Велес возвращался в посольство и раз за разом повторял слова византийского императора – не мог решить, шутил ли тот, угрожал ли или говорил правду. «Это совсем не похоже на шутку или розыгрыш, Флавий – слишком опытный манипулятор, чтобы играть в такое», – рассуждал он про себя, чувствуя, как тревога из-за последней из фраз – про ящик Пандоры – развеивает надежду на то, что Флавий намерен отказаться от своих планов на руку Катерины.

«Он мог отказаться от планов на Долю только в том случае, если смог заполучить что-то или кого-то более существенного и полезного в достижении своих целей, – размышлял царь. – Душа Недоли вполне подходит для этой роли».

Но мог ли император найти ее, если даже сам Велес оказался не в силах? Флавий не маг, всего лишь смертный, наделенный богами властью и возведенный на трон.

Да, четыре года назад император призвал в помощники Темновита, но Чернобог вряд ли согласился бы помогать ему еще раз без должной оплаты. Отсюда вывод: или это была разовая сделка, или в этот раз Флавий смог расплатиться чем-то особенным. Особенное…

Сердце упало: в этот раз Флавий мог предложить Темновиту слово Белеса, данное много лет назад. То самое, что сделало Долю Залогом власти.

В груди стало тесно. Если так, то Катерина окажется связанной его, Белеса, словом уже не с Флавием, а с Чернобогом.

Конечно, Катерина Темновиту не нужна как жена, они связаны кровным родством, но ему нужна ее сила, ее уникальная магия.

Или Флавий говорил о другом?

«Я стану хозяином всех несчастий на земле», – снова всплыли в памяти слова. Несчастья… И сердце оборвалось – Велес со всей ясностью понял: Флавий знает, где Гореслава. Возможно, она уже в его руках.

Царь даже застонал от этой мысли.

Яромир, сидевший все это время в фаэтоне рядом, молчал и, отвернувшись, мрачно смотрел на проплывавшие мимо огни византийской столицы. По лицу старшего брата он понял, что Флавий уже сказал то, ради чего вызвал их. И это «что-то» имело эффект разорвавшейся бомбы – с такой стремительностью они с Белесом покинули дворец императора. И сейчас, по дороге в здание посольства, он только изредка поглядывал на брата, качал головой, но помалкивал – знал, что расспрашивать бесполезно, все равно не ответит.

Вернувшись в посольство, Велес в самом деле стремглав бросился наверх, в кабинет.

Ворвавшись в него, разложил на огромном столе карту, вперился в нее взглядом. Ноздри нервно хватали воздух, в глазах полыхала ярость.

Яромир встал в дверях, протянул:

– Э-э, брат. Что бы тебе ни сказал Флавий, оно не стоит того, чтобы в сердце селить морок черный.

Велес полоснул по нему взглядом, но не проронил ни слова.

– Что сказал Флавий? – Перун решил, что сейчас самое время выяснить, что произошло.

– Он сказал, что завладел Недолей.

Яромир отвел взгляд – эта странная история в семье хоть и была известна, но не обсуждалась: никто не хотел примерять на свои плечи решение, принятое Белесом и Мирославой в ту ночь. Тем более – оценивать степень темноты примененной ими волшбы.

– Откуда он узнал? – праздный вопрос, предназначенный, чтобы оттянуть время для озвучивания своего мнения о происходящем.

Велес шумно выдохнул:

– Ты считаешь, четыре года назад он с Темновитом в лáдушки играл? У них был контракт. Что там по тому контракту отдавалось, мы толком не знаем.

– Ну отчего ж «толком»… Флавий подтвердил под присягой во время заседания вече по твоим похищенным дневникам: услуга за услугу – досадить тебе и заполучить твои личные секреты.

Велес усмехнулся:

– Не смеши меня. Темновит не стал бы размениваться на такую мелочь, как позлить меня… – Он отвернулся к окну, скрестив руки на груди, задумался. – Думаю, Флавий сказал только малую толику правды, скрыв самое главное. Не исключено, что это «главное» стало известно Велидарю во время той аудиенции… Поэтому его и убили.

– Разве это не был несчастный случай? – Яромир понимал, что его доводы выглядят жалко, что сейчас он пытается напомнить брату официальную позицию, которая устроила четыре года назад все стороны, – позицию, которая на время оттянула конфликт с Византией. Тогда никто не хотел скандала, и голос Велеса утонул в замалчивании и демонстративном непонимании произошедшего.

Велес обернулся к брату, посмотрел снисходительно, но промолчал. Яромир подошел к столу.

– Хорошо-хорошо, не смотри на меня так… Я прекрасно знаю, чтó ты по этому поводу думаешь. Но не напомнить не могу. Однако скажи мне: с чего ты решил, что Флавий не блефует? Он прямо так и сказал – «Гореслава у меня»?

Велес покачал головой:

– Он сказал, что собирается стать хозяином всех несчастий на земле. По-моему, более чем прозрачное намерение. Гореслава – Недоля, именно в ее руках все несчастья на земле. Или в руках того, кто ее захватил.

– Ты пробовал ослабить тот старый обет? Например, снять его как данный без согласия дочери?

Велес качал головой все яростнее:

– Яромир, я кровью запечатал собственное слово. Катерина – моя дочь, в ее венах течет моя кровь, значит, с точки зрения Силы, обет дан ею самой…

Перун молча слушал. Велес добавил, с усилием выдавливая из себя слова:

– Только смерть одного из нас разорвет слово. А я, как ты знаешь, умру, лишь истратив всю отведенную мне силу.

Перун простонал:

– Ну как же ты… – Он махнул рукой, тяжело опустился в кресло. – Что делать думаешь?

– Перво-наперво надо понять, где Гореслава, действительно ли она у Флавия или у Темновита… Здесь ты прав, Флавий мог блефовать.

Перун кивнул.

– А дальше?

– А дальше ее нужно найти.

Яромир посмотрел с тревогой:

– Ты же не хочешь снова упрятать ее в темницу? Ты, брат, немало ошибок совершил, не повторяй их.

Велес промолчал, вернулся к изучению карты. Долго разглядывал ее, упершись кулаками в края: поля, озера, реки, горные цепи огромного царства. Яромир все это время наблюдал за братом и, не выдержав молчания, спросил:

– Где ты ее искать собираешься? Она потерянная душа. Не дух, не человек, не бог. В этом мире умерла, в иной – не попала, не обрела покой.

Велес тяжело вздохнул.

Яромир понял, о чем тот думает: Недоля застряла между мирами. Стала тенью, воспоминанием. А это значит только одно: она везде, как туман, как сумрак, как сам темный морок. Искать ее не проще, чем иголку в стоге сена. И найти можно, только если случайно столкнуться.

– Самая тесная связь у нее – с Катериной, – осторожно напомнил Яромир. – Все-таки сестры…

Велес вскинул голову, прищурился зло:

– Дочь вычеркнула меня из жизни, не связывается со мной, не отвечает на письма. Я узнаю о ней от Данияра и Берендея. Как нищий побираюсь, вымаливая хоть крупинку информации.

Яромир вздохнул.

– Ты хочешь, чтобы я тебе еще раз напомнил, что ты в этом сам виноват? Или ты сам себе напомнишь? Катерина – единственная надежная ниточка, ведущая к Гореславе. Они вместе, в одном теле столько лет провели. Гореслава думала ее мыслями, чувствовала ее сердцем, дышала ее воздухом. Она где-то поблизости от Катерины, уверен.

– И Темновит, похоже, тоже так думает, – Велес пристально посмотрел на брата. – Но хочешь, я скажу, чего опасаюсь? – Перун медленно кивнул. – Я боюсь за Катерину еще больше, чем за Гореславу. Флавий сказал, что ящик Пандоры открыт. Спрячь в него вместо Недоли Долю – и у живущих не останется даже надежды, чтобы выжить^[3].

Перун уточнил:

– Ящик Пандоры в данном случае – сама Катерина: в ее теле обитала Недоля, то есть все несчастья земли. Я прав? Но сила Катерины – при ней… Если только… – Велес поднял бровь, подталкивая брата проговорить фразу до конца. – Если только Темновит не решит заменить в теле Катерины Долю на Недолю… – Он вскинул голову, нахмурился: – А это возможно?

– Они были в одном теле очень много лет, Яромир. Сейчас Катерина спрятана от всех, она обижена на меня и в отместку почти не использует силу… Я боюсь, что своими действиями приведу Темновита к Катерине. Что, если Флавий этого и добивается?

– У тебя все равно нет других шансов…

– Кроме как рискнуть своей дочерью? Еще раз? – Велес тяжело опустился в кресло, тяжело облокотился на спинку. После долгой паузы попросил:

– Мирославе не говори.

Глава 2
Катя

Будильник настойчиво жужжал на тумбочке, постепенно наращивая громкость поднадоевшей мелодии. Катя открыла глаза, уставилась в потолок. Сегодня суббота. Не надо идти ни в колледж, ни на работу – зачем она вообще включила будильник? Можно было бы выспаться.

Будильник смолк, переключившись в режим ожидания. Катя знала: включится снова через пять минут и будет играть на нервах еще какое-то время.

– Надо вставать, – посоветовала сама себе.

Потянувшись, села на кровати.

– Алиса, включи бодрую музыку!

Серебристая колонка мигнула зеленым, сообщила:

– Включаю музыку по вашему вкусу.

Заиграли бодрые биты, их сменила плотная барабанная сбивка и заводной гитарный рифф. Катя зевнула:

– Вот так-то лучше.

Снова завибрировал сотовый, на этот раз сообщая о входящем звонке. Катя покосилась на аппарат: «Дядя Рауль звонит», – сообщал экран.

Доктора, так внезапно вошедшего в ее жизнь в ночь исчезновения мамы, приглядывавшего за ней эти годы, она звала дядей Раулем, хотя, конечно, никакой он ей не дядя.

Посмотрев на высветившийся номер, девушка сразу вспомнила, зачем поставила будильник в выходной на 6:30 утра – обещала поехать с Раулем Моисеевичем в магазин, помочь выбрать обои. На самом деле он просто искал повод встретиться с подопечной и удостовериться, что с ней все в порядке. Катя это прекрасно понимала, но была не против повидаться.

– Доброе утро, дядя Рауль, я уже встала и скоро приеду к вам, – отрапортовала она в трубку. В ответ услышала надсадный кашель. – Да вы, кажется, простудились?

– Оно самое…

– Температура? Горло? Что еще болит?

Рауль Моисеевич усмехнулся:

– Сразу видно, внучка доктора…

Он называл ее внучкой. Тогда, четыре года назад, она даже какое-то время жила у него. Всем сообщили, что мама уехала в длительную командировку, а Катя осталась на попечении дальнего родственника. Катя переехала к нему, перешла учиться в школу рядом с его домом. Изначально планировалось – до конца 11-го класса. Но Катя после 9-го решила поступать в колледж – надеялась, что ее, как взрослую, отпустят и она сможет жить отдельно в родной квартире.

Но не тут-то было. Рауль Моисеевич строго придерживался взятого перед Катиными родителями обязательства – приглядывать до «пока не вырастет», а этот момент он связывал исключительно с совершеннолетием.

– 18 лет исполнится – топай куда хочешь, слова не скажу, – ворчал он и сразу мрачнел. Катя понимающе вздыхала – дядя Рауль боялся, что снова останется один в квартире, пропитанной воспоминаниями.

И она смирилась.

В день ее 18-летия он символично положил на стол ключи от маминой квартиры:

– Держи. Но я был бы рад, если бы ты решила остаться.

Катя поцеловала его в щеку, пообещала навещать почаще. И все-таки переехала.

– Может, лекарства привезти? – спросила, прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы смотаться до дежурной аптеки и доехать до названого деда.

– Что я, онлайн-приложением не умею пользоваться, по-твоему? Все, что надо, уже заказал.

– Не занимайся самолечением, вызывай врача! Мало ли…

Слушая его надсадный кашель, она все больше волновалась: как бы не что-то серьезное.

Рауль Моисеевич снова закашлялся, усмехнулся:

– Вызван-вызван врач… Я чего звоню… – он помолчал. – От матери твоей весточка пришла.

У Кати оборвалось сердце.

«Весточками» дядя Рауль называл письма, которые приходили ему от Мирославы: они обменивались посланиями через шкатулку темного дерева, ту самую. Он клал письмо внутрь, из нее же через пару дней получал ответ – исписанный плотным почерком лист.

Мама считала, что так понятнее для него: «Чем меньше волшбы, тем лучше».