– Разумно… – заметил майор Калугин, специалист по антиквариату. Невысокий, плотный, в очках с тонкой золотой оправой, он на секунду приостановился, оглядывая разрушенную лепнину на фасаде здания.

Вадим остановился, привычно фиксируя глазами двор, заваленный строительным мусором, ржавые лебедки, какое-то хитроумное устройство, похожее на большой краскопульт, стены дома, покрытые лишаями шпаклевки.

На крыльце сидели трое в спецовках, заляпанных краской. Один из них, молодой, бородатый, с синими веселыми глазами, встал, бросил сигарету, подошел к Симакову:

– Ну что, товарищ капитан, когда начнем работу? Мы же подряд взяли, у нас сроки.

– Ах, Славский, Славский, тут человек умер, а вы сроки, – Симаков посмотрел на него, – нехорошо.

– Возможно, но смерть этого алкаша не должна отражаться на нашем заработке.

– Вот, Вадим Николаевич, рекомендую, – Симаков повернулся к Орлову, – Славский Сергей Викторович. Художник-реставратор, он же бригадир. Вроде как шабашник.

Славский улыбнулся:

– Ах, капитан, капитан. Вы же милиция, правоведы. Вам должно быть известно, что мы, реставраторы, имеем право заключать договора с подрядными организациями.

– Известно, мне все известно.

– Простите, Сергей Викторович, – вмешался в разговор Вадим, – вы, кажется, первый обнаружили кражу?

– Да.

– Расскажите.

– Все зафиксировано в протоколе.

Протокол допроса свидетеля

«Я, инспектор уголовного розыска 60-го отделения милиции г. Москвы лейтенант Крылов, допросил в качестве свидетеля гражданина Славского Сергея Викторовича, 1941 года рождения, беспартийного, ранее несудимого, уроженца г. Москвы, холостого, члена группового Комитета художников-графиков, проживающего по адресу: Москва, Красноармейская, д. 5, кв. 144. Об ответственности по статье 181 УК РСФСР предупрежден.

Предупреждаю вас, гражданин Славский, что допрос будет производиться при магнитофонной записи.

Крылов. Гражданин Славский, в какое время вы пришли на работу?

Славский. Я прихожу раньше всех, за полчаса до восьми, чтобы подготовить рабочее место.

Крылов. Милицию вызывали вы?

Славский. Да.

Крылов. Почему?

Славский. Я увидел сломанный замок.

Крылов. Расскажите подробнее.

Славский. Ключи были только у меня. Я же и опечатывал дверь. Утром 14 августа я увидел, что замок взломан, а дверь открыта.

Крылов. Вы входили в помещение?

Славский. Нет. Я побежал во флигель к сторожу, но разбудить его не смог, он был абсолютно пьян. Я из автомата вызвал милицию.

Крылов. Когда вы вошли к сторожу Кирееву, что вы увидели?

Славский. Сначала запах отвратительный почувствовал, перегара, пота, прокисшей еды. В комнате, на топчане, спал Киреев, окно было закрыто, на столе стояла бутылка водки «Лимонной», ноль семьдесят пять. Я еще удивился. Сторож был ханыга, обыкновенный алкаш – и вдруг «Лимонная». Я начал будить, а он только мычал.

Крылов. Киреев пил?

Славский. Да. Целый день шатался по объекту, выпрашивал рубли, бутылки из-под кефира воровал. Ханыга.

Крылов. Вы не обратили внимания, кто-нибудь из посторонних приходил к Кирееву?

Славский. Конечно, приходили. Особенно в конце рабочего дня. Приносили выпивку. Утром тоже открывался «клуб пытливой мысли».

Крылов. Как это понимать?

Славский. Алкаши местные раненько прибегали, находились в рассуждении, где достать опохмелиться.

Крылов. Кто конкретно?

Славский. Я их знаю визуально. Помню, что одного называли Хоттабыч.

Крылов. Как он выглядит?

Славский. Выше среднего роста, лысый, лицо опухшее, все приговаривает: «Трахти-бидахти-бидухтибидах». Так в повести Лагина говорит старик Хоттабыч.

Крылов. Сторожа разбудить вам не удалось. Что вы делали потом?

Славский. Пошел встречать вас».

– Я читал ваши показания, – Вадим присел на штабель досок, – знакомился с протоколом осмотра места происшествия. Но мне бы хотелось поговорить с вами без протокола.

Славский достал сигарету, размял ее, посмотрел на Вадима:

– По-моему, я сказал все.

– Конечно. Но меня интересуют детали. Мелочи. Вот вы подошли к взломанной двери. Что вы увидели?

– Я уже говорил.

– А если бы вы захотели нарисовать это, как бы вы поступили?

Славский закурил. Посмотрел на опечатанную дверь, потом на Вадима:

– Видимо, вы хотите, чтобы я реставрировал место происшествия.

– Нет, это уже поздно. Просто подумайте, за что бы вы зацепились в первую очередь.

– Сначала давайте оговорим, как бы я назвал эту картину. «Кража», «Взлом», «Преступление»?

– Вы творец, вам и карты в руки.

– Знаете, чепуха, конечно, но я люблю хорошие часы и хороший табак. И почему-то всегда на это обращаю внимание.

– Поэтому вы так и смотрели на мои часы.

– У вас хорошие «Сейко-5 Актус».

– Правильно.

– Курите вы американский «Кэмел», без фильтра, он продается в ЦДЛ, ресторане аэровокзала и в «Узбекистане». Правильно?

– Да. А вы курите «Житан». Сигареты французские, в продаже их нет.

– Тоже правильно. Мне их присылает сестра. Она замужем за работником торгпредства, живет в Париже.

– Так что же все-таки поразило вас?

– Понимаете… – Славский вытащил из пачки новую сигарету. – Я, пожалуй, бы нарисовал ночь, силуэт женщины у машины и огонек сигареты.

– Но почему женщины?

– Не знаю, но что-то заставляет меня это сделать.

К ним подошел Калугин:

– Вадим Николаевич, будете осматривать особняк?

– А смысл есть?

– Ассоциативный ряд.

– Пожалуй. Вы, Сергей Викторович, проводите нас?

– Конечно. Я сам еще там не был.

– Почему?

– Ваших коллег водил мой реставратор, Коля Ларионов. Я расстроился очень.

Калугин внимательно и быстро посмотрел на Славского.

Не простой был это взгляд. Ох не простой!

И Вадим заметил его. Заметил и учел.

Симаков стоял в вестибюле особняка и о чем-то спорил с Фоминым. Он тыкал ему пальцем в грудь, возмущенно всплескивал руками.

Фомин, расставив ноги, облитый темным жарким костюмом, словно врос в пол, и сдвинуть его никакой возможности не было.

– О чем спор? – Орлов бегло осмотрелся.

– Товарищ подполковник, Вадим Николаевич, – Симаков даже запнулся от возмущения, – вы послушайте, что Павел Степанович говорит, послушайте.

Орлов внимательно посмотрел на Фомина.

– Здесь артельно работали, Вадим Николаевич, – бесстрастно сказал Фомин.

– Как это?

– А очень просто. Давайте наверх поднимемся, я вам покажу.

– Вы, Павел Степанович, – Симаков зло смял сигарету, – конечно, человек опытный, и мы вас уважаем, вроде бы как реликвию.

Фомин повернулся к Симакову сразу, всем корпусом. Посмотрел на него прищурившись. Глаза его были холодны и бесстрастны, усмехнулся.

– Реликвия, говоришь, капитан. Вроде бы как экспонат музея криминалистики. Нет у меня на тебя обиды, Симаков. Нету. Потому что с обидой наше дело не делается. Ты вот в академии учишься. Это хорошо. Только сыскная наша академия – это опыт, Симаков. Обиды у меня на тебя нету. Мы здесь не в городки играем, а кражонку раскрыть должны. Так что ум – хорошо, а два – лучше. Ты это уясни, Симаков, тебе до пенсии еще как медному котелку… А наше дело ума да совета требует.

– Брек, – сказал Вадим, – давайте временно закончим спор теории и практики. Мы не на дискуссии в журнале «Советская милиция», а на месте происшествия. Ваши соображения, Симаков.

Они поднялись на второй этаж особняка. Что здесь было в те далекие годы, когда домом владел генерал Сухотин, можно было представить, только запасшись могучей фантазией, свойственной, пожалуй, одному лишь Жюлю Верну.

Зал, который раньше именовался каминной гостиной, напоминал декорацию к фильму об обороне Сталинграда. Окна с выбитыми стеклами, на стенах шесть дыр от медальонов, остатки камина напоминали снарядную воронку.

– Да. – Вадим взял Славского под руку, – пока это лишь напоминает музей.

– Вы должны были сюда прийти зимой. 1 декабря мы собирались открыть экспозицию. Собирались.

Славский подошел к размонтированному камину, хлопнул ладонью по стене:

– Здесь был фарфоровый камин, подражание Ватто. Работы французского мастера Жюля Пино. Мы разобрали его и должны были отвезти на реставрацию. Шесть медальонов работы Лимарева. Их должен был реставрировать я. Первичную обработку начал прямо в этой комнате.

– Теперь слушайте, что я скажу, – Фомин достал платок, вытер голову, – кто-то усыпил сторожа и забрал картинки эти настенные. Причем ни одного отпечатка не оставил. В протоколе осмотра места происшествия указаны следы. Точно такие же, как при ограблении квартиры и дачи академика Муравьева. Преступники надевали на ноги полиэтиленовые пакеты. Так?

– Так, – нехотя ответил Симаков.

– Значит, приехали на машине, сторожа опоили «лапинкой», взяли картинки и ушли. А потом смотри. В соседней комнате лежала керамическая плитка. Где она лежала, гражданин Славский?

Художник прошел в соседнюю комнату, хлопнул ладонью по печке-голландке:

– Здесь. Прямо здесь.

– Так, Симаков. – Фомин подошел к Славскому. – Вот здесь эксперт, согласно протоколу осмотра места происшествия, зафиксировал следы ботинок с характерной деформацией каблука на правой ноге. Так?

– Так, – мрачно ответил Симаков.

– Те же следы обнаружены на лестнице и потом на влажной земле. Так?

– Ну и что?

– А вот что: следы, обмотанные полиэтиленом, практически смыты дождем. Так?

– Да что вы заладили: «так» да «так».

– А то, Симаков, что керамическую плитку выносили позже. Кто-то другой. Этот другой увидел взломанную дверь, поднялся, сложил плитку в мешок и уволок, потом сделал несколько ходок, вывозил на тележке решетки и ковку. Вот отсюда и следы велосипедных колес в протоколе осмотра. Тележка была на этих колесах. Такие мои соображения. Тут уж не сердись, Симаков.

Симаков отошел к окну, достал сигарету, закурил.

Все молчали.

Вадим посмотрел на Фомина. Старший инспектор по особо важным делам смотрел в спину Симакова сочувственно, без тени превосходства. Он сделал свое дело – выдвинул версию. Фомин был опытный сыщик. Точно так же лет десять назад он напрочь перечеркнул стройную и весьма убедительную версию самого Вадима, когда раскрывали ограбление склада ювелирной фабрики.

– Товарищ Славский, вы, пожалуйста, оставьте нас, – сказал Орлов.

Художник понимающе кивнул и пошел к лестнице.

– Ну что же, Симаков, пока у нас есть две версии – ваша и Фомина. Откровенно, я больше склонен доверять второй. Теперь так: кто такой Хоттабыч?

– Силин Петр Семенович, проживает: 3-й Зачатьевский переулок, дом 3, квартира 26. Ранее судим дважды. Первый раз по 122-й и по 206-й, части первой. Три дня не был дома. На квартире засада, – повернулся к Вадиму Симаков.

– Так, любопытно. Отпечатки пальцев, размер обуви?

– Соответствуют обнаруженным на месте преступления.

– Да, конечно, Симаков, у вас все прекрасно складывается. Версия отличная: взял Хоттабыч, то бишь Силин. Кстати, где он может быть?

– Жена говорит, что два дня не ночует дома, товарищ подполковник, – сказал Саша Крылов.

– Раньше с ним такое бывало?

– Да. Он запойный, даже на принудительном лечении был.

– Так что же, Крылов, важнейший фигурант по делу где-то пьет, а мы ждем.

Инспектор покраснел.

– Он делает все, что может, товарищ подполковник, – вмешался Симаков, – активный розыск начат вчера.