– Да, ничего страшного, – Кучерявый собрал остатки сил и попытался сохранить душевное спокойствие и телесное равновесие. – Эмоции обуревают. Незнакомая обстановка. Не пил, опять-таки, со вчерашнего. Абсинеция, наверное, на почве отказа.

– Абстиненция, – поправила его Ангелина Федоровна, – это бывает. Не волнуйтесь. Вот ваше расписание на сегодня. Олег Евгеньевич решил дать вам полноценный отдых: только сон, прогулки и полезное питание. Завтра с утра, на пустой желудок сдадите анализы. После завтрака будете писать. Два часа. И час после дневного сна. Мы сверились – это самое продуктивное время для творчества. У нас Ханна Казимировна рисует и во время прогулок: мольберт с собой носит. Если вас это сильно не перенапряжет, можете тоже с собой на прогулки брать блокнотик с ручкой. Посмотрим, не многовато ли это. Но Олег Евгеньевич сверился с вашим договором с издательством. За год вы должны написать определенного объема роман, поэтому он поделил объем на количество дней в году и выделил ежедневно соответствующее количество часов на творчество. В первую неделю посмотрим, как вы будете справляться с заданной нормой. Если плохо, придется просить вашу редакцию продлить пребывание в санатории, так как увеличить часы, нанеся непоправимый урон вашему здоровью, мы не имеем никого права! Вашему здоровью и так нанесен достаточный урон! – заключила Ангелина Федоровна сурово. – Сейчас идите поспать. Дойдете? Помните, где ваша комната?

Кучерявый кивнул. В полузабытье он побрел к лестнице, с ужасом представляя, как будет выдавать норму. Знавал поэт таких писателей… писателишек, писунов, графоманов от литературы, которые были способны ежедневно выдавать на-гора энное количество букв. Но он! Поэт! Человек вдохновения, порыва! Добравшись до второго этажа, Кучерявый обернулся. За ним шли все его соседи по столу.

– Плохо дело? – участливо спросил Депп, поравнявшись с новым другом.

– Плохо! – всхлипнул поэт. – Они мне тут норму прописали! Я должен каждый день писать в определенное время – это раз! Я должен выдавать определенное количество страниц, чтобы успеть к сроку сдать роман – это два! А если не буду успевать, меня здесь задержат дольше чем на год!

– Уроды, – проворчала Ханна Казимировна. – Так поступать с человеком высокого полета, который должен испытывать подъем, воодушевление! Которого должна посещать муза, в конце концов!

– Что-нибудь придумаем, – почесал в голове Джонни. – Не расстраивайся раньше времени. Когда тебе писать начинать? Уже сегодня?

Кучерявый протянул листок с расписанием.

– Нет, сегодня у меня отдых. Завтра с утра начинаю. Видите, после завтрака два часа и час после дневного сна. А еще щедро разрешили писать в «блокнотике», – последнее слово поэт произнес, ехидно копируя администраторшу, – во время прогулок. На вас, Ханна Казимировна, ссылались: мол, вы с мольбертом гуляете и рисуете, если хотите.

– Жесть! – заключила Ханна Казимировна. – Но мы вам поможем. Думаю, сегодня вечером надо собраться у меня и все обсудить. Поэта в обиду не дадим!

Глава 5. 9 апреля, суббота

Накануне вечером Кучерявый к своему удивлению обнаружил в элитной палате элитного санатория прекрасный бар. Ханна Казимировна проживала в трехкомнатных апартаментах, соседствовавших с еще более элитными пятикомнатными, где обитал, практически безвылазно, подсудимый миллионер Забытько. У Ханны Казимировны были прикормлены бармен Сева, делавший в столовой полезные напитки, и медсестра Глафира. Второго бармена – сменщика Севы, прикармливать не стали, так как по словам Джонни Деппа «лицо у него не вызывает доверия». Однако Джонни не дремал и завербовал в свои ряды медсестру Аннушку, которая быстро сдалась под натиском его харизмы.

Завербованная и прикормленные (разница состояла в необходимости или отсутствии оной платить этим людям деньги за услуги) постоянно поставляли своим клиентам спиртные напитки и закуски. Последнее было следствием того, что пациентам санатория прописывалось определенное меню. Большинство просто следовало принципам правильного и здорового питания, а некоторым прописывали даже более жесткий «стол». Нарушать меню, дополняя его разными изысками, не разрешалось, поэтому заказывать пациенты могли только вещи, не касавшиеся еды и питья: книги, краски для рисования, игры (умеренно), колготки для дам, носки для мужчин и далее в таком же духе.

– Как эта контрабанда проносится? – не верил своим глазам Кучерявый, разглядывая бутылки и закуски на столе в гостиной Ханны Казимировны.

– Ребята здесь не живут. Опять-таки, они выполняют заказы пациентов – обычных курьеров, конечно, сюда не пускают. Мы же тут вроде как анонимно лечимся, – начал объяснять Джонни Депп. – Они пакуют бутылки и снедь по коробкам, подписывают и заклеивают скотчем. Деньги мы им переводим на карточки. Главврач мог бы распорядиться проверять все коробки и пакеты, которые сюда нам привозят, но здесь есть люди, не терпящие вторжения в личное пространство. Леченье леченьем, а есть вещи, не совместимые с анонимностью. Разве, например, Забытько, позволит проверять то, что ему передают… О, скандал случится тот еще. Короче, главное не звенеть бутылками. Ребята их прокладывают тщательно поролоном, а сами бутылки заворачивают в специальные упаковочные плотные пакеты. Тару мы ставим обратно в коробки, и наши помощники таким же манером их вывозят с территории.

– Ох, как здорово все продумано! – искренне восхитился поэт. – Ничего, что лечение идет не активно? Врача это не смущает?

– Что вы! – махнула рукой Настенька. – Ему ж деньги за нас платят или, как вот Ханна Казимировна и Забытько, сами пациенты оплачивают пребывание. Им даже выгодно нас тут держать подольше. Мне, кстати, дают таблетки от депрессии, они с алкоголем плохо сочетаются, и я их не пью. Джонни прописали что-то от его навязчивого состояния…

– У меня диссоциативное расстройство идентичности, – гордо назвал Депп свой диагноз. – Мне говорят, что я уникум, потому что при моем диагнозе обычно у человека бывает, как минимум, две личности, а во мне одна. Я есть Джонни Депп. Других личностей во мне нет.

– Чем объясняет сей феномен главврач? – искренне заинтересовался Кучерявый проблемой Джонни.

– Олег Евгеньевич считает, что вторая личность во мне глубоко спряталась и просто не проявляет себя, – для человека с расстроенной психикой Депп говорил вполне стройно. Однако Кучерявый вспомнил, что большинство психически ненормальных людей ведут себя на вид адекватно – так сразу про них и не скажешь. – Вот из меня и пытаются вытащить меня настоящего. Безуспешно.

– Это из-за того, что вы лекарства не принимаете? – опять встрял с вопросом поэт.

– Не! Это от того, что я нормален. Я – актер Джонни Депп. Лечить-то не от чего, – и он улыбнулся во весь белозубый рот, став еще больше похожим на своего альтер эго.

– Джонни в основном лечат при помощи гипноза, – заговорила Настенька. – Ничего не получается. Значит, он и в правду Джонни Депп, – заключила она уверенно.

Кучерявый боялся этого вопроса, но не удержался и задал его:

– Простите, а что тогда делать с настоя… то есть, с тем Джонни Деппом, который в Америке снимается в кино?

Присутствующие засмеялись, будто он сказал полную ересь, и Арнольду стало немного неудобно от своей бестактности.

– Американский Джонни и есть ненастоящий! – заявил «настоящий» Джонни. – Он выдает себя за меня, поэтому я и попал в такой переплет! Когда я был в России на гастролях, меня подменили: в Штаты отправили другого человека, а меня оставили здесь. Но я не унываю, – Депп посмотрел на Кучерявого точно, как Джек Воробей. Впрочем, кроме фильма про пиратов поэт особо ничего и не припомнил бы.

В итоге план действий для Арни так и не составили, решив отложить важные решения назавтра, – уж больно хорошо текли беседа и напитки.

***

На следующий день после завтрака Кучерявый понуро побрел в свою комнату отрабатывать два часа, которые должен был посвятить написанию романа. Мобильный телефон поэту оставили, поэтому он решил проконсультироваться с Витьком Поляной – иногда Витёк мог дать действительно полезный совет в творческом плане. Друг ответил мгновенно:

– Арни, дружище, ты там как? Я за тебя вчера аж переволновался! – прокричал он в телефон.

– Нормально, – честно ответил Кучерявый. – Сносно, – он не стал рассказывать про алкогольные послабления: мало ли, вдруг прослушка. Говорят, все мобильные телефоны кто-то там слушает и даже рекламу выдает согласно прослушанному контенту.

– А я, прикинь, посеял визитку с телефоном вашей тетки, которая дает разрешение на посещения. На ней и адрес санатория. Короче, куда-то делась. Ты уточни, раз тебе телефон отдали, можно ли мне приехать и куда направляться.

– Конечно, Витёк! – искренне возрадовался порыву друга его посетить Кучерявый: без привычного окружения, несмотря на наличие новых друзей, было несколько печально. – Но у меня к тебе вопрос важный.

– Валяй! – Витёк тоже расслабился, услышав голос друга и узнав, что у того все в порядке.

– Понимаешь, я никогда не писал большой прозы, романов не писал. С чего бы начать, а? Я, понятное дело, посмотрю в Сети, какие советы дают начинающим романистам, но вдруг ты мне дашь сразу дельный совет, вот без этого всего лишнего шебуршания.

Витёк откашлялся.

– Сейчас у меня будет каминг-аут, – в итоге проговорил он.

– Что у тебя будет?! – Кучерявый, мягко говоря, опешил. Он попытался вспомнить значение странного слова, употребленного Витьком Поляной, но на ум приходили всякие непотребства, в которые, в применении к Витьку, верить не хотелось.

– Ну, сейчас я тебе раскрою свой секрет, понимаешь? – опять закашлялся Витёк. – То, что я скрываю от общественности. Короче, Арни, я издаюсь под женским псевдонимом. Понимаешь? Пишу романы, их издают, но под женским именем. Никому об этом не говорю, потому что, Арни, мне стыдно о таком говорить. Поверь, это только для заработка. Ты же знаешь, поэтов не читают. Да и не издают особо. А бабские романтические сопли идут на ура… Вот… – и Витёк засопел в трубку.

Кучерявый быстро переварил информацию и решил, что это не худший каминг-аут, который он слышал в жизни. И, действительно, понять Витька можно вполне. Вот он, Кучерявый, собирается писать роман, да еще и про дьявола, который должен делать добрые дела (концепцию пока поэт до конца не осознал). Уж лучше, кстати, писать под псевдонимом – хоть под женским, хоть под каким.

– Нормуль, Витёк, не волнуйся. А как тебя зовут?

– Элеонора Саксен, – проблеял друг.

– Э-э-э, отличный псевдоним! А про что ты пишешь? – Кучерявый забыл о своем вопросе, заинтересовавшись неизвестной ему доселе страницей биографии своего друга.

– Пишу полную чушь. Ромфант пишу. Про женщин, которые попадают в другой мир, где всякие там эльфы, драконы. Сейчас новый цикл начал. Прекрасно продается, издательство просит продолжать. Называется цикл «Невольница». Вторую книгу сдал, приступаю к третьей. Там наша девица попадает в мир Востока, но это, конечно, не настоящий наш восточный мир, однако, его основные черты присутствуют. Короче, там она попадает в плен к Султану, а у них любовь, а ему нельзя с ней… Первая книга называлась «Невольница и Султан», вторая «Невольница-беглянка». Третью озаглавил «Месть невольницы».

Ошарашенный, Кучерявый попросил Витька подарить ему при случае свой новый роман. Витёк радостно согласился. За это время Кучерявый успел набить в поисковике на ноуте «Элеонора Саксен книги» и обнаружил, что Витёк весьма плодовит, а тиражам можно позавидовать. И тут он вспомнил, зачем звонил.

– Витёк, так ты мне поможешь? С твоим-то опытом! С чего мне начинать писать роман?