Неприкасаемое солнце (страница 2)
Первое, что попыталась сделать мать, когда узнала пол ребёнка – избавиться от окровавленного маленького существа. Но вот незадача – повивальная бабка отказалась даже продать яд женщине-ачхут. А у матери не хватило силы духа своими руками умертвить ребёнка.
Вот так и росла Савитри Решми – неприкасаемая и никому не нужная. С ранних лет Савитри, как и её мать, занималась стиркой чужой одежды. Ей суждено было стать дхоби4 – прачкой. Это сулило относительную безопасность – хоть девочка и была из неприкасаемых изгоев, но она делала грязное чистым, а значит, её работа была важна. Савитри и сама так считала. Но всё равно продолжала испытывать мучительную боль и обиду от той несправедливости, что её окружала. Ей и её семье нельзя было брать воду из общего колодца, чтобы не осквернить её. Она должна была ходить очень осторожно, чтобы не коснуться кожи и одежды жителей деревни – ведь тогда она осквернила бы их своим прикосновением. И даже её тень не должна была падать на кого–то из другой варны – ведь из-за неё человек стал бы грязным.
Но что могла изменить Савитри в установленном порядке вещей? Что она могла исправить в обычаях, которым десятки тысяч лет?! Она не могла ничего – лишь покорно и безропотно терпеть унижения, пренебрежение и всю ту боль, что ей причиняли. Но однажды она не вытерпела. Мужчина из варны5 кшатриев6 – воинов, пользующихся особым уважением, последовал старому как мир закону. Взять женщину для своей утехи, пусть даже она из неприкасаемых ачхут, было в порядке вещей. Кто она такая, чтобы отказать воину, защищающему покой Индии? Всего лишь жалкая женщина. Да ещё и изгой. Возвращаясь на окраину в свой дом с тяжёлой ношей влажного белья Савитри мечтала о том, что в следующей жизни боги обязательно сделают её членом одной из высших варн. Ведь она так прилежно трудится, старается. Выстиранное ею бельё всегда чистое, без единого пятнышка. И мать, кажется, ею довольна… Но солдат-кшатрий навсегда прогнал эти мысли из головы Савитри. С тех пор, как она стояла там перед ним, выслушивая приказания раздеться, и до самой смерти, Сави больше никогда не мечтала о том, чтобы быть кем-то другим – ни в этой жизни, ни в последующих. Не повинуясь древним законам и традициям, не следуя по тропам, проложенным ещё её предками, Савитри навсегда изменила свою жизнь. Она отказалась подчиниться кшатрию. Она попыталась убежать от него. Она лишила его жизни. Один удар в борьбе за жизнь изменил её судьбу. Сави ступила на долгий и страшный путь. На берегу реки, где стирала чужое бельё, она оставила тело мёртвого солдата. Она совершила грех, расплата за который была намного выше её жизни – убить кшатрия, да ещё такой, как она… Савитри ждала мучительная смерть. Жуткая. И странный голос внутри шептал, что она не должна сдаваться. Наверное, это коварная Кали мечтала заполучить голову Савитри. А может, это происки жутких ракшасов7 – демонов, совершающих ужаснейшие поступки.
Она и сама не знала, кто подсказал забрать одежду солдата, а тело его оттащить к реке. Обрезав свои волосы, надев мужскую одежду, Сави начала новый путь.
5
Индийские экспедиционные войска были сформированы для защиты интересов британцев в Месопотамии. Богатые нефтью края были необходимы промышленной державе, а солдаты колониальной Индии были здесь как нельзя кстати.
Затеряться среди подобной армии было не самым трудным делом. Британцы, не знающие хинди, с трудом справлялись с войсками и не особо стремились сходиться с простыми солдатами. Сами же индийцы, вынужденные за крохи терпеть лишения, не проявляли друг к другу интереса и старались заботиться лишь о себе.
Сави держалась поодаль, мало с кем заговаривала. Тяжёлая доля дхоби начисто стёрла девичью непосредственность и беззаботность. Худоба и измождённый вид превратили её в измученного войной мальчишку, всех сторонящегося. Разношерстная индийская пехота выглядела жалкой и слабой, и Сави стала частью всего этого. Такая же жалкая. Слабая. Потерявшаяся в чужой стране.
Но именно сейчас, когда каждая минута могла стать мигом её разоблачения, Савитри чувствовала себя в безопасности. Слишком быстро она утратила бдительность. Кажется, беззубый лысоватый пехотинец начал что–то подозревать. Савитри ловила на себе его цепкий, липкий, как паутина, взгляд. Но однажды Мочали, так его звали, попытался спровоцировать драку.
– Эй, червяк!
Его противный голос раздался за спиной у Савитри, насыпающей корм лошадям. Она вздрогнула, обернулась и замерла на месте.
– Да-да, ты!
Наглый взгляд Мочали блуждал по тощей фигуре Сави. Секундное промедление на груди, а потом у живота, лучше всяких слов сказали о том, что он узнал её секрет. Ладони покрылись испариной. Пот прошиб спину, выступил над губой. Страх, знакомый, но от того ещё более ужасный, стал комком в горле, мешая дышать. Савитри поняла, что задыхается. Она уже знала, что с ней сделают: надругаются всем корпусом, а потом забьют камнями. Но это даже хорошо. Плохо будет, если её оставят медленно умирать.
– Не более, чем ты! Займись лучше своей работой.
Низкий хриплый голос с сипловатыми нотками развеял жуткие видения. Сави вздрогнула и сделала шаг вперёд, как будто её кто-то толкнул сзади. Рядом с ней и Мочали вдруг оказался гнедой. Его бока обхватывали настолько длинные ноги, что оставалось лишь гадать, что за великан покинул своих божественных собратьев ради войны. Савитри задрала голову выше, но не смогла разглядеть лица. Солнце, обнимающее великана за плечи, плащом окутало всю его фигуру, скрывая от любопытных глаз. Но то, как он держался в седле, и как моментально скукожился Мочали, словно уменьшившись в размерах, поражало. Он пришпорил лошадь и проехал мимо, а солнце следовало за ним по пятам. Но, кажется, оно не могло согреть этого великана. Он слишком быстро скрылся из виду, Мочали поспешил сделать то же самое, а Сави получила долгожданную отсрочку. И лишь когда вернулась к своей работе, она поняла: незнакомец-великан говорил на хинди. Без акцента, без неуверенности. Так, словно знал этот язык лучше самих индийцев.
6
– Ты переходишь под командование капитана Дарнье. Пошевеливайся!
Вот так неожиданно Савитри получила возможность избавиться от присутствия Мочали. Тот хоть и успокоился после инцидента с гигантом, но продолжал недобро смотреть на Сави. Разыскивая неведомого капитана, Савитри пыталась вспомнить всё, что о нём слышала. Говорили, что он недавно прибыл в Эль-Кут сразу после того, как оправился от какого-то тяжёлого ранения. Он был одним из немногих, кто знал хинди и мог нормально общаться с солдатами. Ещё говорили, что он уродлив и жесток, не щадит ни себя, ни солдат. Много было слов. Сави не знала, чему верить, не знала, зачем он вызвал именно её.
Капитана Дарнье она увидела сидящим на корточках и осматривающим подкову лошади. Его плечи были в разы шире узких острых плеч индийцев, а спина такой широкой, что Сави могла спокойно за ней спрятаться. Кровавые лучи упали на эти плечи, и Савитри вдруг вспомнила, где их уже однажды видела – пару дней назад солнце точно так же пыталось обнять и согреть всадника-великана.
Она что-то сказала, капитан вздрогнул, словно не слышал её приближения, поднялся и обернулся к ней. Он взглянул прямо ей в глаза, впиваясь, словно зубами, в самое нутро. Савитри ощутила, как жар охватил щёки. Он стоял перед ней, то ли бог, то ли демон. Моргнул, на секунду освобождая Сави из плена своего взгляда, и позволяя ей вздохнуть спокойнее. Как и говорили, Он не был красавцем. Скорее, даже наоборот. Длинный шрам, пересекающий щёку, губы и подбородок, делал Его суровым и каким-то диким. Карие глаза смотрели пронизывающе, будто он хотел проникнуть в самую суть Сави. И волосы… Цвета спелой вишни. Странный, неестественный цвет. Но когда он подошёл ближе, становясь всё выше, увеличиваясь, словно тень, Сави поняла – это природный цвет. Закатанные рукава рубашки обнажали его руки, покрытые волосками точно такого же оттенка. Сави сглотнула. На смену жару пришёл какой-то странный озноб, будто она столкнулась с неведомым существом.
– Оседлай мою лошадь.
Его голос, как и взгляд, проник глубоко под кожу, заставляя Сави вновь испытать странную дрожь. Форма почти царапала кожу. Она кивнула и направилась к лошади, протягивая руку к седлу. И тут Его длинные, покрытые шрамами пальцы сомкнулись на её запястье, причиняя боль, оставляя солнечный ожог.
«…Не знаю, кто она, как здесь оказалась… Зачем женщине вообще нужен подобный маскарад?! Не знаю, но выясню…»
Каким-то образом Он тоже догадался, что Сави женщина. Догадался намного быстрее Мочали. Но не стал угрожать разоблачением. Лишь однажды вызвал к себе и спросил, зачем она выдаёт себя за мужчину. Сави растерялась, не зная, что ответить. Он прожёг взглядом дыру у неё во лбу, но отпустил и никому ничего не сказал. Измученная постоянными попытками спрятаться, Савитри не могла понять причину Его молчания. Её терзали страх, сомнения, подозрения. Почему? Почему Он не раскрывает её секрет? Чего ждёт? Всё кончилось тем, что Савитри не выдержала. Она прямо спросила капитана. Он, наверное, был удивлён вопросом. Он покачал головой и сказал, что индийцы замечательно устроились, получив рабов без войн и кровопролития. Сави не сразу поняла, что он говорил о неприкасаемых.
Так начала зарождаться их странная молчаливая дружба. Робко, опасливо, но Сави всё больше и больше доверяла этому человеку. Капитан словно оберегал её ото всех, давая какие–то смехотворные поручения вроде доставки письма лейтенантам или покупки чего–то на базаре. Он оставлял ей часть своей еды, спала Савитри отдельно ото всех и несколько раз смогла даже помыться в деревянной лохани с маленьким кусочком мыла. Мыло не пахло, было совсем крошечным, но Сави подозревала, что появилось оно не просто так. Много раз она пыталась поблагодарить капитана, сказать простое «спасибо», но Его какой–то равнодушный взгляд её останавливал. Как будто это другой человек её оберегал.
Савитри пыталась верно служить капитану, но ей почти ничего не приходилось делать. Она наконец могла спокойно есть и даже начала понемногу забывать, что родилась ачхут. Так просто было не следить за каждым своим шагом, не бояться ненароком коснуться кого-нибудь. Она слишком быстро отвыкала от того, что было решено самими богами. И виновником этому был капитан Дарнье. Сави гадала, почему Он это делает, кем считает её. Но он оставался молчалив и невозмутим. Словно вдохнули жизнь в статую. Теперь эта статуя могла ходить и говорить, но не могла чувствовать. И всё же Сави ощущала между ними связь, тонкую, туго натянутую нить. Ей так хотелось считать, что это и есть та самая дружба, которой она была лишена. От капитана она видела больше поддержки и заботы, чем от матери. Он незримо присутствовал рядом, делая её жизнь в готовящемся к войне городе почти счастливой.
Однажды Савитри поручили передать капитану депешу. Как обычно, постучавшись, она замерла на месте, ожидая тихого: «Войдите». Но её стук остался без ответа. Из-под двери выбивалась полоска света. Сави постучала ещё раз. Снова ничего. А вдруг с ним что-то случилось? Дрожа от неуверенности, она вошла в штаб. Капитан Дарнье сидел на полу, прижавшись лбом к коленям и тихо что-то шепча. Сначала Сави подумала, что Он пьян – англичане не отказывали себе в выпивке даже накануне войны.
Сави подошла ближе и легонько тронула Его за плечо – она по-прежнему боялась запачкать кого-то своим прикосновением, тем более Его, человека, который проявил к ней такую доброту. Она едва коснулась ткани мундира, и капитан тут же поднял лицо. На его щеках застыли две блестящие, едва видные влажные дорожки. Шрам побелел и резко выделялся на загоревшем лице – так крепко он сжимал губы. Сави с удивлением поняла, что он плакал…
Молча она опустилась рядом. Их тени слились в одну большую, и Савитри в очередной раз нарушила закон своих предков, своих богов.
– Ненавижу войну.