– Идем. – Ган Итаи встала с матраса легко, точно юная девушка. – Я отведу тебя к нему. – Она прищурилась и посмотрела в узкое окно. – Еду ему принесут примерно через час. Так что у нас будет достаточно времени для приятного разговора. – Она ухмыльнулась, затем быстро прошла через маленькую комнатку. – Ты сможешь забраться туда в твоем платье?

Ниски просунула пальцы в незаметную щель на голой стене и потянула. Панель, которая так плотно к ней прилегала, что была почти невидимой, скользнула ниски в руки, и Ган Итаи положила ее на пол. Мириамель увидела черную дыру и балки с пятнами смолы.

– Куда она ведет? – удивленно спросила Мириамель.

– На самом деле никуда конкретно, – сказала Ган Итаи, пролезла в дыру и выпрямилась, и теперь Мириамель видела только ее босые, очень худые, смуглые ноги и подол платья. – Это всего лишь путь, по которому можно быстро добраться до палубы или темницы. Его называют «дыра-ниски». – Ее приглушенный голос отозвался легким эхом в пустом пространстве.

Мириамель забралась внутрь вслед за ней. У дальней стены крошечной квадратной комнатки стояла лестница, наверху в обе стороны отходил узкий лаз. Принцесса пожала плечами и начала подниматься по лестнице вслед за ниски.

Проход оказался таким узким, что передвигаться по нему можно было только на четвереньках, поэтому Мириамель подоткнула юбку, чтобы та не мешала, и последовала за Ган Итаи. Когда свет из каюты ниски остался у них за спиной, темнота вокруг сомкнулась, и Мириамель могла ориентироваться только на запах и тихий шорох, который сопровождал Ган Итаи. Балки скрипели в такт кораблю, и у Мириамель появилось ощущение, будто она ползет внутри брюха огромного морского зверя.

Примерно через двадцать локтей от лестницы Ган Итаи остановилась, и Мириамель на нее налетела.

– Осторожнее, девочка.

На лицо ниски упала широкая полоса света, когда она сняла еще одну панель. Ган Итаи заглянула внутрь и поманила Мириамель. После темного лаза тюремная камера, которую освещал лишь тусклый свет, падавший из открытого люка в дальнем конце, казалась радостным, залитым солнцем местом.

– Мы должны говорить очень тихо, – сказала ниски.

В темнице почти до самого потолка были сложены мешки и бочки, зафиксированные веревками, чтобы они не катались во время шторма. У одной из стен, как будто его тоже связали, защищая от капризных течений, Мириамель увидела скорчившегося монаха. Тяжелая длинная цепь сковала щиколотки, другая свисала с запястий.

– Ученый! – позвала ниски. Кадрах медленно, точно побитая собака, поднял круглую голову и стал вглядываться в окутанные тенями балки.

– Ган Итаи? – Его голос был хриплым и невероятно уставшим. – Это ты?

Мириамель почувствовала, как сердце сжалось у нее в груди. Великодушный Эйдон, ты только посмотри на него! Скован цепями, словно тупой зверь! Бедняга!

– Я хочу с тобой поговорить, – прошептала ниски. – Стражи скоро придут?

Кадрах покачал головой, и цепи тихонько зазвенели.

– Думаю, нет. Они не особо спешат меня кормить. Ты отдала письмо… леди?

– Да. Она здесь со мной, чтобы задать тебе несколько вопросов.

Монах вздрогнул, словно вдруг испугался.

– Что? Ты привела ее сюда? – Он поднес снова зазвеневшие цепи к лицу. – Нет! Нет! Уведи ее!

Ган Итаи подтолкнула Мириамель вперед.

– Он очень несчастен, поговори с ним.

Мириамель сглотнула ком в горле.

– Кадрах? – сумела наконец произнести она. – Они причинили тебе боль?

Монах соскользнул вниз по стене и почти превратился в кучу теней.

– Уходите, леди. Я не в силах на вас смотреть и не хочу, чтобы вы видели меня. Уходите.

Наступила тишина, которая длилась довольно долго.

– Говори с ним! – прошипела Ган Итаи.

– Мне очень жаль, что они так с тобой поступили. – Мириамель почувствовала, что вот-вот заплачет. – Что бы ни произошло между нами, я никогда не хотела видеть тебя в таком положении.

– О, леди, мы живем в ужасном мире. – Голос монаха прервался, словно он с трудом сдерживал слезы. – Прислушайтесь к моему совету и бегите. Прошу вас.

Мириамель в отчаянии покачала головой, но поняла, что он не видит ее в тени люка.

– Как, Кадрах? Аспитис не выпускает меня из вида. Ган Итаи обещала взять мое письмо и попытаться передать кому-то, кто его доставит… только вот кому? Кто мне поможет? Я не знаю, где сейчас Джошуа. Родные моей матери в Наббане оказались предателями. Что я могу сделать?

Темная тень, бывшая Кадрахом, встала.

– «Чаша Пелиппы», Мириамель, я написал это в своем письме. Возможно, там кто-то поможет. – Мириамель не услышала уверенности в его голосе.

– Кто? Кому я могу его отправить?

– На постоялый двор. Нарисуйте сверху круг, а внутри перо. Этот знак направит ваше письмо к тому, кто сможет помочь. Если там окажется кто-то полезный. – Он поднял руку с тяжелыми кандалами. – Прошу вас, пожалуйста, уходите, принцесса. После всего, что случилось, я хочу остаться один. Я не в силах переносить то, что вы видите мой позор.

Мириамель почувствовала, как у нее по щекам покатились слезы, и ей потребовалось несколько мгновений, прежде чем она смогла снова заговорить.

– Тебе нужно что-нибудь?

– Кувшин вина. Нет, мех, его легче спрятать. Больше ничего. Нечто такое, что сделает мрак внутри меня таким же непроглядным, как тот, что окружает со всех сторон. – Ей было больно слышать его смех. – А еще известие о том, что вам удалось благополучно отсюда сбежать.

Мириамель отвернулась, она больше не могла смотреть на сгорбленную фигуру монаха.

– Мне очень жаль, – сказала она и быстро прошла мимо Ган Итаи на несколько локтей в лаз. От разговора с Кадрахом она чувствовала себя больной.

Ниски что-то сказала монаху, затем опустила панель и снова нырнула в темный узкий проход. Протиснувшись мимо Мириамель, она повела ее назад, к лестнице.

Как только принцесса оказалась при свете дня, она снова заплакала. Ган Итаи смущенно на нее смотрела, но когда Мириамель не смогла успокоиться, обняла худой рукой.

– Перестань, ну, перестань уже, – уговаривала она ее. – Ты будешь снова счастлива.

Мириамель расправила юбку, потом уголком подола вытерла глаза и нос.

– Нет, не буду. И Кадрах не будет. О господи, как же мне одиноко! – И она снова заплакала.

Ган Итаи обнимала ее, пока она не успокоилась.

– Очень жестоко вот так сковывать любое живое существо. – В напряженном голосе ниски появилось что-то вроде гнева. Мириамель, голова которой лежала на коленях ниски, была так измучена, что промолчала. – Ты знала, что они связали Руяна Ве? Отца нашего народа, великого Навигатора. Когда он собрался снова поднять паруса, охваченные яростью, они схватили его и заковали в цепи. – Ниски раскачивалась из стороны в сторону. – А потом сожгли корабли.

Мириамель всхлипнула. Она понятия не имела, о ком говорила Ган Итаи, и сейчас ей было все равно.

– Они хотели превратить нас в рабов, но тинукеда’я – свободный народ. – Голос Ган Итаи стал напевным, словно она произносила слова печальной молитвы. – Они сожгли наши корабли – великие корабли, какие мы не могли построить в этой новой земле, и оставили нас здесь. Сказали, что спасают от Небытия, но они лгали. Единственное, чего они желали, – чтобы мы разделили с ними ссылку, но мы в них не нуждались! Океан Бескрайний и Вечный мог быть нашим домом, но они забрали наши корабли и связали могучего Руяна. Нельзя заковывать в цепи того, кто не сделал тебе ничего плохого. Неправильно.

Ган Итаи бормотала слова об ужасной несправедливости, продолжая раскачиваться и обнимать Мириамель. Солнце начало клониться к горизонту, и маленькую каюту заполнили тени.

Мириамель лежала в темной каюте и прислушивалась к тихой песне ниски. Ган Итаи была очень расстроена. Мириамель даже не представляла, что смотрящая-за-морем может испытывать такие сильные чувства, но, похоже, плен Кадраха и слезы принцессы вызвали могучий поток горя и гнева.

И вообще, кто такие ниски? Кадрах называл их тинукеда’я – Дети Океана, так сказала Ган Итаи. Откуда они пришли? Наверное, с какого-то далекого острова. Корабли в темном океане, сказала ниски, откуда-то издалека. Неужели так устроен мир, все мечтают вернуться в какое-то утерянное место или время?

Ее мысли прервал стук в дверь.

– Леди Мария? Вы не спите?

Она не ответила, но дверь все равно медленно распахнулась, и Мириамель мысленно выругала себя за то, что не закрыла ее на задвижку.

– Леди Мария? – тихо позвал граф. – Вы больны? Вы не пришли на ужин.

Мириамель пошевелилась и принялась тереть глаза, как будто только что проснулась.

– Лорд Аспитис? Извините, я неважно себя чувствую. Давайте поговорим завтра, если мне станет лучше.

Он подошел тихо, будто крадущийся кот, сел на край кровати и провел длинными пальцами по щеке Мириамель.

– Это ужасно. Что вас беспокоит? Я велю Ган Итаи вас осмотреть, она опытная целительница, и я доверяю ей больше, чем какому-нибудь аптекарю или пиявкам.

– Спасибо, Аспитис, вы очень добры. А сейчас я, пожалуй, посплю. Извините, что не могу быть более приятной компанией.

Но граф, похоже, не спешил уходить и принялся гладить ее волосы.

– Знаете, леди, я искренне сожалею, что вчера был с вами груб. Я сильно к вам привязался, и мысль о том, что вы можете вскоре покинуть мой корабль, меня очень огорчила. В конце концов, нас ведь связывают прочные узы любви, разве нет? – Его пальцы скользнули по шее Мириамель, она напряглась и почувствовала пронзительный холод внутри.

– Боюсь, сейчас я не в лучшем состоянии для подобных разговоров, милорд. Но я прощаю вам ваши слова, которые, уверена, были необдуманными и на самом деле произнесены не от души. – Она взглянула на лицо Аспитиса, пытаясь понять, о чем он думает. Его глаза показались ей невинными и искренними, но Мириамель помнила слова Кадраха, а также описание Ган Итаи встречи, которая проходила на его корабле, и ее снова зазнобило, хотя она изо всех сил пыталась это скрыть.

– Хорошо, – заявил Аспитис. – Очень хорошо. Я рад, что вы все поняли правильно. Необдуманные слова. Очень точно сказано.

Мириамель решила проверить его искренность придворного.

– Но, разумеется, вы должны понимать мои переживания, Аспитис. Ведь отец не знает, где я сейчас нахожусь. Возможно, из монастыря ему уже сообщили, что я у них не появилась. Он наверняка ужасно волнуется. Мой отец старый человек, и я беспокоюсь за его здоровье. Вот почему я должна отказаться от вашего гостеприимства, хочу я того или нет.

– Конечно, – проговорил граф, и Мириамель почувствовала искру надежды. Неужели она в нем ошиблась? – Жестоко заставлять вашего отца волноваться. Мы отправим ему письмо, как только сделаем следующую остановку – думаю, на острове Спенит. И сообщим радостную новость.

Мириамель улыбнулась.

– Он очень обрадуется, когда узнает, что со мной все хорошо.

– Да. – Аспитис улыбнулся в ответ. Благодаря длинной, изящной линии челюсти и ясным глазам он вполне мог послужить моделью для скульптуры героя. – Но будут и другие хорошие новости, кроме этой. Мы сообщим ему, что его дочь станет женой одного из представителей Пятидесяти семей Наббана.

Улыбка сползла с лица Мириамель.

– Что?

– Мы расскажем ему о нашей предстоящей свадьбе! – Аспитис с довольным видом рассмеялся. – Да, леди. Я много думал и, хотя ваша семья занимает не такое высокое положение, как моя, к тому же вы родом из Эркинланда, решил наплевать на традиции. Мы поженимся, когда вернемся в Наббан. – Он сжал ее холодную руку теплыми ладонями. – Но вы разрушили мои ожидания и не кажетесь мне счастливой, прекрасная Мария.

Мысли Мириамель разбегались, но, точно во сне, где за ней гнались жуткие преследователи, она могла думать только о побеге.

– Я… потрясена, Аспитис.