В закутке за кадками с высокими растениями я вдруг услышала чей-то судорожный всхлип, а потом и долгое протяжное завывание. Ревела девушка, однозначно! И я тут же, не задумываясь, ринулась к ней на помощь. Зашла за небольшой выступ в стене, где стояла крохотная лавка, и замерла.

Курочкина.

Вот те раз! Сидит рыдает, по щекам расползлись уродливые потеки туши, а губы почти до крови искусаны.

– Алла? – сделала я шаг ближе, и девчонка тут же вскинула на меня покрасневшие, опухшие от слез глаза. – Случилось что? Я могу тебе помочь?

И замерла в ожидании ее ответа. Все обиды на эту самодовольную, наглую и заносчивую девчонку в моей голове померкли. Она плакала, а значит, ее кто-то обидел. А если так, то нужно человеку помочь.

Только вот зря к ней со своими утешениями сунулась.

– Да, Доска, можешь. А ну, пошла отсюда. Пошла!

И я тут же развернулась, уходя прочь и получая в спину жестокие выкрики:

– Гребаная дура! Помочь она решила. Себе помоги, убогая!

Дальше слушать я не стала, зажала уши ладонями и понеслась в библиотеку. А после точно так же неслась на первый урок, почти заплетаясь в собственных худеньких ножках.

А в классе уже творилось невообразимое. Все перешептывались и почему-то смотрели на меня.

Боже, да что опять-то?

Пришлось напрягаться и подслушивать, о чем толковали за моей спиной две самые завзятые сплетницы класса – Рита Буева и Марина Головченко.

– Он же с ней даже не встретился, прикинь!

– Да ты что? Ни фига!

– Ага, просто смс-ку написал, мол, все, прошла любовь, завял помидор. – И девочка прыснула сама же от своей шутки.

– Капец, кинул саму Курочкину! Как думаешь, из-за чего?

– Да вот кто его знает. Но кто-то говорит, что это из-за вчерашнего видео, что Алка слила в чат. Но пока информация не проверенная. Курочка молчит, а от Соболя никогда ничего не узнаешь.

– Это да, проще утопленника разговорить. Но насчет видоса я сомневаюсь. Реально смешно получилось.

– Тише ты, вдруг уши греет, – шикнула Рита.

– Да куда ей что понять. Убогая Килька.

– Эх, жаль… А такая сильная любовь была…

– Ага…

– Зато можно занять освободившееся место!

– Встань в очередь!

Вот это новости с полей. Соболевский бросил Курочкину!

Только вот почему – непонятно…

Глава 6 – Надя умирает последней

POV Алёна

Знаете, это, конечно, глупо, но после того инцидента с тряпкой меня не трогали в классе почти неделю, и я думала, что это навсегда. И да, то были лучшие дни в моей школьной жизни, если не сказать больше. А все потому, что двадцать три подростка обсуждали фееричное расставание Соболевского и Курочкиной.

Всем элементарно было не до меня.

Первые два дня краса класса лила крокодиловые слезы и дула губы за несправедливость судьбы, а потом вышла на охоту. Ибо ушлые одноклассницы уже вовсю строили освободившемуся холостяку глазки, пытаясь отхватить себе вожделенный приз. И это в тринадцать-то лет?

Дуры!

Но кино было знатное, ребята!

Аллочка, с боевым раскрасом и укороченной донельзя форменной юбкой, начала операцию по возвращению в свои сети Соболевского. Сначала решила вызвать ревность. Виляла хвостом перед Кириллом Решетовым, который был лучшим другом ее бывшего. Потом обжималась с красавчиком Сашкой Павловым с параллели. А потом до нее дошло, что Соболевскому фиолетово на ее постановочные выступления.

И Курочкина пошла дальше.

Словно банный лист она намертво прилепилась к парню, заглядывая в его глаза жалобно и просительно. Заламывала руки, пыталась вывести на разговор, но получала только неизменное:

– Алла, все. Мы с тобой закончили. Не позорься, – и, говоря это, Соболевский на нее даже не смотрел, а вот на меня почему-то да.

И глаза его горели, казалось, тихим бешенством. Вот только непонятно, кому оно было адресовано. Мне, что посмела совать нос в его личную жизнь, или Курочкиной, что планомерно выела ему мозг за прошедшую неделю… Ай, а не плевать ли мне? Плевать!

И зачем я вообще повернулась в его сторону? Сидела бы себе спокойно за партой и сидела, вот и книга передо мной такая интересная лежит, а я отвлекаюсь по пустякам. Любопытная Варвара!

Но несмотря на все апогей отношений между королем и королевой класса я все же зацепила. То была суббота. Паутина летала в воздухе, и обманчиво пахло летом. Я вышла на школьное крыльцо, затем направилась в школьный парк и на спортивную площадку. И тут услышала голос Курочкиной, что почти на ультразвуке ввинтился мне в сознание:

– Перестань пороть чушь, Ник! Подулся и хватит!

– Алла, ты меня утомила, – устало выдохнул Соболевский, вальяжно рассевшись на лавке.

– Я не понимаю, что такого я сделала! – разъяренной фурией вышагивала она туда-сюда перед ним.

Молчание было ей ответом.

– Мы просто веселились. Ясно? Поржали и проехали. И я соскучилась, вообще-то! Поцелуй меня!

И снова ничего.

– Ник, я без тебя не могу! – Она присела перед ним на корточки, а я завернула за угол школы, чтобы меня не засекли, и затаила дыхание.

И отчего-то с места сдвинуться не смогла. Не выходило. Я просто стояла и слушала, что же будет дальше.

– А я без тебя могу, – совершенно безэмоционально ответил ей Соболевский.

– Но это же не так. Это же неправда! Да, Ник? Да? Скажи, что прощаешь меня. Скажи, что скучал по мне так же, как и я по тебе. Скажи, что я…

– Я скажу, что ты меня достала, Алла.

– Что?

– Что? – издевательски скопировал он ее вопрос.

– Ник, ну прости меня!

– Твою мать! – почти зарычал парень.

– Скажи, что я должна сделать, и я это сделаю!

– Свалила!

– Но, Ник!

А затем он что-то говорил ей, злобно, но, увы, неразборчиво. И как бы сильно я ни напрягала слух, расслышать ничего не могла. Только поняла, что после этого Соболевский ушел, а Курочкина осталась там же, на той самой лавке. Она сидела и горько плакала, но я почему-то не чувствовала к ней больше сострадания. Мне казалось, что это справедливо. Ведь и я на прошлой неделе точно так же лила слезы, отмывая в холодной проточной воде свои испачканные волосы.

И всем было плевать. Так же, как и сейчас всем было плевать на Аллу Курочкину.

Надежды на воссоединение с Соболевским у нее рухнули. А у меня на тихую и спокойную жизнь. И уж не знаю почему, но мужская половина моих одноклассников меня больше не трогала, не оскорбляла и вообще практически забыла о моем существовании.

Но вот женская половина…

И Курочкина стояла в авангарде этой травли, что продолжалась до конца седьмого класса. Всего и не описать, но кое-что я запомнила на всю свою оставшуюся жизнь.

Однажды утром, пока я стояла в очереди на вход в школу, мне на шапку и куртку кто-то подсадили трех огромных мадагаскарских тараканов. И вот я подхожу к гардеробу, чтобы раздеться и сдать верхнюю одежду, а потом замечаю, что многие вокруг начинают смеяться надо мной, а потом и снимать на телефоны. Дальше дежурная по раздевалке начинает вопить на весь школьный холл. И мне никогда не забыть ее визг…

– А-а-а, таракан! У нее на шапке таракан! И на куртке! Фу, таракан!!!

Я тут же сбила головной убор с головы, видя, как по полу ползет толстое коричневое насекомое. От страха и омерзения расплакалась, продолжая торопливо снимать с себя куртку и гадливо отряхиваться под оглушающий хохот толпы учеников. Им было весело! Кто-то так смеялся, что даже заходился в кашле. Кто-то остервенело бил себя по колену, пытаясь сдержать истерику. Кто-то отирал с лица слезы от наплыва положительных эмоций.

– Бомжиха! – орал кто-то.

– Поди, перед школой в помойке рылась! – еще выкрикивал кто-то.

– Так дома не кормят, жрать-то нечего, – и эти обидные выкрики, казалось, никогда не закончатся.

Но окончательно добил меня именно Соболевский, который, расталкивая вдруг примолкшую толпу, подошел ко мне и окинул хмурым взглядом. А потом, очевидно имея за пазухой какую-то еще более гнусную выходку, спросил меня:

– Ты как, Алён? – А видя, что я ничего не отвечаю, скорее всего, от шока, добавил: – Ну, не плачь.

Сволочь, правда? И так проникновенно в глаза мне смотрел, как будто действительно переживал за меня. Поддайся я тогда на эту сладкую провокацию – и мне бы светил новый виток зубодробильных насмешек. Ну уж нет!

– Руки от меня убери, – огрызнулась я и зло вытерла соль с мокрых щек, – и больше никогда меня не трогай! Ты такое же ничтожество, как и все они, – буквально выплюнула я ему в лицо, наслаждаясь эффектом, что произвели на Соболевского мои слова.

А потом наконец-то пришла охрана вместе с директором школы и спасла меня из этого ада.

Первый урок я пропустила. У меня на фоне всего этого случился нервный срыв, пришлось отпаивать меня успокоительным в медбоксе. Не от вида тараканов и не из-за того, что надо мной в который раз посмеялись, а оттого, что я позволила этим уродам довести себя до слез.

В школу даже вызвали моих родителей тогда. Провели разговоры, я в который раз слезно просила у отца перевода. Но он вновь ответил отказом.

– Ничего страшного не случилось. Подумаешь, таракан…

И никого тогда не наказали. Ни-ко-го!!! Только видео ползающих по мне насекомых еще долго мусолила вся школа. Забавлялись детки. Тешились…

Потом была еще мышь в сумке. Но мне кажется, зачинщик этой расчудесной шутки не оценил размаха мероприятия, и по факту визжала не только я, а почти вся женская половина класса.

И только Соболевский сидел за своей партой неподвижно и, поджав недовольно губы, смотрел на то, как я взобралась на подоконник и почти слилась с откосом. Что значит его взгляд, я не знала. Быть может, недоволен тем, что живет бок о бок с девчонкой, которая разводит тараканов и грызунов. Черт его знает.

На новогодний утренник меня облили синей краской.

На четырнадцатое февраля красной.

В преддверии восьмого марта привязали мои шнурки к стулу. Боже, и как они вообще это провернули? Но да, я упала тогда и больно ударилась, когда резко встала, не почувствовав подвоха. Сбитые колени, локти и шишка на голове.

И вновь смеялись все. Все, кроме Соболевского, который, смотря на меня, переломил карандаш на две части.

А потом все издевательства надо мной отошли на второй план, ведь я снова подслушала сплетниц Риту и Марину, что с пеной у рта обсуждали Соболевского уже где-то в середине апреля.

– Говорят, Соболь от нас сваливает. Они с отцом переезжают, и в восьмой класс он пойдет учиться уже в другую школу.

– Да ладно?

– Ага.

– Алка умрет от горя.

– Эх, и не только Алка…

А я была готова умереть от радости! Боже, какие чудесные новости! И Надежда моя снова воскресла и расцвела буйным цветом…

Да, да, осталось потерпеть-то всего ничего! И больше никогда я этого гада не увижу.

Никогда!!!

Глава 7 – Никогда не говори «никогда»

POV Алёна

– Вот же напасть, – покусывала я нервно губы, пока рассматривала свое отражение в стареньком, побитом временем зеркале.

А потом полезла в шифоньер, чтобы выудить оттуда новую блузку, купленную мне мамой для следующего учебного года на распродаже. А затем и свитер в придачу. Нацепила на себя тряпки и облегченно выдохнула. Не видно! Отлично! Благо весна в этом году выдалась холодной и дождливой, есть за чем спрятаться.

Короче, вы еще не знаете, но к концу седьмого класса мое тело вдруг решило, что пора начать меняться. Сначала было не так уж и заметно, но время шло, и мои изменения уже было трудно скрывать под школьной формой. Благо учебный год подходил к концу, и я молилась, чтобы никто в классе не заметил мои метаморфозы, ибо новая волна насмешек хлынула бы на меня и сбил быа с ног – это я знала как дважды два. Моим одноклассникам-упырям только повод дай – загрызут, весело повизгивая.

Но пронесло.