Основные жанры
Новинки

Первый кубанский («Ледяной») поход (страница 5)

Страница 5

Между тем погода вновь переменилась: неожиданно грянул мороз, ветер усилился, началась снежная пурга. Люди и лошади быстро обросли ледяной корой. Казалось, все промерзло до самых костей; покоробившаяся, будто деревянная одежда сковала тело: трудно повернуть голову, трудно поднять ногу в стремя.

Уже вечереет – пурга заглушает шум ружейной стрельбы. Не слышно, что делается впереди. Возле дороги, ведущей от переправы к Ново-Дмитриевской, в поле – брошенные орудия и повозки, безнадежно застрявшие в расплывшейся пахоте, подернутой сверху тонкой коркой льда. По дороге тянется вереница людей. Словно тени. Местами тут же на дороге лежит неподвижное тело.

– Раненый?

Долго молчит. Потом отрицательно качает головой.

– Вы подбодритесь, деревня близко, пропадете ведь здесь, в поле…

Идут и не обращают уже никакого внимания на свист пуль, которыми посыпают дорогу застрявшие где-то в стороне, в темнеющей роще, большевики. Проехал Корнилов с одним только штабом – конвой почти весь переправляет пехоту. Стемнело окончательно.

Марков, развернув против станицы Офицерский полк, оказался с ним в полном одиночестве. Покровский, который должен был атаковать станицу с юга, не подошел – счел невозможным двигать по такой дороге и в такую погоду свой отряд. Это обстоятельство спасло большевиков от окружения и стоило нам потом двух лишних боев и лишней крови. Коннице, направленной в охват вправо, не удалось перейти речку, и к ночи она вернулась к общей переправе. Батарея с поврежденными механизмами орудий застряла в поле. В пятом часу только еще начинала переходить вброд голова Партизанского полка – переправа его протянется, очевидно, до ночи…

Марков решил:

– Ну вот что. Ждать некого. В такую ночь без крыш тут все подохнем в поле. Идем в станицу!

И бросился с полком под убийственный огонь мгновенно затрещавших со всех сторон ружей и пулеметов.

Полузамерзшие, держа в онемевших руках винтовки, падая и проваливаясь в густом месиве грязи, снега и льда, офицеры бежали к станице, ворвались в нее и перемешались в рукопашной схватке с большевиками: гнали их потом до противоположной окраины, встречаемые огнем чуть не из каждого дома, где засели и грелись не ожидавшие такой стремительной атаки и не успевшие построиться красногвардейцы резервных частей.

Когда мы подъехали к окраине станицы, Офицерского полка там уже не было. У околицы толпились артиллеристы застрявшей батареи с лошадьми, спасавшиеся от стужи и стоявшие в нерешительности: по всем темным улицам станицы шла беспорядочная стрельба. Корнилов послал ординарцев разыскать Маркова и полк, но не дождался донесения и поехал с Романовским, несколькими чинами штаба и ординарцами в обычный сборный пункт – станичное правление.

Командующий армией входил туда как раз в тот момент, когда из правления в другие двери выбегала толпа большевиков, встреченная в упор огнем…

Всю ночь шла стрельба в станице; всю ночь переправлялась армия, и весь следующий день подбирали и вытаскивали из грязи повозки обоза и артиллерию. Утром большевики атаковали Ново-Дмитриевскую, но с большим уроном были отброшены. И каждый день потом их артиллерия со стороны Григорьевской громила нашу станицу, преимущественно площадь с церковью, где, как всегда, располагался Корнилов с штабом.

В тот же день, 15-го, наш обоз переходил из аула Шенджий в станицу Калужскую, куда прибыл поздно ночью. Раненые и больные весь день лежали в ледяной воде… Смерть витала над лазаретом.

* * *

Мой бронхит свалил меня окончательно. Молодой заурядный врач, променявший свою мирную профессию на беспокойную и опасную должность ординарца генерала Маркова, милейший Г. Д. Родичев[59] выслушал меня и, найдя какие-то необыкновенные шумы, смущенно сказал:

– Дело плохо, надо сбегать за доктором…

Но 17-го приехали представители Кубани на совещание по поводу соединения армий. Пришлось подняться. Предварительно беседовал с Корниловым и Романовским. Выяснилось, что части Кубанского отряда «с оказией» прислали доложить, что они подчиняются только генералу Корнилову, и если их командование и Кубанское правительство почему-либо на это не пойдут, то все они перейдут к нам самовольно. Было решено, чтобы не создавать опасных прецедентов и не подрывать принципов дисциплины, побудить кубанские власти к мирному и добровольному соглашению.

Приехали – атаман, полковник Филимонов, генерал Покровский, председатель и товарищ председателя Законодательной Рады Рябовол и Султан-Шахим-Гирей, председатель правительства Быч – люди, которым суждено было впоследствии много времени еще играть большую роль в трагических судьбах Кубани.

Начались томительно долгие нудные разговоры, в которых одна сторона вынуждена была доказывать элементарные основы военной организации, другая в противовес выдвигала такие аргументы, как «конституция суверенной Кубани», необходимость «автономной армии» как опоры правительства и т. д. Они недоговаривали еще одного своего мотива – страха перед личностью Корнилова: как бы вместе с Кубанским отрядом он не поглотил и их призрачную власть, за которую они так цепко держались. Этот страх сквозил в каждом слове. На нас после суровой, жестокой и простой обстановки похода и боя от этого совещания вновь повеяло чем-то старым, уже, казалось, похороненным, напомнившим лето 1917 года с бесконечными дебатами революционной демократии, доканчивавшей разложение армии. Зиму в Новочеркасске и Ростове – с разговорами Донского правительства, дум и советов, подготовлявшими вступление на Дон красных войск Сиверса… А за стеною жизнь, настоящая жизнь уже напоминала о себе громким треском рвавшихся на площади и возле дома гранат.

Нелепый спор продолжался.

Корнилов заявил категорически, что он не согласен командовать «автономными» армиями и пусть в таком случае выбирают другого.

Кубанское правительство согласилось наконец на соединение армий, но устами Быча заявило, что оно устраняется от дальнейшего участия в работе и снимает с себя всякую ответственность за последствия.

Корнилов вспылил и, ударяя по столу пальцем с надетым на нем перстнем – его характерный жест, сказал:

– Ну нет! Вы не смеете уклоняться. Вы обязаны работать и помогать всеми средствами командующему армией.

Жизнь настойчиво возвращала совещание к суровой действительности: задрожали стены, зазвенели стекла, возле нашего дома разорвалось несколько гранат, одна забрызгала грязью окна, другая разбила ворота…

Кубанские представители попросили разрешения переговорить между собой. Мы вышли в другую комнату и, набросав там проект договора, послали его кубанцам. В окончательной редакции протокол совещания гласил:

«1. Ввиду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сил и средств признается необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.

2. Законодательная Рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией.

3. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзываются в состав правительства для дальнейшего формирования Кубанской армии».

Подписали: генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Эрдели, Романовский, полковник Филимонов, Быч, Рябовол, Султан-Шахим-Гирей.

Последние строки 3-го пункта, введенные по настоянию кубанских представителей главным образом якобы только для морального удовлетворения смещенного командующего войсками, создали впоследствии большие осложнения во взаимоотношениях между главным командованием и Кубанью.

В этот день, 17-го, после артиллерийского обстрела большевики из Григорьевской перешли опять в наступление на Ново-Дмитриевскую. Вечером проникли даже небольшими частями в самую станицу, соединившись здесь с местными иногородними. Несколько часов по улицам жужжали пули, пока, наконец, около полуночи наступление не было отбито. В ближайшие дни прибыли кубанские войска, влились в Добровольческую армию, которая после расформирования некоторых частей получила следующую организацию (Чехословацкий батальон не включался в состав бригад. – А. Д.):

1-я бригада (генерал Марков),

Офицерский полк,

1-й Кубанский стрелковый полк[60],

1-я инженерная рота[61],

1-я[62] и 4-я батареи,

2-я бригада (генерал Богаевский),

Корниловский ударный полк,

Партизанский полк,

Пластунский батальон[63],

2-я инженерная рота[64],

2-я[65], 3-я и 5-я батареи,

Конная бригада[66] (генерал Эрдели),

1-й конный полк[67],

Кубанский полк[68] (вначале – дивизион),

Черкесский полк[69],

Конная батарея.

Общая численность армии возросла до 6 тысяч бойцов. Вместе с тем почти удвоился наш обоз.

* * *

Атака Екатеринодара решена.

В двадцатых числах бригада генерала Богаевского после кровопролитного боя захватила Григорьевскую и Смоленскую. Эрдели с конницей пошел к Елисаветинской. 24-го перед рассветом генерал Марков должен был внезапным ударом овладеть Георгие-Афипской станицей и станцией, где был центр закубанских отрядов, гарнизон свыше 5 тысяч человек с артиллерией и бронепоездами и склад боевых припасов.

Неожиданным нападение не вышло: выступление почему-то сильно замешкалось, и, когда голова колонны была в расстоянии менее версты от станицы, как-то сразу рассвело. Большевики увидели перед собою на ровном открытом поле не успевшую развернуться компактную массу пехоты, артиллерии, конных и после минутного замешательства открыли по ней убийственный огонь, в котором принял участие и показавшийся за поворотом бронированный поезд. Корнилов со штабом в это время обгонял колонну и едва успел отъехать в сторону. Ружейной пулей ранило в ногу навылет генерала Романовского, который, однако, остался с Корниловым. По всему полю заметались люди, орудия… По счастью, впереди по заливным лугам проходила высокая насыпь железной дороги, и Марков успел развернуть и скрыть за ней свои части.

В таком положении колонне Маркова пришлось простоять несколько часов. Впереди – окраина станицы, опоясанная протекавшей в совершенно отвесных берегах речкой Шелш с единственным через нее мостом.

Наступление замерло.

Корнилов послал приказание бригаде Богаевского ускорить движение от Смоленской в глубокий обход Георгие-Афипской с запада. Сам переехал на это направление.

Во второй половине дня корниловцы и партизаны, прорезав железную дорогу, вышли в тыл большевикам и после краткого горячего боя ворвались в станицу и на станцию. С востока вошел и Марков. Началось истребление метавшихся по всей станице остатков большевиков, не успевших прорваться к Екатеринодару. На станции, в числе прочей добычи, нашли и драгоценные для нас снаряды – до 700 штук.

Полки, как всегда, соперничали в доблести, не омраченной ревнивым чувством. Когда Корнилов благодарил командира Партизанского полка генерала Казановича[70] за взятие станицы, он ответил:

– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство. Всем успехом мы обязаны Митрофану Осиповичу (подполковник Неженцев, командир Корниловского полка. – А. Д.) и его полку…

[59] Родичев Гавриил Дмитриевич, р. 23 января 1889 г. в Москве. Из дворян Тверской губ., сын мирового судьи. Окончил 2-ю Московскую гимназию, учился в Московском университете. Младший военный врач. В Добровольческой армии с осени 1917 г. В 1-м Кубанском походе – в штабе генерала Маркова, затем ординарец генералов Маркова и Тимановского, с июня до ноября 1918 г. в околотке 1-го Офицерского (Марковского) полка, затем в команде конных ординарцев 1-й бригады 1-й пехотной (Марковской) дивизии. Подпоручик. Галлиполиец. В эмиграции с 1921 г. в Тырново (Болгария), с 1922 г. в Чехословакии, с 1927 г. во Французском Конго. Умер 21 апреля 1930 в Париже.
[60] 1-й Кубанский стрелковый полк. Сформирован 1 марта 1918 г. в ауле Шенджий в составе Кубанского отряда как 1-й стрелковый полк, насчитывая 1200 штыков и 4 пулеметов (в т. ч. 700 офицеров, 400 юнкеров и 100 казаков) и 60 человек пулеметной прислуги; после соединения с Добровольческой армией вошел в состав ее 1-й бригады как Кубанский стрелковый полк. С начала июня 1918 г. входил в состав 1-й дивизии, с 16 января 1919 г. – 2-й пехотной дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1324 штыка при 43 пулеметах. Летом 1920 г. входил в состав 1-й Сводной пехотной дивизии. С 4 сентября 1920 г. входил в состав 2-й бригады 7-й пехотной дивизии. Командиры: подполковник (полковник) Р. М. Туненберг (1 марта 1918 г. – 26 июля 1919 г.), полковник Дмитриев (с 10 августа 1919 г.).
[61] Впоследствии – Марковская инженерная рота (1-я Отдельная инженерная генерала Маркова рота). Образована в Добровольческой армии в середине марта 1918 г. из Технической роты как 1-я Инженерная рота. 8 декабря 1919 г. получила имя генерала С. Л. Маркова. Входила в состав 1-й бригады, с начала июня 1918 г. – 1-й дивизии, с 14 октября 1919 г. – Марковской дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывала 563 человека. Командир – полковник Г. М. Гротенгельм.
[62] 1-я Офицерская батарея. Ведет происхождение от Сводной Михайловско-Константиновской батареи. С декабря 1917 г. входила 1-й батареей в 1-й Отдельный легкий артиллерийский дивизион Добровольческой армии. При расформировании его в середине марта 1918 г., включив в свой состав 4-ю батарею дивизиона, стала именоваться 1-й отдельной батареей, приданной 1-й бригаде. С начала июня 1918 г. вошла в состав 1-й дивизии. С формированием 8 июля 1918 г. второй батареи, развернулась в 1-й Отдельный легкий артиллерийский дивизион. С 7 августа 1918 г. 1-я батарея дивизиона именовалась 1-я генерала Маркова батарея. Командир – подполковник Д. Т. Миончинский.
[63] Первоначально – Пластунский отряд полковника Улагая. Возник как добровольческий отряд, начавший формирование 29 ноября 1917 г. и окончательно сформированный в середине января 1918 г. полковником Улагаем. Действовал на левом берегу Кубани. В феврале 1918 г. насчитывал 100 человек (в т. ч. 50 конных), из которых 85 офицеров при 2 пулеметах. Вошел в состав Кубанского отряда. После соединения его с Добровольческой армией вошел в состав 1-й бригады как Пластунский батальон (Кубанский пластунский батальон). С сентября 1918 г. переименован в Особый пластунский батальон. Командир – полковник С. Г. Улагай.
[64] Первоначально – Кубанская отдельная инженерная сотня. Сформирована в январе 1918 г. в составе Отряда полковника Лесевицкого в основном из учащейся молодежи. Первоначально насчитывала 60 человек Затем состояла из 4 взводов (1-й – полковник С. В. Попов, 2-й – полковник П. К. Алексеев, 3-й – капитан В. Бершов, 4-й – капитан П. Т. Казамаров; всего несколько сотен человек). В февраля 1918 г. вошла в состав Кубанского отряда. После соединения его с Добровольческой армией вошла в состав 2-й бригады как 2-я инженерная рота. Командиры: генерал-майор Е.С Хабалов (январь 1918 г.), капитан В. Бершов (февраля 1918 г.), полковник С. В. Попов (март 1918 г.).
[65] 2-я Офицерская батарея. Сформирована в Добровольческой армии, в середине марта 1918 г. при расформировании 1-го Отдельного легкого артиллерийского дивизиона из его 2-й и 3-й батарей как 2-я отдельная батарея, приданная 2-й бригаде. С начала июня 1918 г. вошла в состав 2-й дивизии. Выделила кадр для формирования 2-й, 3-й и 4-й батарей Корниловской артиллерийской бригады, сама войдя в ее состав как 1-я генерала Корнилова батарея. Командир – полковник Л. М. Ерогин.
[66] Отдельная конная бригада 6 июня 1918 г. была переименована в 1-ю конную дивизию.
[67] Впоследствии – 1-й конный генерала Алексеева полк (1-й офицерский конный полк). Сформирован в Добровольческой армии 25 марта 1918 г. как 1-й конный (Конный, Конно-Партизанский) полк (3 эскадрона) из 1-го и 2-го (Конные отряды полковника Глазенапа и подполковника Корнилова) кавалерийских дивизионов. Состоял тогда почти исключительно из офицеров (после соединения с Кубанским отрядом офицеры и юнкера-кубанцы составили 2-ю офицерскую сотню во главе с полковником Рашпилем) и понес огромные потери в знаменитой конной атаке под Екатеринодаром (в одной только сотне Рашпиля убито 32 офицера). С мая – июня 1918 г. входил в состав 1-й дивизии Добровольческой армии, с которой участвовал во 2-м Кубанском походе. С 14 февраля 1919 г. – 1-й конный генерала Алексеева полк. С 27 мая 1919 г. входил в состав 1-й бригады 1-й кавалерийской дивизии. В июле 1919 г. включал также 2 эскадрона 10-го драгунского Новгородского и 2 эскадрона 10-го уланского Одесского полков. На 5 октября 1919 г. насчитывал 196 сабель при 16 пулеметах. C 19 ноября 1919 г. входил в состав 1-й кавалерийской дивизии. 30 декабря 1919 г. при сведении ее в Сводную кавалерийскую бригаду сведен в дивизион. По прибытии в Крым дивизион полка вошел в 1-й кавалерийский полк, а 8 августа 1920 г. переформирован в конный дивизион 6-й пехотной дивизии под названием Отдельного конного генерала Алексеева дивизиона. Чины полка носили белые с красным околышем фуражки и красные с белой выпушкой погоны. Для чинов полка установлен нагрудный знак в виде черного равностороннего креста с широкой белой каймой, на который слева снизу направо наложен серебряный меч рукоятью (золоченой) вниз; на крест навешен серебряный терновый венок, в центре – золоченая буква «А» славянской вязи, на верхней стороне креста – белая дата «1917 г.». Командиры: полковник К. Корсун (июнь – сентябрь 1918 г.), полковник В. П. Глиндский (сентябрь – ноябрь 1918 г.), полковник (генерал-майор) А. П. Колосовский (ноябрь 1918 г. – 21 марта 1919 г.), полковник Сабуров (7 апреля – осень 1919 г.).
[68] Впоследствии – Корниловский конный полк (1-й Кубанский конный полк). Сформирован как Кубанский конный дивизион, в который после соединения 14 марта 1918 г. Кубанского отряда с Добровольческой армией была сведена кубанская кавалерия. Входил в состав Конной бригады, с 6 июня 1918 г. – 1-й конной дивизии как 1-й Кубанский конный полк. На начало июня 1918 г. насчитывал 510 сабель при 4 пулеметах). С 4 августа 1918 г. получил наименование Корниловского, а 14 сентября – знамя, пожалованное в 1803 г. Черноморскому войску. К апрелю 1919 г. имел около 400 человек (200 сабель), на 5 октября 1919 г. – 334 сабли при 21 пулемете. Летом – осенью 1919 г. был придан 3-й Кубанской казачьей дивизии. В апреле 1920 г. капитулировал под Адлером. Вновь образован в Крыму из собравшихся там чинов полка 7 июля 1920 г. и вошел в состав 1-й Кубанской казачьей дивизии. На 27 октября 1920 г. имел 300 сабель, 16 пулеметов. Награжден серебряными трубами орд. Св. Николая Чудотворца. После эвакуации Крыма на о. Лемнос вошел в состав 3-го Сводно-Кубанского полка. Командиры: подполковник А. А. Корнилов, полковник Г. Я. Косинов (апрель – май 1918 г.), полковник В. Г. Науменко (27 июня – 12 августа 1918 г.), войсковой старшина Ермоленко (12 августа – 7 сентября 1918 г.), полковник Федоренко (7–17 сентября 1918 г.; убит), войсковой старшина (полковник) Н. Г. Бабиев (17 сентября 1918 г. – 26 января 1919 г.), есаул (в. ст.) Ф. И. Елисеев (февраль – 18 июня 1919 г.), полковник Головин (с 18 июня 1919 г.), в. ст. В. Безладный (апрель 1920 г.), полковник Макеев (октябрь 1920 г.).
[69] Впоследствии – 1-й Черкесский конный полк. Сформирован в Добровольческой армии 1 марта 1918 г. в ауле Шенджий в составе Кубанского отряда как Черкесский конный полк. Состоял из кубанских черкесов, с января 1918 г. боровшихся с большевиками. Насчитывал 600 человек. После соединения с Добровольческой армией вошел в состав ее конной бригады. С 4 ноября 1918 г. именовался 1-й Черкесский конный полк. Входил в состав 1-й конной дивизии, с 7 декабря 1918 г. – Черкесской конной дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 662 сабли. Командиры: полковник Султан-Келеч-Гирей (1 марта – 11 декабря 1918 г.), ротмистр К. К. Улагай (с 11 декабря 1918 г.).
[70] Воспоминания Б. И. Казановича публикуются ниже.
Copyright © 2025 Электронная библиотека