У нас есть центральная нервная система (головной и спинной мозг) и периферическая нервная система (это нервы и нервные узлы, расположенные по всему телу). Периферическая нервная система делится по типу функционирования: произвольное функционирование – соматическая нервная система, непроизвольное функционирование – автономная. Нас интересует именно вторая – автономная – часть нервной системы, которая контролирует непроизвольные действия, такие как биение сердца и расширение или сужение кровеносных сосудов. У автономной нервной системы есть две ветви: симпатическая и парасимпатическая. Важно, что мы не можем повлиять на работу автономной нервной системы усилием воли, но, зная, как она работает, мы можем понять, почему в ответ на определенные события чувствуем себя и реагируем именно так, а не иначе.

Рис. 3. Виды нервной системы человека^[9]

Моя и ваша автономная нервная система трудится на трех уровнях.

1. Окно проживания. Это зона оптимальной активности, где мы не просто реагируем на события, а способны их проживать, то есть интегрировать информацию на когнитивном, эмоциональном и сенсомоторном уровнях^[10].

«Окно проживания» – мой термин. Дэниел Сигел в 1999 году для определения этой зоны ввел термин «окно толерантности» (the window of tolerance)^[11]. Но мне кажется, что на русском языке «окно проживания» более точно отражает суть этой зоны.

Находясь в этом окне, мы чувствуем себя безопасно и способны отслеживать, что с нами происходит, какие именно эмоции мы испытываем и с чем это связано. Здесь же можно проактивно выбирать, как лучше действовать в связи со своими эмоциями. В этой зоне мы сохраняем свою чувствительность, контакт с собой и миром, хотим поддерживать отношения и выходить на связь с другими. У каждого человека разная ширина Окна проживания, но чем оно шире, тем легче нам справляться с разными событиями и тем легче переходить к эмоциональной регуляции.

2. Уровень мобилизации. На этом уровне активируются все ресурсы организма, адреналин поступает в кровь и мы либо атакуем, либо бежим, либо держимся за других (и торопимся уладить любое недоразумение).

3. Уровень иммобилизации. Режим «Замри» – это переходный режим, когда одновременно действуют силы мобилизации нервной системы и иммобилизации (но иммобилизации чуть больше). Мы чувствуем настороженность, понимаем, что застряли и не можем найти выход из ситуации. Мы оказываемся на уровне иммобилизации, когда перепробовали все активные стратегии; это крайняя точка небезопасности, когда наша автономная нервная система переводит нас в режим Психологической Спячки (коллапса), когда мы уверены, что ничего в случае опасности сделать уже не можем. Здесь же режим «Следуй», в котором срабатывает стратегия подчинения.

Рис. 4. Уровни работы автономной нервной системы^[12]

Рис. 5. Уровни работы автономной нервной системы: ситуация в автокафе

В этой триггерной для меня ситуации под кодовым названием «понаехала», когда я ощущаю себя отщепенцем, приезжей, иностранкой и до невыносимости «не такой», я могла бы уйти в режим борьбы: психануть, выплеснуть на сотрудника автокафе ореховый капучино, который мне дали вместо обычного, пойти требовать менеджера и что там еще делают в таких случаях. Но внутри пробегает холод, все начинает покрываться льдом, как в комнате у принцессы Эльзы в мультфильме «Холодное сердце» (Frozen, реж. К. Бак, Дж. Ли, 2013). Моя нервная система замирает и приближается к режиму Спячки. Еще чуть-чуть, и я продвинусь на максимальный уровень опасности и иммобилизации, где закроюсь эмоционально, стану опоссумом, который в случае опасности притворяется мертвым. А потом сверху еще и припорошу это все стыдом.

«Ф-ф-ф-ф-ф…» – выдыхаю и полностью выпускаю воздух из легких. Один, два, три, четыре – считаю про себя на вдохе. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь – задерживаю дыхание. Выдыхаю: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Глубокое дыхание переводит мою нервную систему на уровень безопасности, а значит, я на шаг ближе к тому, чтобы выбраться из Спячки и спуститься к Окну проживания.

Чувствую, как моя автономная нервная система приходит в себя. И я вместе с ней. Мой серый угрюмый февраль, в который я чуть не спустилась, сменяется весной, и я открываю Окно проживания. Как в детстве, вытаскиваю из рамы коричневые капроновые колготки, плотно затыкавшие щели, и застоявшийся воздух комнаты начинает свое движение. Чем чаще практикуешь осознанность – узнавание своих триггеров, тем быстрее их можно отловить и помочь своему окну остаться открытым. Или, по крайней мере, в него – Окно проживания – вернуться.

С одной стороны, есть эмоциональный неглект и он родом из нашего детства. С другой – есть триггеры – ситуации, которые переносят психику во времени и запускают в нас те же реакции, что мы испытывали во время травмирующего события: мы либо излишне мобилизуемся, чтобы сражаться, бежать, замирать или удовлетворять других, лишь бы они от нас не отвернулись, либо впадаем в Спячку. Но дело не в том, чтобы избегать триггеров, а в том, чтобы научиться с ними справляться. Чем настойчивее я возвращаю себя к проживанию, тем больше моя нервная система убеждается, что нет необходимости меня защищать. Мы справляемся.

Как я чувствую, что Окно проживания открыто? Косячный заказ не сбивает с ног, лишая меня значимости и ценности: я могу исправить ситуацию, а могу оставить все как есть, и это не поменяет моих отношений с собой. А еще я готова общаться. Потому что мы, люди, – социальные создания, которые проживают и горе, и радость вместе. Общение помогает нам открывать Окно проживания еще шире. Поэтому пишу сообщение мужу, хохочем вместе, и решаю взять эту историю в серию «Приключения Светы в Америке».

Находясь в Окне проживания, я могу выбирать, как поступить: сделать новый круг по автокафе и попросить восстановить заказ или остаться с ореховым капучино и узнать, понравится ли мне новый вкус. Мое тело не ушло в Спячку и способно чувствовать. Делаю глоток: «А он хорош!»

Значит, чек-лист этого утра таков:

ореховый капучино;

отсутствие стыда;

открытое Окно проживания;

а следовательно, уши и сердце, открытые историям клиентов.

Глава 6
Сессия. Эмоциональный буй

Если бы на консультацию пришла Марло из фильма «Талли»

Среда, 17:00

Я выглянула в коридор, чтобы проверить, на месте ли мой следующий клиент. В зоне ожидания уже сидела женщина. Она запрокинула голову на спинку кресла и… спала? У нее был открыт рот, тонкая струйка слюны стекала по подбородку. Она всхрапнула, проснулась от собственного звука, рукавом вытерла слюну, протерла глаза и посмотрела на меня.

– Вы знаете шутку о том, как мать пришла к психологу со словами: «У меня проблем нет. Мне бы просто выспаться»? Это про меня, – не растерялась она.

– А я вас очень хорошо понимаю. Выспимся вместе? – расхохоталась я в ответ.

Все, связь двух мам налажена.

Когда мы устроились в креслах, на этот раз в кабинете, я продолжила:

– Кроме желания выспаться, с чем еще вы пришли?

– Меня зовут Марло, у меня трое детей. Дочка Сара, сын Джона и новорожденная… Мия.

Последнее имя она произнесла с какой-то другой интонацией.

Я вспомнила эти ночи с новорожденным. Есть такая английская шутка: «Один говорит: “О, я вижу свет в конце тоннеля!” – а другой: “Это не конец тоннеля, а движущийся навстречу поезд”».

Так и я воспринимала это время с новорожденным, когда в восемь часов вечера понимаешь, что это не конец дня, а только начало бесконечно тянущегося тоннеля без проблеска света в конце. Нескончаемые часы кормлений, подгузников, криков, кряхтений, причмокиваний, попукиваний, засыпаний и пробуждений. Когда твердишь себе как мантру: восемь вечера, десять, полночь, 1:50, 3:45, пять утра, 6:50. Подъем.

– Если кратко, то со мной что-то не так. У меня послеродовая депрессия… или как это называется?.. Потому что после рождения третьего ребенка я придумала себе ночную няню. По ночам я будто отключаюсь от реальности. Мне кажется, что я спокойно сплю, в то время как моя прекрасная помощница качает ребенка, готовит вкуснейшие маффины, прибирается… Но никакой няни нет. Все это делаю я. – Она как будто попыталась взмахнуть руками, но от усталости остановилась где-то посередине. – Я не понимаю, почему не могу просто радоваться: у меня трое прекрасных детей, муж, дом, я должна быть счастливой, но… – Ее глаза блеснули, словно освещенное фарами проезжающей машины окно здания. – Черт… – Она мотнула головой, и слезы отступили, ее внутреннее здание снова погрузилось в темноту.

Как говорил один мой профессор: «Все, что идет до слова “но”, – это bullshit^[13]». Как часто она этим жестом отметает то, что чувствует на самом деле?

– Марло, я вижу, как вам непросто об этом говорить… Наличие трех прекрасных детей, мужа и дома не означает, что вы не можете чувствовать то, что чувствуете.

Тишина, которую я повесила между нами намеренно, пока не помогла ей пойти дальше.

– Расскажите, как проходила ваша беременность и роды?

– Мы не планировали этого ребенка. Мы его не планировали, – повторила она, словно оказавшись в очередном внутреннем диалоге. – Я до конца не осознавала, что я все-таки беременна. В последние дни перед родами все вокруг меня делали большие глаза, кивали на мой живот… типа «вы же беременны», «ваша ситуация скоро изменится», – спародировала Марло выражения их лиц, – а я смотрела на них с таким удивлением. Вы вообще о чем? И только потом до меня доходило…

– Как будто вы отрицали тот факт, что беременны?

– Да, я будто прожила все девять месяцев в полном отрицании… А потом появилась Мия, – после паузы продолжила она. – И все стало только хуже.

– Марло, вам помогают? Есть люди, которые вас поддерживают?

– Есть, – печально улыбнулась Марло. – Моя ночная няня.

У состояния Марло есть особенность. У нее не просто послеродовая депрессия – это послеродовой психоз, когда у женщины такая бессонница и такая потеря связи с реальностью, что могут начаться галлюцинации. Эта галлюцинация – ночная няня, созданная измученной психикой Марло. В таком случае может быть нужна госпитализация и медикаментозное лечение. Я оставлю медицинскую часть врачам, но все же после сессии позвоню ее психиатру, чтобы свериться с его планом лечения. А сейчас моя задача – помочь Марло разобраться в самонеглекте.

– Марло, а как вы обнаружили, что все это время не было никакой няни?

– Я ехала на машине поздно ночью… вместе со своей «няней», – смотря в пол, показала она кавычки и продолжила: – а потом не справилась с управлением, и моя машина упала с моста… Я оказалась в больнице, где и выяснилось, что никакой няни не существует. – На последней фразе она подняла глаза от пола, но продолжила смотреть мимо меня в угол кабинета.

– Марло, мне важно понимать это в работе с вами… Пытались ли вы покончить с собой?

Задаю прямой вопрос, чтобы получить прямой ответ.

– Нет, не думаю… – посмотрев мне в глаза, ответила она. – Я просто очень устала. И заснула за рулем…

– Как вам эта фраза: «Я просто очень устала»? Как часто вы это себе говорите?

– Я себе никогда такого не говорю, – усмехнулась она и стала рассматривать потолок. У нее снова выступили слезы, которые она тут же вытерла рукавом.

– Марло, я вижу, что сейчас что-то происходит у вас внутри. О чем вы сейчас думаете? – Я все больше чувствовала, как она от меня закрывается.

– Что я одна. Что я на самом деле чертовски устала и что я не справляюсь. – Ее руки повисли по бокам, как у театральной куклы, которой кукловод ослабил натяжение нитей.

– Марло, должно быть, невероятно тяжело жить с этой усталостью, а еще и продолжать заботиться о новорожденном ребенке, двух старших детях, доме… и выполнять бесконечный список задач, которые на вас сваливаются ежедневно.