Встречали нас все. Мужчины помогли втащить лодку на берег, подали мне руку, и когда я со словами «Берите-берите, нам столько не надо» протянула одному из них полное ведро улова, он спросил:

– А где вы были? Мы думал и, что вы к берегу прибились и по лесу чернику собираете. Озеро как на ладони, а вас нет.

Утром мы искали наше счастливое место, настойчиво кружась по усмирившемуся озеру. Вот оно, то самое обломанное дерево, рассматривающее свою обезображенную макушку в озёрном зеркале; вот песчаный мысок, вдающийся в заросший травой берег. Но озеро как будто глядело на нас холодными тёмными глазами.

На следующий день мы, обменявшись телефонами с дружелюбными москвичами, уехали домой.

2

Всё вокруг ещё цвело, зеленело и дышало зноем. Казалось, лету не будет конца. Однако сердце дрогнуло и загрустило над вспыхнувшей золотыми горошинами пижмой, и какое-то беспричинное беспокойство вселилось в душу. «Виною скорая осень», – решила я.

Но вскоре узнала: моя старшая сестра Тамара серьёзно больна. При диагнозе, который поставили ей врачи, даже у сильных духом людей опускаются руки. И я тут же засобиралась в Санкт-Петербург.

Перед отъездом ко мне забежала соседка с просьбой отвезти записочку о здравии святой Ксении Петербургской на Смоленское кладбище.

– Что за святая? – спросила я.

– Разве ты не знаешь? Погоди, я мигом!

Соседка юркнула в дверь и тут же вернулась, держа в руке крохотный образок.

– Возьми. Пусть будет тебе, у меня ещё есть.

Я взглянула на иконку: красная юбка, зелёный сюртук…

Где-то я уже видела это изображение.

И тут вспомнила бушующее озеро, нашу лодку, потерявшую управление… Так вот чью иконку нашла я тогда в кармане сестриной куртки!

Расспросив, как добраться до Смоленского кладбища, я пообещала соседке выполнить её просьбу.

Сестра так обрадовалась моему приезду, что на время забыла о своих горестях. Засуетилась, забегала. На тарелках задымилась целая картошка, защекотала нос пряным запахом поджаристая домашняя колбаска. Крепенькие солёные огурчики и маринованные маслята дополнили гостеприимный стол.

Захрустев огурчиком, я стала рассказывать о том, что произошло на озере Шлино.

– А я искала образок, подумала, потеряла, – удивилась сестра. – Люблю Ксенюшку. Она такая скоропослушница!

И тут меня осенило.

– А давай мы вместе съездим на Смоленское кладбище!

– Хорошая мысль, – с радостью согласилась Тамара.

Утром следующего дня, наскоро глотнув чаю и набросив на головы платочки, мы вышли из дома.

Город уже просыпался. Стучали двери подъездов, заводились припаркованные у домов машины, народ собирался на остановке маршрутного такси…

Мы встали в хвост молчаливой очереди. Краем глаза я наблюдала, как Тамара, борясь с появляющейся болью, кусала губу, и понимала, что она молчит о своей болезни, потому что щадит меня. Видя её страдания, я сама, казалось, чувствовала её боль, и все мои мысли были направлены на то, чтобы хоть чем-то помочь родному человеку. Всю дорогу, сначала в маршрутке, потом в метро, я занимала сестру пустячными разговорами, чтобы отвлечь её внимание от самой себя.

Поезд грохотал, заглушая мой голос, останавливался и снова набирал скорость, приближая нас к заветной станции «Приморская»…

Вышли из подземки и, пройдя мимо ряда ларьков, направились к широкому шоссе. В какую сторону идти дальше, спрашивать не пришлось: воздух так и загудел от колокольного звона! Обрадовавшись, мы ускорили шаг, но сестре вдруг стало хуже. Остановившись, я робко спросила:

– Может, вернёмся? Ты неважно выглядишь.

– Нет уж, если решили…

Полквартала тихим шагом дались нам с большим трудом.

Но вот и черноглазая речка Смоленка, отделяющая Васильевский остров от острова Декабристов. Сразу за ней Смоленское кладбище. Прямо у входа возносится в небо красивейший храм Смоленской иконы Божией Матери. В его строительство свою малую лепту внесла блаженная Ксения (Петрова), бездомная вдова придворного певчего, которая ночами поднимала кирпичи на строительные леса.

Мне и до этого не раз доводилось бывать в храмах по разным нуждам: на крестинах, на отпевании и просто чтобы поставить свечку за упокой и за здравие, но никогда прежде я не ощущала такого неизъяснимого блаженства, такого сердечного трепета, какие я почувствовала здесь. Даже в хмурое питерское утро храм был наполнен светом: солнце почивало на каждой богато изукрашенной иконе.

Прихожан было немного, и мы с сестрой свободно переходили от иконы к иконе, любуясь творением рук человеческих. Я всматривалась в лики святых и вчитывалась в малопонятные слова на древнем языке, и моя душа жадно поглощала долгожданную пищу…

Потом мы посетили часовенку Ксении Петербургской, находящуюся неподалёку. В церковной лавке купили свечи, елей, освящённый у гробницы блаженной Ксении, по образку и по книжице с житием святой.

Пока шла служба, я с благоговением рассматривала икону Божией угодницы. И вдруг мне показалось…

Нет, пожалуй, я не призна́юсь, что́ мне нарисовало моё разгулявшееся воображение, скажу только, что я опустилась перед образом на колени и со слезами обратилась к святой:

– Милостивая Ксенюшка! На твою чудодейственную помощь уповаю. Не за себя прошу, а за рабу Божию Тамару…

Возвращались молча. На душе было спокойно. Украдкой глянула на сестру. Она улыбалась. Даже румянец проступил на её впалых щеках. Все мои страхи куда-то ушли. Взамен пришла уверенность в завтрашнем дне: «Всё будет хорошо, я это знаю!»

Уже дома я спросила:

– Тома, а что ты попросила у Ксении?

– Здоровья всем родным, а ещё… Ещё чтобы Ксенюшка умолила Господа удержать меня на белом свете, чтобы я успела исправить свои ошибки… и по сеять добрые дела…

3

Мы стали часто созваниваться. Меня радовало, что сестра снова стала жизнерадостной и деятельной. От больницы, предложенной ранее, она отказалась, зато теперь каждую неделю ездила на Смоленское кладбище. Каждый раз при разговоре Тома благодарила меня за поддержку и звала в гости. Я пообещала приехать к Новому году, но в последний момент свалилась с сильнейшей простудой.

Пять дней я провела в постели, напрасно надеясь победить болезнь бабушкиными методами: травами и полосканиями. Вконец измучившись, согласилась с доводами мужа вызвать «Скорую»…

Участковая врач, приехавшая на вызов, настойчиво порекомендовала лечь в больницу. Диагноз был поставлен неутешительный – двустороннее воспаление лёгких. Я чувствовала себя отвратительно, но выпросила пару дней. Как только «Скорая» уехала, я позвонила сестре:

– Томочка, ты только не пугайся. У меня пневмония. Предложили больницу. Но я не могу лечь. Ты ведь знаешь, что у меня аллергия на лекарства. Я умру, наверное. Так всё болит…

– Сестричка, всё будет хорошо! Я за тебя помолюсь Ксении, и ты выздоровеешь, – заверила Тамара.

К ночи я пожалела, что не послушалась врача. Задыхаясь и мучаясь от нестерпимой боли в груди, я не могла уснуть. Не включая свет, на ощупь побрела в комнату, где на полке стояла иконка Ксении Петербургской. Прочитав молитву, вернулась в спальню и уснула с иконкой у сердца…

Когда проснулась, было ещё темно. Странное чувство овладело мной: словно я забыла о чём-то важном. Ах да! Воспаление… Прислушалась к себе: жара нет, боли ушли, дышу легко, вообще чувствую себя замечательно как никогда. Как молния, пронзила страшная догадка: умерла!!! Только этого ещё не хватало! Судорожно стала ощупывать руки, грудь, ноги… Всё на своих местах, как и должно быть. Повернула голову – рядом похрапывает муж, а там, в окне, тлеет месяц. На всякий случай толкнула «вторую половину» в бок.

– А? Что? Тебе плохо? Вызвать «Скорую»? – не открывая глаз, пробормотал он.

– Спи. Всё хорошо, – тихонько ответила я.

Но внутри у меня всё ликовало: «Жива! Слава Богу, жива! Но почему ничего не болит?»

Выскользнула из-под одеяла – и что-то, что до этой минуты покоилось у меня на груди, слетело на пол. Так это ж иконка Ксении! И тут я вспомнила, как ночью, истерзанная болью, истово молила святую о помощи.

Я заходила по квартире, прислушиваясь к своим ощущениям, но ничего, кроме внутреннего довольства и радости, не ощущала.

Днём позвонила Тамара:

– Сестричка, как ты? Я тебя очень люблю и так переживаю за тебя! Может, мне приехать?

– Конечно, приезжай! Я буду ужасно рада! Томочка, я не знаю, как и сказать, но у меня ничего не болит! Кажется, я выздоровела…

– Правда?! А я вчера была у Ксенюшки, отстояла службу и заказала водосвятный молебен за твоё здоровье. Я привезу тебе святой воды. Господи, я так рада, что тебе лучше!

Через два дня мы сидели с сестрой у меня на кухне, пили чай, разговаривали, смеялись. Я сделалась вдруг серьёзной:

– Тома, у меня ведь на руках все документы, подтверждающие воспаление лёгких, но я чувствую себя великолепно! Давай завтра вместе сходим к врачу, а то она не поверит моим словам.

– И я бы не поверила до недавнего времени. Мне ведь перед твоим приездом уже предложили химиотерапию… Боли были нестерпимыми… А на сегодняшний день я жива и здорова! Только вот часто стала задумываться: разве затем мы живём на земле, чтобы только хлопотать об удобствах и радостях тела? Я тебе так благодарна, моя маленькая сестричка, за то, что ты подтолкнула меня позаботиться о моей повреждённой душе!

Я внимательно слушала Тамару и пыталась понять, за что она меня благодарит.

А впрочем, и так ясно: за то, что я очень-преочень люблю её и хочу, чтобы она жила долго-предолго…

Наутро мы отправились в поликлинику. Тамара осталась ждать в коридоре, а я вошла в кабинет участкового терапевта. Врач, видевшая меня несколькими днями раньше еле держащуюся на ногах, сразу не узнала. Я назвала свою фамилию и попросила закрыть больничный лист.

– И речи быть не может! У вас же двусторонняя пневмония! Я не могу закрыть больничный. Какая у вас температура? – строго поинтересовалась врач, открывая мою карточку.

– Нормальная температура. И ничего не болит. Я выздоровела.

Врач подозрительно посмотрела на меня:

– За пять дней? И чем же вы лечились?

– Меня вылечила Ксения блаженная, – ответила я.

– Вы шутите? – рассердилась врач. – Что я в вашей медицинской карточке напишу: чудесное исцеление? Да меня же с работы снимут, скажут, что я ненормальная.

– Но это правда!!! – воскликнула я. – Что – пневмония? В коридоре меня ждёт сестра. У неё от онкологии не осталось и следа после посещения часовни святой блаженной Ксении Петербургской!

Докторша заколебалась:

– Иногда в жизни происходят странные вещи… Но в моей практике таких случаев не было. Можно взглянуть на вашу родственницу?

Выбежав в коридор, я схватила сестру за руку и втащила в кабинет.

– Тамара, подтверди! Врач мне не верит. Скажи, что тебе уже назначили химиотерапию, но всё обошлось и сегодня ты здорова!

– Да, это правда, – просто ответила сестра.

Участковая взяла со стола бланки и стала что-то писать, потом протянула их мне:

– Это вам направление на рентген и в лабораторию. Только на основании проведённого обследования я могу продолжить разговор. Завтра я вас жду с результатами.

На следующий день в назначенное время я стояла в больничном коридоре и ждала своей очереди. Сестра снова сопровождала меня. Случайно бросив взгляд на табличку на дверях, я мигнула Томе – мол, смотри, что тут написано: терапевт Петрова Ксения Николаевна. В это время зажглась красная сигнальная лампа, и я, войдя в кабинет, положила на врачебный стол данные лабораторного обследования и заключение фтизиатра, где чёрным по белому было написано: лёгкие без патологий. Несколько минут участковая изучала листочки, а потом, с нескрываемым удивлением глядя на меня, спросила:

– Вы что-то принимали?

– Говорю же: меня исцелила святая Ксения! – запальчиво повторила я.