подлец это сделал?

– Дело не в проклятии, – мягко ответил Кента, незаметным жестом прося Хизаши пока не вмешиваться. – У вас красивый дом. Скажите, давно вы его построили?

– Дом? – растерялся Сакума. – Он достался мне от родителей, а тем от их родителей. Но по весне кое-что пришлось ремонтировать.

– Той же древесиной, что пошла на ограду для деревни? – спросил Хизаши.

– Что? Нет… Нет, мы срубили старое дерево на северной стороне.

– Мы?

Хизаши вопреки всем правилам приличия поднялся, повернулся к хозяину спиной и медленно прошелся по комнате, скользя пальцем по перегородкам. В этом жилище тоже не было дзасики-вараси, хранители дома ушли, бросили все, будто их прогнали или очень сильно напугали.

– Дерево было очень большое, – словно оправдываясь, ответил Сакума.

– Но не такое уж старое, – заметил Мадока, до этого напряженно молчавший.

– Деревенский глава сказал, что мы можем его использовать.

– И снова глава, – пробормотал Хизаши и потерял интерес к беседе. То, что надо, он уже понял, теперь пора было действовать.

– Мацумото! – яростно прошипел Мадока вслед Хизаши, а тот уже добрался до порога и быстро влез в как попало сброшенные гэта. И, что удивительно, вскоре он услышал позади топот шагов.

– Мацумото, ты свинья, – Мадока весь покраснел и с трудом держал себя в руках. – Нас впервые отправили на такое важное задание, а ты… Ты…

– Свинья? – подсказал Хизаши. – Для вежливых бесед у нас есть Куматани и Сасаки, к чему торчать там всем четверым?

– Потому что нельзя подрывать авторитет Дзисин!

Мадока все-таки поравнялся с Хизаши, схватил его за отворот кимоно и дернул на себя. Хизаши пришлось наклониться, чтобы Мадоке было удобно рычать ему прямо в лицо.

– Хочешь ударить? – оскалился Хизаши. – На что еще годится сын бывшего даймё.

Широкое лицо Мадоки угрожающе побагровело, и тут позади раздался голос Куматани.

– Я собираюсь закончить расследование, а вы можете продолжать ругаться, если это то, что у вас получается лучше всего.

Он, не останавливаясь, прошел мимо, за ним вприпрыжку проскакал Арата, при этом так низко опуская голову, словно хотел провалиться сквозь землю. Пальцы Мадоки разжались, и он, по-лошадиному фыркнув, пошел следом за ними. Хизаши такое отношение ничуть не смущало, он спокойно поправил одежду и, обмахиваясь веером, продолжил путь.