К тому же его звали Эрьян.

Разумеется, она долго отсутствовала, пытаясь собрать по частям свое истерзанное тело, но ей определенно казалось, что взгляд ее, в минуты, когда удавалось его сфокусировать, обладал большой остротой и цепкостью. И она видела, как меняется мир. Побеждают администраторы и функционеры. А сама ключевая деятельность отходит на второй план. Неважно, о чем идет речь, будь то здравоохранение, образование, полиция, журналистика, театр, кино или художественное искусство – на первых ролях теперь сама отрасль. И те, кто ценит власть больше, чем творческий подход.

Но, возможно, она ошибается.

Ди подъехала к своему столу и, взглянув на кипу бумаг, вздохнула с тоской. Сегодняшний урожай старых дел, которые она рассортировала и оцифровала. Осталось отправить их на утилизацию, но этим она займется позже. Сейчас ей не хочется их видеть. Она выдвинула ящик стола. Взгляд упал на фотографию – это мужское лицо с R-образным шрамом преследовало ее и заставляло двигаться дальше. Но в последнее время эта движущая сила несколько ослабла – Ди нашла для себя другую мотивацию.

Она повернулась к слегка колыхающейся карте Стокгольма, висящей на широком стеллаже всего в метре от ее глаз, скрытой от остальных коллег. Из-за этих колыханий Ди и продолжала ее скрывать. Дело в том, что карта висела в сантиметре от стеллажа, к нижней рейке была приделана петля.

Привычным движением Ди высунулась из-за стеллажа и осмотрела офис. Вдалеке маячила пара фигур, в остальном в помещении было пусто.

Ди потянула за петлю, и карта взмыла вверх. Как штора.

За ней оказалось целое расследование.

Поскольку Ди сидела совсем близко, ей было видно все в деталях, несмотря на минимальные размеры материалов. Все равно все это предназначалось только для ее глаз. Распечатанные в мини-формате фотографии. И три рубрики: «5 марта», «5 апреля» и «5 мая».

Под ними – ландшафтные снимки. Виды. Все три переслал ей лично криминалист Робин, и все они практически идентичны. Морской берег, выступающие из воды скалы, с другой стороны – лесная опушка.

Ладно, сценарии не слишком специфичны, только в окрестностях Стокгольма таких тысячи, но вот дата. К тому же настораживает, что ни одно из трех тел не идентифицировано.

Ди внимательно вгляделась в них. Фотографии с мест обнаружения – вряд ли это места преступления – и снимки с вскрытия. Modus operandi совершенно разный: сначала многочисленные ножевые ранения, потом удушение и, наконец, единственный выстрел в лоб, у того мужчины, которого она осматривала вместе с Робином три недели назад, во время мучительной «прогулки» по пляжу. С того дня она медленно, но верно вела свое собственное скромное расследование.

Пожилой мужчина, молодая женщина, молодой мужчина. Жертвы ничем не связаны между собой – кроме того, что убили их с разницей ровно в месяц и положили трупы в похожих местах.

Но никто другой этой связи не видел.

Если теорию полицейского никто из коллег не разделяет, то, как правило, она оказывается ошибочной. «Бритва Оккама», полицейская версия. Всю свою профессиональную жизнь Ди жила по этому принципу. Конечно, она может ошибаться.

Хотя вряд ли.

Ди услышала покашливание совсем рядом и выглянула из-за стеллажа.

Над ее письменным столом нависал Конни Ландин. Она не успела даже опустить карту. Но чтобы разглядеть ее тайное расследование, Ландину пришлось бы наклониться над монитором и повернуть голову под строго определенным углом, а такие усилия, как известно, не были присущи его руководящему стилю.

– Ну что, Дезире, – сказал он, поглаживая усы на широком мясистом лице.

– Ну что, Конни, – ответила Дезире в том же духе.

– Я получил твое предложение, – сухо продолжал Ландин. – Третье за последние три недели. Я понимаю, тебе скучно, ты хочешь поскорее вернуться к настоящей полицейской работе. Но твоя выдумка о серийном убийце, попахивающая конспирологией, это прямая противоположность пути назад.

– Я просто сказала, что между убийствами прослеживается связь, – сказала Ди. – Серийного убийцу ты уже сам домыслил.

– Но это естественное продолжение твоих рассуждений, Дезире. Но способы убийства совершенно разные, и жертвы не связаны между собой. Ни один серийный убийца не будет себя так вести, и тебе это известно. А мы сейчас расследуем тяжелое убийство. Расследованием руководит Эрьян, он согласился взять тебя в помощники.

Взгляд Ди устремился к ее бывшему кабинету.

Эрьян. Тридцатилетний администратор.

– Это то самое, где человека зарубили топором в Тумбе?

– Настоящее дело, – воскликнул Ландин. – Хорошо известный профессиональный преступник, улики, подозреваемые. Такое дело, которое ведет к раскрытию преступления.

– А три трупа на пляже?

– Я передал их обратно в соответствующие отделы полиции. Они, собственно, не имеют отношения к Национальному оперативному управлению. Просто так получилось, что изначально они попали сюда. К тому же все три убийства оказались тупиковыми. Нигде ни малейших следов.

– Да ладно, Конни. Ты же понимаешь, что их просто неправильно расследовали. Ими занимались разные следователи. Ты серьезно вернул их в Норртелье, Вэллингбю и черт его знает куда еще? Тогда их никогда не раскроют.

Комиссар Конни Ландин расправил спину, вытянул шею. Снова погладил свои роскошные усы. Было очевидно, что он пытается найти подходящую формулировку.

– Ты, наверное, не очень хорошо понимаешь, что я хочу сказать, Дезире. Ты еще не до конца оправилась, поэтому я тщательно подбирал слова.

«Не до конца оправилась, – подумала Ди. – Интересно, какое у меня сейчас выражение лица?»

А Ландин продолжал:

– Теперь скажу прямо: отныне я запрещаю тебе заниматься так называемыми «пляжными убийствами».

Ди фыркнула и покачала головой.

– Теперь вопрос лишь в том, хочешь ли ты продолжить разбирать старые бумаги или присоединиться к команде Эрьяна. Только чтобы не высовываться там. И ответ мне нужен прямо сейчас.

Она тяжело вздохнула, помолчала. Потом кивнула.

– Я хочу, чтобы ты произнесла это вслух, – потребовал Ландин с сардонической улыбкой.

– Да, – мрачно пробурчала Ди. – Я готова помогать Эрьяну расследовать убийство топором какого-то алкоголика. Настоящий профессиональный вызов.

– Так-то лучше, – произнес Ландин и удалился.

Смотря ему вслед, пока он удалялся в бесконечность открытого офисного пространства, Ди размышляла, уловил ли он иронию в ее ответе. Обычно подтекст проходил мимо него.

Ди перевела взгляд на три рубрики.

«5 марта», «5 апреля» и «5 мая».

Она закрыла глаза.

А когда снова открыла, ей показалось, что эти три случая растворяются в тумане. Наверное, она вернулась на работу в полицию с излишним рвением. Возможно, это из-за особенностей реабилитационного периода, полного погружения в одиночество она стала такой странной. Или она просто не в форме.

Ди опустила карту и долго разглядывала план Стокгольма. Взгляд скользнул к северным пригородам.

А может быть, шанс все-таки есть.

7

Воскресенье, 28 мая

Хотя майский ветер дул с севера, было достаточно тепло, чтобы сидеть на мостках. Они сидели каждый за своим столиком, со своим гаджетом, и расстояние между ними казалось бесконечным. Бергер возился с похожим на краба аппаратом, Блум с головой погрузилась в свой ноутбук.

В целом над ними царил покой, напоминающий не то солидарность, не то перемирие.

Порыв ветра чуть не снес дрон со столика. Бергер поймал аппарат на лету, а Блум сказала:

– Я закончила.

Взглядом гипнотизируя дрон, чтобы тот не улетел, Бергер подошел к Блум. Она включила видеозапись.

Сначала было видно только море. Оно выглядывало из-за песчаной дюны вместе с расхаживающими по пляжу чайками. Их головы как по команде повернулись в сторону камеры. Чайки с любопытством подлетели ближе.

– Неудачные поиски, – сказал Бергер.

– Да, наверное, надо было попробовать с другой стороны от дюны, – согласилась Блум.

Некоторые чайки при приближении к дрону благоразумно отклонялись, другие же, вероятно, молодые, подлетали так близко, что камера дергалась. Такое повторилось трижды, прежде чем чайки разлетелись кто куда, потеряв к дрону всякий интерес. Вот что значит опыт и мудрость. Дрон осторожно приблизился к напоминающему старинное поместье зданию в гордом одиночестве.

– Я потом обрежу, чтобы видео начиналось здесь, – сказала Блум.

Облетев поместье, дрон резко замедлился. На минимальной скорости он заскользил над классической обширной крышей.

Дальше все было похоже на замедленную съемку. Пространство стало двухмерным. Направленная вниз камера начала опускаться вдоль черепичной кладки, чешуйка за чешуйкой, бесконечно и монотонно, пока наконец не показался карнизный свес. Вдруг появилась глубина. Изображение вновь стало трехмерным.

И не просто трехмерным. Через мансардное окно «с небом прямо за углом» открывался вид на просторный номер люкс. Электрические жалюзи никто не закрыл.

Прямо под окном стояла кровать. В кровати лежал упитанный господин по имени Панайотис Скарпарис. Но он был не один. Россыпь золотистых волос веером закрывала поблескивающие на солнце подушки. Судя по всему, это и была красавица Хелена, а происходящее вполне подходило под слегка устаревшее понятие «соитие».

Пара в постели поменяла позу. Когда Хелена перешла к оральным ласкам, акт предстал в максимальном приближении.

– Хороший зум, – раздался голос за спиной у Бергера и Блум.

В то мгновение, когда дрон начал удаляться от мансардного окна, Сэм и Молли резко обернулись. Но опасность потенциального агрессора ограничивалась тем, что незаметно подкравшаяся женщина сидела в инвалидном кресле, хотя такие мысли – явный предрассудок.

* * *

Взгляд гостьи устремился к Эдсвикену, задержался там. Надолго.

Бергер незаметно наблюдал за ней. Да, это его прежняя Ди – и все же нет. На лице ее проступил отпечаток нового тяжелого опыта.

Он сидел с ней в больнице сколько мог. Получалось не так часто, как хотелось – много времени занимали фирма и забота о грудном ребенке – но достаточно часто, чтобы стать свидетелем ее медленного выздоровления. И всей ее боли.

Боль никуда не делась. Теперь она не выключала Ди из жизни, но все равно оставляла отчетливые следы.

– Как тебе удалось обойти камеры наблюдения вокруг эллинга? – спросил Бергер, бросив быстрый взгляд в сторону второго стола, за которым, погрузившись в компьютер, сидела Блум.

Ди повернулась к Бергеру и уже собиралась ответить, когда Молли Блум постучала по столу и сказала:

– Все готово. Снятое дроном видео однозначно доказывает измену. Запись отправлена Манолине Скарпарис в Ларнаку. Думаю, архиепископу она не понравится. Гонорар поступит на наш счет в течение дня.

Бергер медленно кивнул и устремил вопросительный взгляд на Ди.

– Пришлось выучить расположение камер опытным путем, – ответила она.

– В инвалидном кресле? – воскликнул Бергер.

– Вы были поглощены просмотром порнофильма…

Бергер и Блум переглянулись.

– Что ты здесь делаешь, Ди? – спросила Блум.

– Мне надо с вами поговорить, – ответила Ди.

Блум перешла к их столу и села.

– Сэм сказал, что ты снова вышла на работу, – сказала она. – Больше я ничего не знаю. Как здорово, что ты вернулась в полицию.

– В теории – да, – еле слышно пробормотала Ди.

– Я тоже больше ничего не знаю, – сказал Бергер. – Мне кажется, или я уловил в твоем тоне намек на очередные проблемы с Конни Ландином?..

– В таком случае, я очень сильно постаралась. Всего лишь намек?

– Наверное, чуть больше, чем просто намек, – согласился Бергер. – Так чего ты хочешь?

Ди поймала его взгляд. Они долго смотрели друг другу в глаза. Наконец, она отвернулась и сказала: