– Беженцы поговаривают, что теперь на равнине появились Айил, – поспешно вступил в разговор Шимрон, словно он опасался, что Вакеда нарушит Белую ленту. Никто из людей Вакеды не обнажит меча, если этого не сделает их лорд или если он не прикажет им взяться за оружие. – Они, судя по донесениям, сражаются за Возрожденного Дракона. Должно быть, это он их послал. Наверное, нам на подмогу. Никто еще не побеждал армию Айил. Этого не удавалось даже самому Артуру Ястребиное Крыло. Помните Кровавый Снег, лорд Итуралде? Мы тогда были молоды. Думаю, вы согласитесь со мной, что тогда мы их не победили, что бы там ни утверждали историки. И я не поверю, что армия у шончан такая же большая, как тогда была у нас. Я сам слышал, что шончан движутся на юг, в сторону от границы. Нет, я полагаю, что в следующий раз мы услышим, что они отступают с равнины, а не наступают на нас.

В бою Шимрон был неплохим командиром, но всегда отличался педантичностью.

Итуралде улыбнулся. С юга вести приходят много быстрее, чем откуда бы то ни было еще, но он опасался, что ему самому придется заговорить об Айил, а тогда они могут решить, что их пытаются как-то обхитрить. Он и сам с трудом верил такому: айильцы – на равнине Алмот. Итуралде не стал указывать на то, что Айил, посланные на помощь принявшим Дракона, с большей вероятностью появились бы в самом Арад Домане.

– Я тоже расспрашивал беженцев, и говорили они о набегах айильцев, а не об айильском воинстве. Что бы Айил ни делали на равнине, продвижение шончан они, может, и замедлят, но никак не заставят тех повернуть обратно. Шончанские летающие твари начали разведку по нашу сторону границы. Отступлением тут и не пахнет.

Эффектным жестом выхватив из рукава бумагу, Итуралде высоко поднял ее, демонстрируя всем оттиснутую на зелено-голубом воске печать с изображением меча и руки. Как обычно в последнее время, он не ломал королевскую печать, а при помощи нагретого клинка целиком отделял ее от бумаги, оставляя невредимой, – дабы показать всем скептикам и сомневающимся. А таковых, стоило людям услышать некоторые распоряжения Алсалама, находилось предостаточно.

– От короля Алсалама я получил приказы собрать как можно больше солдат, всюду, где смогу отыскать их, и нанести мощный удар по шончан. – Итуралде глубоко вздохнул. Ну вот, он воспользовался еще одной возможностью, еще одним шансом, и теперь Алсалам может отправить его на плаху, если только кости не упадут на доску в нужной комбинации. – Я предлагаю перемирие. Именем короля я обещаю не выступать против вас каким бы то ни было образом, пока шончан остаются угрозой для Арад Домана, если и вы пообещаете то же самое и станете сражаться вместе со мной против шончан, пока они не будут отброшены.

Ответом ему стало молчание, все были потрясены. Раджаби выглядел так, словно его огрели алебардой по бычьей шее.

Вакеда покусывал губу, точно изумленная девчонка. Один только Шимрон пробормотал:

– А можно ли их отбросить, лорд Итуралде? На равнине Алмот я, как и вы, сталкивался с их… с их посаженными на цепь Айз Седай.

Собравшиеся переминались с ноги на ногу, шурша подошвами сапог, лица потемнели от мрачного гнева. Кому понравится оказаться беспомощным перед лицом врага; однако, чтобы понять, каков этот враг, достаточно было оказаться в том бою, вместе с Итуралде и Шимроном.

– Их можно победить, лорд Шимрон, – ответил Итуралде, – даже учитывая все их… сюрпризы. – Несколько странно называть таким словом взрывающуюся под ногами землю и разведчиков, оседлавших создания, точь-в-точь похожие на отродья Тени, но он обязан говорить так же уверенно, как выглядит. Кроме того, когда тебе известно, на что способен враг, ты приспосабливаешься. Задолго до появления шончан эта истина была одной из основ войны. В темноте превосходства у шончан меньше, так же как и во время грозы, а хорошая предсказательница погоды всегда предупредит о надвигающейся грозе. – Мудрый перестает жевать, когда добирается до кости, – продолжил Итуралде, – но до сих пор шончан, перед тем как потянуться за своим мясом, нарезали его тонкими ломтиками. Я подсуну им голяшку – пусть погрызут. Более того, у меня есть план, как заставить их так быстро щелкнуть челюстями, что они, прежде чем ухватят в рот мясо, пообломают зубы о кость. Итак, я дал обещание. А вы дадите?

Мало у кого не перехватило дыхание. Казалось, каждый погрузился в глубокие раздумья, обратившись внутрь себя. Итуралде чуть ли не зримо представилось, как они шевелят мозгами. У Волка есть план. У шончан есть посаженные на цепь Айз Седай и летающие твари, и один Свет знает что еще. Но у Волка есть план. Шончан – с одной стороны, и Волк – с другой.

– Если кому и под силу нанести поражение шончан, – наконец промолвил Шимрон, – так это вам, лорд Итуралде. Я дам клятву.

– И я дам клятву! – выкрикнул Раджаби. – Мы погоним их прочь, через океан, туда, откуда они явились!

Не только внешне, но и темпераментом тоже он смахивал на быка.

Как ни удивительно, но с неменьшим воодушевлением свое согласие громогласно выразил и Вакеда, а потом разразилась настоящая буря. Раздавались крики, что все согласны с клятвой королю, что они разгромят шончан; некоторые кричали даже, что последуют за Волком в Бездну Рока. Очень отрадно, но это пока еще не все, к чему стремился Итуралде.

– Если вы просите нас сражаться за Арад Доман, – перекрыл все голоса один, – тогда нас и спрашивайте!

Мужчины, которые только что громко кричали о своей готовности дать клятву, притихли, слышались только сердитое бормотание и приглушенные проклятья.

Скрывая удовлетворение за вежливым выражением лица, Итуралде повернулся лицом к говорившему. Стоявший у противоположной стены тарабонец был худ, а из-за острого носа его вуаль стояла шатром. Но взгляд его был тверд и пронзителен. Кое-кто из тарабонцев хмурился, словно недовольный тем, что их товарищ заговорил, ведь до этого казалось, будто у них, как и у доманийцев, нет единого вождя. Итуралде надеялся получить обещания, что и произошло, но не клятвы требовались для осуществления его плана. Ему нужны были тарабонцы. По крайней мере, тогда вероятность, что его план сработает, во сто крат выше. Он учтиво, с поклоном, обратился к тарабонцу:

– Мой дорогой лорд, я предлагаю вам возможность сразиться за Тарабон. Из-за айильцев на равнине царит хаос – так рассказывают беженцы. Скажите, смогут ли ваши люди – небольшой отряд, сотня-другая человек, – пересечь охваченную смятением равнину и вступить в Тарабон, если их доспехи будут выкрашены полосами, как у тех, кто на стороне шончан?

Лицо тарабонца, что, казалось, невозможно, вытянулось еще больше, и теперь пришел черед сдержанным проклятиям и сердитому бормотанию у другой стены. На север доходило немало известий, и все знали, что король и панарх, посаженные на свои троны шончан, присягнули какой-то императрице по ту сторону океана Арит. Тарабонцам могли прийтись не очень-то по вкусу напоминания, сколь много их соотечественников ныне выступает на стороне этой самой императрицы. Большая часть тех «шончан» на равнине Алмот были тарабонцами.

– Что толку от одного маленького отряда? – пренебрежительно проворчал худой тарабонец.

– Да, толку мало, – согласился Итуралде. – Но если таких отрядов будет пятьдесят? Сто? – В общей сложности у этих тарабонцев могло набраться столько своих людей. – Если они все ударят одновременно – через Тарабон? Я и сам отправлюсь с ними, и мои люди – все, на кого удастся подобрать тарабонские доспехи. Так что вы будете знать, что это не какая-то военная хитрость, чтобы отделаться от вас.

За спиной Итуралде громко запротестовали доманийцы. И Вакеда – громче всех! Кто бы мог подумать! План Волка – все это замечательно, но им хотелось бы, чтобы сам Волк их и возглавлял. Тарабонцы принялись спорить между собой о том, можно ли провести столько людей через равнину незамеченными, пусть и такими маленькими группами; о том, какую вообще пользу смогут принести в Тарабоне столь малочисленные отряды; о том, хотят ли они вообще носить доспехи, разрисованные шончанскими полосами. Тарабонцы затевают споры с той же легкостью, что и салдэйцы, и с такой же запальчивостью. Однако остроносый в споры не вступал. Он в упор, не отрываясь, смотрел в глаза Итуралде. Затем слегка кивнул. Трудно было сказать наверняка – мешали густые усы, – но Итуралде показалось, что тот улыбается.

С плеч Итуралде словно свалилась последняя тяжесть. Этот малый не стал бы соглашаться, пока спорят остальные, не будь он у них лидером, даже большим, чем казалось. Итуралде был уверен: остальные тоже пойдут. Они отправятся вместе с ним на юг в сердце территории, которую захватчики уже считают своей, и надают шончан полновесных оплеух. Потом, конечно, тарабонцы наверняка захотят остаться и продолжить сражаться за свою родину. Большего Итуралде ожидать не мог. И в результате его и несколько тысяч тех воинов, которых он сможет взять с собой, погонят назад на север, все дальше и дальше, через всю равнину Алмот, погонят яростно.

Он ответил тарабонцу на улыбку – если только это было улыбкой. Если повезет, обуреваемые яростью военачальники не сообразят, куда он их ведет, пока не окажется слишком поздно. А если они это поймут… Что ж, у него имеется и другой план.

* * *

С трудом шагая по снегу, петляя между деревьями, Эамон Валда беспрестанно кутался в плащ. Среди заснеженных ветвей, не стихая, вздыхал холодный ветер – обманчиво тихий звук в сером свете сырого дня. Толстую белую шерсть ветер пронизывал точно марлю, мороз доставал до самых костей. Раскинувшийся в лесу перед Валдой бивак был слишком тих. Движение немного согревало, но в такой холод люди, если только не заставлять их двигаться, стремились сжаться в комок.

Внезапно он замер на месте и поморщился: в нос, перебивая дыхание, ударило зловоние – смрад, как от двух десятков навозных куч, шевелящихся от опарышей. Валда не задохнулся, он лишь сердито нахмурился. Лагерю недоставало аккуратности, которую он так любил. Палатки расставлены беспорядочно, кучками теснясь там, где гуще ветви над головой, лошади привязаны поблизости, а не как положено – к кольям. Именно такая расхлябанность и ведет к грязи. Без присмотра люди станут закидывать лошадиный навоз двумя-тремя лопатами земли, чтобы побыстрее закончить с этим делом, а ямы для отхожих мест выроют так, чтобы не слишком далеко было до них ходить. Любой офицер, находившийся в подчинении Валды и допустивший такое, очень быстро лишился бы положенных его рангу золотых бантов и приобрел бы личный опыт в том, как нужно орудовать лопатой.

Валда обозрел лагерь, высматривая источник зловония, когда запаха вдруг не стало. Ветер не переменился; вонь попросту исчезла. Он удивлялся всего лишь мгновение. Продолжив путь, командир нахмурился еще больше. Откуда-то ведь это зловоние доносилось. Он выяснит, кто решил, будто о дисциплине можно позабыть, и примерно его накажет в назидание прочим. Теперь дисциплина должна быть строгой – строже, чем когда бы то ни было.

На краю широкой поляны Валда опять приостановился. Ровный слой снега на ней не нарушали ничьи следы, несмотря на то что лес вокруг скрывал бивак. Держась под сенью деревьев, Валда внимательным взором окинул небо. За плывшими по нему серыми облаками пряталось дневное солнце. Что-то мелькнуло вдали, и у него перехватило дыхание, и только потом Валда понял, что это всего-навсего пролетела птица, какая-то мелкая коричневая тварь, хоронящаяся поближе к земле от соколов. Он коротко, лающе хохотнул – смешок явственно отдавал горечью. Минуло всего-навсего чуть больше месяца с тех пор, как проклятые Светом шончан одним невероятным глотком разом заглотили Амадор и Цитадель Света, а у него уже выработались новые инстинкты. Да, умные учатся, а дураки…