Когда мы ударили по флангу Кабана и Копья, то сначала нанесли им серьезный урон, ведь мы имели солидное преимущество в численности. Но Гутвульф и король приготовили ловушку, и очень скоро она сработала. Граф Фенгболд из Фальшира и несколько сотен рыцарей вылетели из леса, который находился на вершине горы Баллбек.

Герцог Леобардис и его сын Бенигарис находились немного в стороне от главного сражения, позади собственных всадников. Когда на вершине горы подняли флаг с соколом Фенгболда, я увидел, как Бенигарис обнажил меч и сзади нанес удар отцу, Леобардис упал на шею своей лошади, а из раны хлынула кровь…»

Когда Джошуа прочитал последнее предложение, его прервали возмущенные крики. Несколько вассалов барона Серридана вскочили на ноги и принялись яростно трясти кулаками, словно намереваясь наброситься на Джошуа. Но принц спокойно на них посмотрел, продолжая держать перед собой свиток, а потом повернулся к Серридану. Барон оставался на своем месте, его загорелое лицо заметно побледнело, если не считать ярких пятен, появившихся на щеках.

– Молчать! – крикнул он, бросив свирепый взгляд на своих приверженцев, и те вернулись на свои скамьи, продолжая что-то негромко бормотать.

Нескольким женщинам помогли выйти из зала; они шли, спотыкаясь, словно сами получили удары кинжалом, а их изящные шляпы и вуали вдруг стали печальными, точно яркие знамена побежденной армии.

– Это старая история, – наконец сказал барон.

Его голос звучал напряженно, но Изгримнур подумал, что за ним стоит больше, чем просто ярость.

Он чувствует, что ловушка захлопнулась.

Серридан осушил кубок и ударил им по столу, заставив многих вздрогнуть.

– Старая история, – повторил он. – Я не раз ее слышал, но никто не мог представить доказательств. Почему я должен поверить в нее сейчас?

– Потому что сэр Деорнот видел все собственными глазами, – спокойно ответил Джошуа.

– Его здесь нет, – возразил Серридан. – И я не думаю, что поверил бы ему, даже если бы он здесь присутствовал.

– Деорнот не лгал. Он был истинным рыцарем, – сказал Джошуа.

Серридан хрипло рассмеялся.

– У меня есть только ваше слово, принц. Люди совершают странные поступки за своего короля и страну. – Он посмотрел на брата. – Бриндаллес? Видишь ли ты хоть одну причину, по которой мне не следует бросить принца и его сторонников в темницу под Шасу Метессой, чтобы они там дожидались правосудия Бенигариса?

Брат барона сложил руки так, что кончики пальцев касались друг друга, и вздохнул:

– Мне не нравится эта история, Серридан. Я услышал в ней неприятную правду, ведь те, кто готовил тело Леобардиса к погребению, с удивлением говорили, что рана была на удивление ровной. Но слова одного человека, пусть даже рыцаря принца Джошуа, недостаточно, чтобы приговорить правителя Наббана.

Да, в семье не чувствуется недостатка ума! – отметил герцог Элвритсхолла. – Именно на таких упрямцев и должна опираться наша удача. Или падение.

– Не только Деорнот видел ужасное деяние Бенигариса, – сказал Джошуа. – Некоторые из них еще живы, хотя многие погибли, когда Наглимунд пал.

– Здесь и тысячи будет недостаточно, – бросил Серридан. – Вы хотите, чтобы цвет дворянства Наббана последовал за вами – эркинландером и врагом Верховного короля – против истинного наследника Дома Короля-Рыбака на основании откровений одного мертвеца?

Со стороны собравшихся в банкетном зале Шасу Метессы послышался одобрительный шум.

Ситуация начинала приобретать мрачный оборот.

– Хорошо, – сказал Джошуа. – Я вас понимаю, барон. А теперь я покажу вам то, что убедит вас в серьезности моих слов. И даст ответ относительно вашего нежелания следовать за эркинландером. – Он повернулся и махнул рукой.

Рядом со Стрэнгъярдом в дальнем углу сидел мужчина в капюшоне – теперь он встал. Он оказался неожиданно высоким. Несколько воинов обнажили мечи, и от шелеста стали в зале сразу стало холоднее.

Не подведи нас, – подумал Изгримнур.

– Одно из ваших утверждений, барон, не было истинным, – негромко сказал Джошуа.

– Вы называете меня лжецом? – осведомился Серридан.

– Нет, – все так же спокойно ответил принц. – Но мы живем в странные дни, и даже такой образованный и умный человек, как вы, не может знать все. Даже если бы Бенигарис не совершил отцеубийства, он не является первым претендентом на место герцога. Барон, народ Метессы, вот истинный наследник Дома Короля-Рыбака… Камарис Бенидривис.

Высокий мужчина в конце стола откинул капюшон, открыв водопад белых волос и лицо, полное печали и благородства.

– Что?.. – Барон пребывал в полнейшем смущении.

– Ересь! – закричал один из обалдевших землевладельцев, вскакивая на ноги. – Камарис мертв!

Одна из немногих оставшихся в зале женщин закричала. Сидевший рядом с ней мужчина упал лицом на стол в пьяном обмороке.

Камарис коснулся рукой груди.

– Я не мертв. – Он повернулся к Серридану. – Прошу меня простить, барон, за то, что нарушаю ваше гостеприимство.

– Нет. – Серридан хлопнул ладонью по столу. – Я не могу поверить. Камарис са-Винитта мертв – он исчез много лет назад, утонул в заливе Фираннос.

– Я утратил лишь разум, но не жизнь, – мрачно проговорил старый рыцарь. – И прожил много лет, забыв о своем прошлом. – Он провел рукой по лбу, и его голос дрогнул. – Иногда я жалею, что разум ко мне вернулся. Но так случилось. Я Камарис из Винитты, сын Бенидривиса. И, даже если это станет последним деянием в моей жизни, я отомщу за смерть брата и позабочусь, чтобы мой племянник лишился трона в Наббане.

Барон выглядел потрясенным, но все еще не мог поверить в то, что происходило у него на глазах.

– Пошлите за Энеппой, – сказал его брат Бриндаллес.

Серридан поднял взгляд, его глаза сверкали, словно он получил отсрочку от исполнения ужасного приговора.

– Да. – Он повернулся к одному из стражников. – Приведи с кухни Энеппу. И под страхом смерти ничего ей не говори.

Стражник ушел. Изгримнур посмотрел ему вслед и заметил, что маленький Пасеваллес также исчез в дверях.

Люди за столами возбужденно перешептывались, но Серридан не обращал на них внимания. Дожидаясь возвращения своего солдата, барон осушил целый кубок вина. Даже Джошуа, словно получил толчок, допил вино в своем кубке. Камарис продолжал стоять у дальнего конца стола, молча и спокойно, и взгляды присутствующих постоянно возвращались к его высокой фигуре.

Посланец вернулся вместе со старой женщиной – маленького роста, полной, с коротко подстриженными волосами, в простом платье, испачканном мукой и еще какими-то пятнами. Она молча стояла перед Серриданом, явно опасаясь наказания.

– Успокойся, Энеппа, – сказал барон. – Ты не сделала ничего плохого. Ты видишь вон того старика? – Он махнул рукой. – Подойди к нему и скажи, знаешь ли ты, кто он такой?

Старая женщина подошла к Камарису, который посмотрел ей в глаза.

– Нет, мой господин барон, – наконец сказала она.

Ее вестерлинг был не слишком уверенным.

– Итак. – Серридан скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, и на его губах появилась гневная улыбка.

– Один момент, – вмешался Джошуа. – Энеппа, если тебя зовут именно так, перед тобой человек, которого ты очень давно не видела. Если ты и знала его, то много лет назад.

Старая женщина, точно испуганный кролик, перевела взгляд с принца на Камариса и уже собралась отвернуться так же быстро, как в первый раз, но что-то ее остановило. Энеппа посмотрела более внимательно, глаза у нее широко раскрылись, колени подогнулись, и она начала падать. Быстрый, точно полет мысли, Камарис ее подхватил и не дал упасть.

– Алимор, Камарис? – спросила она на наббанайском. – Вевейс? – И быстро заговорила на том же языке.

Гневная улыбка Серридана исчезла, и на лице появилось выражение почти комичного удивления.

– Ей сказали, будто я утонул, – перевел Камарис. – Ты можешь говорить на вестерлинге, добрая женщина? – спросил он у нее.

Энеппа не сводила с него глаз, Камарис увидел, что она уже твердо стоит на ногах, и отпустил ее плечи. Она была ошеломлена, узловатые пальцы сжимали ткань юбки.

– Он… Камарис. Дуос претерат! Мертвые снова к нам возвращаются?

– Не мертвые, Энеппа, – сказал Джошуа. – Камарис жив, но на много лет утратил разум.

– И хотя я узнаю твое лицо, добрая женщина, – удивленно продолжал старый рыцарь, – я забыл имя. Прости меня. Прошло очень много времени.

Теперь Энеппа заплакала по-настоящему, но одновременно она смеялась:

– Потому что тогда у меня было другое имя. Когда я работала в большом доме вашего отца, меня звали Фьюри – «цветок».

– Фьюри. – Камарис кивнул. – Конечно. Я тебя помню. Ты была прелестной девушкой, и у тебя для каждого находилась улыбка. – Он взял ее морщинистую руку и поцеловал, а она смотрела на него, разинув рот, словно к ней спустился сам Господь и предложил место в своей колеснице. – Спасибо тебе, Фьюри. Ты вернула мне кусочек моего прошлого. До того как я покинул это место, мы часто сидели с тобой у огня и разговаривали.

Продолжавшей всхлипывать кухарке помогли выйти из зала.

Серридан и Бриндаллес выглядели ошеломленными. Остальные сторонники барона, в равной степени потрясенные тем, что произошло у них на глазах, не произносили ни звука. Возможно, Джошуа почувствовал, что в этот вечер барон услышал слишком много откровений, поэтому просто сидел и ждал. Камарис, чья подлинность уже не вызывала сомнений, также погрузился в молчание. Его взгляд был устремлен на пламя камина, но Изгримнур не сомневался, что старый рыцарь вспоминал не место, а время.

Тишину нарушил громкий шепот, все головы повернулись, Изгримнур увидел Пасеваллеса, который вошел в зал, мальчик с трудом тащил что-то большое и блестящее. Он остановился в дверном проеме, с сомнением посмотрел на Камариса, потом медленно подошел к дяде.

– Я принес это для сэра Камариса, – сказал мальчик.

Смелые слова противоречили его дрожавшему голосу. Серридан некоторое время на него смотрел, а через мгновение глаза у него широко раскрылись:

– Это же шлем из оружейной твоего отца!

Мальчик торжественно кивнул:

– Я хочу отдать его сэру Камарису.

Серридан беспомощно повернулся к брату. Бриндаллес посмотрел на сына, потом бросил быстрый взгляд на Камариса, который все еще думал о чем-то своем. Наконец Бриндаллес пожал плечами.

– Он тот, за кого себя выдает, и почестям, которых он удостоен, нет числа, – сказал Бриндаллес сыну. – Ты правильно сделал, что сначала спросил. – Его улыбка была почти призрачной. – Полагаю, некоторые вещи следует приводить в порядок и начинать использовать. Давай, мальчик, отдай шлем Камарису.

Изгримнур завороженно наблюдал, как Пасеваллес прошел мимо него, прижимая к груди тяжелый шлем, украшенный изображением морского дракона. Глаза мальчика испуганно уставились в одну точку, словно он входил в пещеру великана. Он молча остановился напротив старого рыцаря, казалось, еще немного, и он упадет, не выдержав веса шлема.

Наконец Камарис поднял голову.

– Что?

– Мои отец и дядя сказали, чтобы я отдал этот шлем вам. – Пасеваллес попытался поднести шлем поближе к Камарису, который, даже сидя, возвышался над мальчиком. – Он очень старый.

На лице Камариса появилась улыбка:

– Как я, верно? – Он протянул большие руки. – Дай мне на него посмотреть, юный сэр. – Камарис подставил золотой шлем к свету. – Шлем Империи, – удивленно сказал он. – Он действительно старый.

– Шлем принадлежал императору Анитуллису, насколько мне известно, – сказал Бриндаллес с другого конца зала. – Он ваш, милорд Камарис, если вы пожелаете его взять.

Старик некоторое время разглядывал шлем, а потом надел. Его глаза скрылись в тени, нащечники спрятали скулы, как клинки.

– Он мне подходит, – сказал Камарис.

Пасеваллес, открыв рот, смотрел на старика и свернувшегося морского червя на верхушке шлема.

– Спасибо, парень. – Камарис снял шлем и поставил на стол рядом с собой. – Как тебя зовут?

– П-Пасеваллес.