Сейчас появляется все больше исследований, которые показывают, что последствия детского эмоционального неглекта у взрослых сравнимы с последствиями психологических травм у жертв насилия^[3]. Это внутренние шрамы, которые никому не видны, но которые остаются с нами зудящим ощущением: «со мной что-то не так». Эмоциональный неглект – о том, что родитель слишком занят собой: своим нарциссизмом, своей депрессией, своей работой, своим выживанием, своей утратой, своей зависимостью, а эмоциям ребенка не остается места. Опасность эмоционального неглекта в его неочевидности. «Мы же тебя кормим и поим, ремнем не бьем, что тебе еще нужно?» – этот настрой, пропитывающий собой каждую хромосому и впечатанный в код ДНК, передается из поколения в поколение. Но «кормим-поим-одеваем» недостаточно ребенку. Ему нужно обрести ощущение своей ценности, которое возникает благодаря внимательности взрослых к его эмоциональной жизни.

Каждая ли сложная ситуация в жизни ребенка будет травмирующей и приведет к эмоциональному неглекту? Нет. Это зависит от личности ребенка, особенностей его нервной системы, от его взрослых, их реакций. Дело не в том, что в жизни ребенка происходили какие-то эмоциональные потрясения – они происходят всегда, и мы не можем их контролировать, – а в том, что при этом делали или не делали его взрослые. Если взрослые не делают ничего, то в итоге психика ребенка не завершает переработку трудных ситуаций. Это и есть эмоциональный неглект. Представьте, что вы открыли новую вкладку в браузере и ждете загрузки страницы. А теперь представьте, что эта загрузка длится десятилетия: браузер упорно продолжает загружать страницу, хотя она уже давно нерабочая. Тем самым впустую съедается энергия компьютера. Впустую съедается наша энергия. А если таких ситуаций много?

В книге Элизабет Хоппер и ее соавторов «Лечение взрослых, переживших эмоциональное насилие и неглект в детстве: компонентно-ориентированная психотерапия» (Treating Adult Survivors of Childhood Emotional Abuse and Neglect: Component-Based Psychotherapy) эмоциональное безразличие к ребенку описано как отсутствие теплоты, поддержки и заботы. Как это выглядит в реальности? Например, заботящийся взрослый физически не присутствует в жизни ребенка: когда взрослого нет рядом (попал в больницу, тюрьму, или у него другая семья, или он постоянно на службе). Но дело даже не в самом отсутствии, а в том, что у ребенка нет возможности это отгоревать.

– Мам, а где папа?

– Он ушел.

– Мама, я хочу к папе!!!

– Не смей реветь! Ты мужчина или кто? Мы остались с тобой вдвоем, теперь ты моя опора!

В этом случае ребенок лишается возможности быть ребенком и прожить то горе, с которым связан для него уход отца.

Другой вариант, когда взрослый физически присутствует, но эмоционально не находится рядом. Дело может быть в депрессии, алкогольной зависимости, хронических ментальных проблемах или задержке в психическом развитии. Или семья живет в опасном районе, и все силы взрослого уходят на страх, тревогу и попытки защитить себя и семью. Тогда взрослый не может разрешить ребенку бояться, потому что это увеличивает его, взрослого, внутреннюю тревогу, которую он не может себе позволить. Или же родителю-одиночке без какой-либо поддержки приходится зарабатывать на жизнь, и после суток на работе на переживания ребенка сил уже нет.

Еще эмоциональный неглект проявляется в том, что взрослый игнорирует просьбы ребенка о поддержке.

– Пап, ко мне пристают одноклассники.

– Сам иди разбирайся!

И неважно, что их семеро против одного.

Другой пример: взрослый избегает ребенка или же исчезает из его жизни, не говоря, когда вернется. Из серии привести в садик и исчезнуть по-тихому, чтобы не расстраивался.

Речь не о том, чтобы только радовать ребенка и никогда его не огорчать. Достаточно быть с ребенком в его эмоциональном переживании, присутствовать, разговаривать, признавать происходящее, а не…

– Вам помочь? – спросил мужчина, выглянувший из окна автомобиля.

«…Перекрывать эмоции ребенка стыдом», – успел закончить мысль мой мозг.

Пока я бежала и, признаюсь, торопилась в своих мыслях, забывая прочувствовать тело, начал накрапывать дождь. После двадцати лет жизни в Петербурге я все время промахиваюсь с дождем в Луизиане. Этот дождь не из питерских, что может моросить и моросить, и так неделю. В Луизиане накрапывающий дождь в несколько секунд сменяется таким потоком, что даже парктроники у моей машины не дают нормально выезжать из гаража, считая, что я еду в стену.

Где-то на середине моего активного внутреннего диалога дождь окропил меня несколькими предупреждающими каплями, а потом, не получив никакой обратной связи, решил сразу полить, как из прорвавшейся дамбы. «Я ее предупредил», – хмыкнул он.

Когда ты на середине кругового маршрута, есть смысл просто закончить начатый путь: что обратно бежать под дождем, что вперед.

– Вам помочь? Вы потерялись? – повторил свой вопрос мужчина, стараясь найти такое положение открытого окна, чтобы продолжить свое расследование ситуации и при этом не затопить машину изнутри и не пойти ко дну.

– Э-э-э-э-э… Нет, спасибо, я в порядке. Я просто на пробежке! – ответила я настолько воодушевленно, насколько это было возможно.

Но мужчина, похоже, не поверил, что можно хоть сколько-то наслаждаться такой пробежкой, и уточнил:

– Вы уверены?

– Да-да, спасибо! – беззаботно махнула ему я, почти утопая в образовавшейся за минуту нашего разговора полутораметровой луже.

Что меня до сих пор умиляет в луизианцах, так это то, с какой заботой они относятся к другим. Здесь люди не так много гуляют по улицам, и молодая женщина, бегущая в дождь с замутненным взглядом, отягощенным мыслями об эмоциональном неглекте, вполне может вызвать вопросы.

Возвращаясь к стыду как способу воспитания. И способу жизни. В альтернативной реальности после такой ситуации на пробежке я могла бы замучить себя вопросами и предположениями: «Почему этот мужчина так обо мне подумал?»; «Я что, так жалко выглядела?»; «И дождь, и мужчина – они просто сговорились меня добить!»; «Проклятый ливень, у меня, наверное, еще и тушь растеклась по щекам!». Жест «рука-лицо» и итог: «Мне должно быть за себя стыдно».

Стыд у взрослых – это ключевой сигнал эмоционального неглекта. Эмоция, или e-motion, – энергия в действии. Так, за каждой эмоцией стоит энергия, которой необходимо завершить свой маршрут. Когда мы перекрываем эмоции стыдом, мы не даем этой энергии двигаться свободно.

Как еще проявляется эмоциональный неглект у взрослых? Вот доработанный список признаков, приведенный Джонис Уэбб в книге «Почти на нуле» (Running on Empty)^[4]:

1. Трудности в чтении своих первичных эмоций и понимании стоящих за ними потребностей.

2. Эмоциональная реактивность.

3. Нереалистичная самооценка и ощущение «я ничего не значу».

4. Частое и непреодолимое желание контроля (над другими, своей жизнью и жизнью других).

5. И, несмотря на контроль, часто испытываемое чувство бессилия и апатии.

6. Неконтролируемые вспышки гнева, когда что-то идет не так (это вторичная эмоция, реакция на потерю контроля).

7. Трудности с проведением границ в отношениях.

8. Непонимание, куда человек идет по жизни и зачем (потеря контакта с ценностями).

9. Трудности с самозаботой: заботиться о других проще – будто бы понятнее, как это делать (привет, Контроль!).

10. Недостаток любопытства по отношению к себе и другим: любопытство требует ослабления контроля, а это противоречит пункту № 4.

11. Зависание на уровне опасности, а значит, трудности с расслаблением, игривостью и баловством, отсутствие хобби (потому что оно как раз требует расслабления и любопытства, а это снова противоречит пункту № 4).

12. Трудности с близостью в отношениях.

«И что мне теперь с этим делать?»

«И что, мне нужно броситься обвинять родителей?»

«Родители делали, что могли».

Да, родители делали, что могли. Можно не обвинять их. При этом эмоциональный неглект влияет на психику ребенка и его чувство ценности, а значит, последствия эмоционального неглекта не уходят сами по себе. Мы словно плывем на корабле с дырявым дном. Можно не обращать внимания, что воды уже по пояс и мы тонем в обвинении и наказании, говоря: «Это со мной что-то не так», «Это я неудачник и ни на что не способен». Так мы, по сути, продолжаем начатое когда-то дело неглекта. Только теперь с приставкой «само-».

А можно увидеть дыры – то, с чем именно наши родители не справились и как это сейчас влияет на нашу жизнь, завести корабль в гавань и провести ревизию судна. Сделать так, как известный режиссер и мим Слава Полунин. Он рассказывал: «У меня есть закон – называется “ноги в воду”». Каждые три-пять лет надлежит сесть на берегу реки, опустить ноги в воду, ничего не делать, сидеть и думать: что ты сделал за эти годы? Зачем? Нужно ли это было делать? Куда ты идешь? ‹…› То есть нужно понять, что именно и в каком месте неправильно, – это раз. И найти в себе силы сделать из этого места шаг – это два. А это всегда очень больно. Очень непросто. И абсолютно необходимо»^[5].

Глава 4
Сессия. Когда любить людей слишком больно

Если бы на консультацию пришел Ленни Белардо из сериала «Молодой папа»

Вторник, 13:00

Я открыла ноутбук, чтобы запустить комнату в зуме. Сегодня онлайн-консультация: мой клиент – американец, живущий в Ватикане. Это интригует.

Мужчина в белом церковном одеянии сидел в кресле, похожем на трон. Он бросил на меня взгляд, а потом начал разглядывать свою комнату, словно стараясь не смотреть в камеру.

– Я слушаю, – начал он.

– Вот уж неожиданное начало! – рассмеялась я. – Обычно что-то подобное можно услышать от меня.

– Я знаю о вас.

– Что же вы знаете?

Я внутренне поморщилась от самой себя. Это был не тот вопрос, который я хотела задать. Зачем я вообще пошла в эту тему, какая разница, что он обо мне знает? Но я почувствовала, что растерялась от того, насколько быстро он взял беседу в свои руки. Будто он стер всю разметку с моей дороги, и я теперь не понимаю, где моя полоса движения.

– Лучше расскажите, как вы мне поможете, – продолжил он повелительным тоном.

«Да тут не то что разметка стерта – тут вся дорога перекопана!» – подумала я.

Из пяти фраз, которыми мы обменялись, я уже поняла, что работа с этим клиентом будет непростой. В нескольких фразах он показал, что я должна каким-то образом его убедить и удержать. В нескольких фразах он переложил свою мотивацию на меня. Из этих нескольких фраз я поняла, что поначалу он не будет ценить нашу работу, более того – он будет ее саботировать и с ней бороться, а моей задачей станет удержание границ. Как много можно узнать всего лишь из пяти фраз, из которых никак не складывается диалог.

– Давайте поступим так: чтобы у нас было от чего отталкиваться, вы расскажете, с чем именно вы хотели бы разобраться.

Он молчал. Улыбка затвердела на его лице, как остывшее стекло в мастерской стеклодува.

– Я – глава Католической церкви, папа Пий XIII, – сухо ответил он. И снова замолчал, пристально взглянув на меня.

«Хм… в документах было указано другое имя».

– Поняла вас. Для нашей работы важно, чтобы у нас были равные позиции. Могу ли я называть вас по имени?

– Меня зовут Ленни Белардо, – снисходительно ответил он.

– Ленни? Могу ли я к вам так обращаться?

Он кивнул.

– Сестра Мэри настояла, чтобы я связался с вами.

Исходя из начала нашей беседы, я была уверена, что он не расскажет о своей проблеме, потому что сейчас он играет со мной в «догадайтесь сами». А вот через сестру Мэри, возможно, зайти будет проще.

– И в чем беспокойство сестры Мэри?