Сначала на маленькой сцене извивались полуодетые девчонки, потом Альжбетка с подружками станцевала что-то похожее на канкан, а я выпила три бокала мартини и успокоилась. Культурная часть была закончена, можно собираться домой, хотя мне вряд ли сегодня повезет в этом: Альжбетта, помнится, собиралась сегодня гулять до утра.

Но мне как раз повезло. Приехал Федор Семенович и с визгливыми писками: «Альжбеточка, ласточка» – запрыгал вокруг нашего столика. Мне всегда казалось, что он хочет, чтобы как можно больше народа узнало, что до его персоны снизошла такая вот ласточка.

– Мы сейчас же поедем кататься по ночной Москве, – заверещал Федор Семенович, гладя меня по плечу.

Судорога сжала мои руки в кулак, и, боюсь, если бы не своевременное отступление этого рыхлого пузыря, он бы о многом сегодня пожалел. Мой взгляд дипломатично дал ему понять, что он позволил себе лишнее.

– Поехали, – решительно сказала Альжбетта, – здесь уже все надоело.

Мы колесили по Москве два часа, пока я не намекнула, что хочу спать, что у меня теперь есть работа и что одной тоненькой женщине с тоненькими очками вряд ли понравится, если я опоздаю.

Альжбетта сжалилась и велела сворачивать к дому. По пути она сыпала советами в мой адрес и обещала за две недели сделать из меня настоящую красотку. Я скажу честно: я и так такая красотка, что мало не покажется, просто этой расфуфыренной кукле нравится думать, что она – королева красоты, а всем остальным есть чему у нее поучиться.

Славик пилил, у остальных зависла тишина, я с наслаждением достала ключи и сунула их в замочную скважину: что может быть приятнее, чем оказаться дома!

Когда раздался звонок в дверь, мне снилась хорошая отбивная и булочка, посыпанная кунжутом. Я не хотела вставать, я должна была съесть это хотя бы во сне. Но звонок звонил и звонил, а булочка таяла и таяла. Я гневно свесила ноги с постели, накинула ситцевый халат и пошла открывать. Мне даже не надо было спрашивать, кто это, потому что стоило мне взяться за ручку, как я услышала тихий вой Альжбетты:

– Открывай, открывай же скоре-е-е…

Я открыла дверь и, отказываясь открывать глаза, спросила:

– Что?

– Он умер!

– Кто?

– Федор Семенович!

– Где?

– На мне!

Я открыла глаза.

– Понимаешь, – затараторила Альжбетка, – он умер, когда мы, ну ты понимаешь…

– Когда вы занимались тем, чем я не занималась около года? – спросила я.

– Ну да, у него, наверное, инфаркт…

– Я думаю, он заснул, – зевая, сказала я, – ты просто была не слишком активна.

Я попыталась закрыть дверь, так как мне показалось, что этот вопрос я уже решила.

– Ты что, сошла с ума? Ты понимаешь, что еще пять минут назад на мне лежал голый труп!

– Не ори, – сказала я на всякий случай.

Я впустила Альжбетку в квартиру и потащила на кухню. Стакан холодной воды сделал свое дело, и она заговорила более размеренно:

– Понимаешь, он же не совсем обычный.

– В каком смысле? – спросила я, надеясь что, может, хоть косвенно была знакома с умершим гомосексуалистом.

– Он… ну, как бы бандит, но хороший.

– Робин Гуд, – предположила я.

– Да, – охотно закивала Альжбетка, – то есть нет, ну что ты несешь!

Она зарыдала.

Скажу честно: меня это все забавляло, не так много женщин могут похвастаться, что довели своей страстью мужчину до могилы, и не так много мужчин могут похвастаться, что пали смертью храбрых на такой красивой тетке, как Альжбетта.

– Пойдем посмотрим, – предложила я.

Федор Семенович представлял собой жалкое зрелище. Поверьте мне, никаким Робин Гудом тут и не пахло.

– Ты бы ему хоть достопримечательности прикрыла, – морщась, сказала я.

Альжбетка подлетела к кровати и накинула на бездыханное тело полотенце, валявшееся в кресле.

– Вот к чему приводят случайные половые связи! – назидательно сказала я.

– Он не случайный, мы уже полгода вместе.

– Расскажешь это его дружкам.

Вообще-то, поверить в то, что Федор Семенович был крутым бандитом, я не могла, скорее всего, он был мошенником средней руки, а Альжбетке наплел все это в качестве романтических бредней. Хотя, по мне, отношения с бандитом – не самая лучшая перспектива, но Альжбетке, видно, нравилось.

– Он что-нибудь у тебя пил, ел?

– Ты что, хочешь сказать, что я его отравила?!

– Я-то нет, но желающие найдутся.

– Что делать-то… – заныла Альжбетка.

– Иди буди Сольку, она как ботаник разберется, может, его еще искусственное дыхание спасет.

Альжбетка метнулась в тамбур, а я подошла к несчастному Федору Семеновичу.

– Эх, друг, – сказала я, – тебе бы с тетей Пашей куролесить, а ты вон какую жар-птицу захотел!

Я потрогала пульс. Его, собственно говоря, не было.

Через пять минут прибежала Альжбетка с заспанной Солькой. Увидев обнаженного мужчину, учительница ботаники взвизгнула.

– Ты что? – спросила я. – У вас разве по ботанике это не проходят?

– Нет, не проходят, – прошипела Солька.

– Жаль, хотя у цветов все то же самое, пестики-тычинки, а я вот слышала, что паучихи после страстных объятий убивают и пожирают паука.

– Ботаника к этому не имеет никакого отношения, – грозно сказала Солька.

– Девочки, не ссорьтесь, надо же что-то делать, – замахала руками Альжбетта.

– Звоним в милицию, – приняла решение Солька.

– Вы что, вы что! – забегала кругами Альжбетка. – Меня же его дружки найдут и прихлопнут. Что они, разбираться будут?!

Мы немного посовещались. Солька стояла за правое дело и уже раз пять порывалась набрать нужный номер, я хранила нейтралитет, а Альжбетка умоляла нас как-нибудь это замять.

Многое можно, конечно, замять, но вот Федор Семенович был слишком объемен для этого.

– Давай все же в милицию, – сказала я, – все равно к тебе его искать придут.

– Нет, – решительно сказала Альжбетка, – помогите, умоляю!

В моей голове был какой-то туман, а в животе – скомканная сырая капуста, только этим я и могу объяснить свои следующие слова.

– Иди к Славке, пусть даст гроб, – сказала я.

– Что?! – хором отозвались девчонки.

– Давайте-ка быстрее, мне завтра на работу.

Девчонки попятились к двери, а я стала приводить тело Федора Семеновича в более культурный вид. Тело не поддавалось, да и руки у меня тряслись.

Девчонки вернулись, неся деревянный ящик с крышкой, вернее, крышку несла Солька, ей ящик было не поднять, а самую тяжелую работу выполняла Альжбетка. Чтобы не видеть весь этот ужас, мы кое-как погрузили Федора Семеновича в гроб, накрыли крышкой и сели передохнуть и обсудить дальнейшие планы.

– Зароем у тебя в школьной оранжерее, – саркастично предложила я.

Солька подпрыгнула до потолка и замахала руками: она была в таком шоке от этого предложения, что даже не могла говорить.

– А что вы сказали Славке? – спросила я.

– Что для сохранения осанки полезно спать в гробах, – ответила Солька.

Я облегченно вздохнула: ведь могут, когда захотят…

– Давайте его куда-нибудь подбросим, – предложила я, – своего рода подкидыш.

– Это как? – не поняла Солька.

– Ну, дотащим до магазина и оставим.

– Так его найдут, и будет следствие, – заныла Альжбетка.

– А может, его какой-нибудь добрый патологоанатом усыновит?

– Дура ты, Анька, – сказала Солька, – и шутки твои дурацкие, ты понимаешь хоть, что, не желая того, Альжбетка человека убила…

Скажу честно, мне это в голову не приходило. Я уставилась на Альжбетку, как на музейный экспонат, и спросила:

– Полученное удовольствие хоть стоило того?

Глава 4
Мы принимаем решение, которое пока неизвестно, чем для нас обернется, а также я опять иду на работу, что начинает меня уже радовать

Требовались решительные действия, и для начала мы вытащили недавно умершего Федора Семеновича из его деревянного пристанища и стали одевать. Вернее, делали это я и Альжбетка, а Солька сидела в углу, зажмурив глаза.

– Скажи мне, Солька, – спросила я, – ты просто брезгливый человек, ты не хочешь нам помочь или ты наивно полагаешь, что все, что не видно тебе, на самом деле не происходит?

– И первое, и второе, и третье, – ответила она.

– А почему же ты помочь нам не хочешь? – спросила Альжбетка, засовывая руку своего бывшего ненаглядного в рукав голубенькой рубашки.

– А потому, что вас посадят!

– Милое дело, – сказала я, – а ты, значит, тут ни при чем?

– Абсолютно, – замотала головой Солька.

– Предательница ты, Солька, – сказала я, – с тобой в разведку не пойдешь.

– А какого черта! – взвилась Солька и открыла глаза.

Увидев голого Федора Семеновича во всей красе, она вскрикнула, опять зажмурилась и продолжила:

– Я с ним не спала, он за мой телефон не платил, он даже за свет не платил, мне от него ни холодно, ни жарко.

– Ну не скажи, – возразила я, – тебе от него теперь будет холодно, потому что он пока полежит в твоей квартире.

– Что?! – взвизгнула Солька.

– У Альжбетки нельзя, она подозреваемая номер один, я еще вчера была безработной, доверия ко мне нет, а ты – сама порядочность, ботанику детишкам преподаешь, на тебя не подумают.

– Девочки, миленькие, – взмолилась Солька, – да как же так, он же мертвый!

– Вот и хорошо, значит, тебе бояться нечего, приставать не будет, и потом, это только до завтра, не грусти, – успокоила я ее.

Солька залезла с ногами на диван и побледнела.

– Ты чего? – настороженно спросила я.

– Шевелится…

– Что шевелится? – не поняла Альжбетка.

– Ну этот, как его…

– Говори, не тяни, – я нахмурила брови.

– Орган его, девочки, у него орган этот противный шевелится!

– Фу, напугала, пусть шевелится, это у него ненадолго, окаменеет – и полная импотенция.

– Анька, прекрати, – сказала Альжбетка и всплакнула, – он мне все же был близким человеком!

– Близкие – это мы тебе, а он так, мимо шел…

Одев заметно остывшего Федора Семеновича, мы общими усилиями положили его в гроб и отошли посмотреть. Гроб ему был к лицу.

– Знал ли этот, в общем-то, неказистый человек, что умрет так красиво? – залюбовавшись, сказала я.

– Помолчи, – зло сказала Альжбетка, – о покойниках вообще нельзя плохо говорить.

– Ну, твой покойник, тебе виднее, – согласилась я. Посмотрев на Сольку, я добавила: – У тебя место-то есть, куда ставить будем?

– Вы что это, серьезно? У меня нет места, совсем нет места, даже самого маленького местечка нет! Вы, девки, как хотите, а я в свою квартиру труп не пущу.

Мы с Альжбеткой переглянулись, накрыли Федора Семеновича крышкой и сели на гроб. Наши голые коленки торчали из ночных рубашек, а стоптанные тапки были надеты не на те ноги: правый тапок на левую, и наоборот.

– Ладно, – сказала я, – отнесем его в трехкомнатку, пусть там постоит, завтра вечером решим, что делать, надо будет его как-то куда-то закапывать.

– Вот и хорошо, вот и ладненько, – запрыгала на месте Солька, довольная, что этот кошмар минует ее квартиру, – ты очень хорошо придумала!

– А вдруг он пахнуть начнет? – забеспокоилась Альжбетка.

– Возможно, и начнет, он и при жизни-то частенько пах, – морща нос, сказала я.

– Аня, я прошу тебя! – взмолилась бывшая любовница Робин Гуда.

– Ну да, все время забываю, что нельзя про покойников говорить правду.

– Он точно начнет вонять, – заволновалась Солька, и ее понять можно было: трехкомнатная квартира соседствовала только с ее жилплощадью.

– Мы его забальзамируем, – предложила я.

– Это как? – спросила Солька.

– Тащим сюда все духи и освежители воздуха, – сказала я, – вернее, нет, тащим это все вместе с милым, добрым, отзывчивым Федором Семеновичем в трешку, там мы это дело и закончим.