И тогда, стоя на их крыльце, я услышала легкий гул из их гаража. Машина заведена, наверное, собрались куда-то ехать. Я подождала, когда откроется дверь гаража, но она не открывалась. Чутье подсказало мне: очень долго, тут что-то не то.

Я позвонила в дверь два раза подряд, но никто не откликнулся. Трясущейся рукой я коснулась дверной ручки. Дверь была не заперта. Я толкнула дверь и все поняла. Сразу же.

Входить не стала. Отшатнулась, огляделась по сторонам – на углу еще один любитель утреннего бега. Походка до боли знакомая. Я крикнула: Чейз! Чейз! Наверное, что-то в моем тоне испугало его. Во всяком случае, он какими-то странными рывками кинулся на мой зов. Услышала меня и Шарлотта, она вышла прямо в пижаме, я встретила ее у их крыльца. Машина заведена, – сказала я, и она прикрыла руками лицо.

Именно Чейз, прикрыв рукой рот и нос, вбежал в гараж, выключил двигатель и велел нам открыть двери и окна.

Но было поздно.

С тех пор от лая собаки я всегда вздрагиваю, вспоминаю ту минуту, когда я все поняла и когда все изменилось.

После этого несчастья наш поселок стал другим – чувство безопасности дало трещину. Наше неторопливое лето, соседи, они же коллеги и друзья, свой полицейский на улице – мы были уверены, что нам ничто не угрожает.

Поселок в одночасье стал другим, другими стали и мы.

Войдя в дом, я услышала, что наверху включен душ, и решила позвонить Шарлотте. Но она не откликнулась, и я написала сообщение: «Слышала про собрание. Могу чем-то помочь?»

Я давно поняла: если тебе что-то нужно от Шарлотты – предложи ей помощь. Она глава ассоциации собственников, и ее все время кто-то останавливает на улице, приходит к ней домой, когда вздумается, донимает вопросами или жалобами. А у нее и на работе много хлопот, она юрисконсульт нашего колледжа, только и делает, что решает чужие проблемы.

Дверь наверху хлопнула, и Руби сбежала вниз. Она неслась по ступенькам с такой скоростью, что мне стало не по себе. На одежде болтаются этикетки, волосы влажные и взъерошенные – неужели за ней кто-то гонится? Но внизу она остановилась и стала лихорадочно шарить между диванными подушками.

– Идет, идет!

– Что? Что случилось?

Я подошла к ней, чтобы помочь, но что она ищет?

Тут я увидела, что в руке у нее телефон. Я его раньше не видела и понятия не имела, что он у нее есть. Руби показала его мне.

– Моя адвокат звонила. Сейчас идет программа. По новостям.

– У тебя есть телефон?

Глупый комментарий. Глупый вопрос.

– Да, адвокат дала. Но ничьих номеров у меня нет.

Она слушала меня вполуха, шарила глазами по комнате, пока не нашла пульт от телевизора.

Первый раз после ее приезда мне удалось заглянуть за фасад, который она так тщательно выстроила. Руби нажимала кнопку на пульте дрожащими пальцами, глаза широко распахнуты, рот приоткрыт. Дышит прерывисто, нетерпеливо переминается с ноги на ногу около дивана.

– Вот она, – Руби пультом показала на загоревшийся экран телевизора. – Моя адвокат.

Гладкие темные волосы до ключиц, заостренные скулы, деловой костюм. Внизу слева на экране жирным шрифтом ее имя: Блер Баумен. Сейчас она говорит:

– Правосудие совершило серьезную ошибку. Улики, способные обелить Руби Флетчер на раннем этапе следствия, были намеренно уничтожены. Она стала жертвой преступления, которое выходит за рамки этого процесса. Ее арестовали незаконно.

Руби присела на диван, подалась вперед. По ту сторону экрана Блер Баумен сидела за столиком с мужчиной и еще одной женщиной, они обсуждали детали дела. Говорили о том, что один из соседей – полицейский, не имел права вмешиваться в ход расследования. Но он с самого начала повел следствие по ложному пути, научив остальных, что надо говорить, а что не надо. Что видеозапись доказала лишь одно – Руби была поблизости. Конечно, была, потому что жила по соседству, а находиться на улице – это еще не преступление. Что свидетели дали ложные показания.

– Отношения между соседями вызывали сомнения с самого начала, – заключила адвокат и, подкрепляя свою точку зрения, ударила рукой по столу.

Из горла Руби вырвался какой-то хрип, а пружина в моих плечах натянулась еще сильнее. Это не про меня. Я не лгала. Меня вызвали свидетелем защиты – единственную из всех соседей, – заступиться за Руби, я и хотела заступиться. Решила, что так и надо, что это будет правильно.

Но когда выступаешь свидетелем в суде, что бы ты до этой минуты ни думал, меняется. Ты говоришь то, что велит тебе твой бог, или вера в систему. Так или иначе, тобой движет то, во что ты веришь. И ты веришь, что система, которую мы построили, не может обвинить человека по ошибке. Или по ошибке оправдать. Чтобы суд вынес верное решение, все должны соблюдать правила. И ты следуешь этим правилам, потому что веришь в нечто большее, чем ты сама.

И я сказала суду: да, иногда Руби выгуливала их собаку. Да, вероятно, у нее был ключ. Да, в ту ночь она выходила из дома, и я слышала, как в два часа ночи она вернулась через заднюю дверь, а потом слышала, как она принимает душ.

Но я также сказала, что у нее не было никакого мотива убивать Труэттов. Что все мы знаем Руби не один год. Что жить с ней под одной крышей было легко, что она человек надежный, что между ней и Труэттами не было конфликтов, обычные соседские отношения. Я сказала, что Труэтты ей доверяли.

Но я не знала, какие показания дали другие. Не знала, что на суде предъявили запись с видеокамер. И эта запись по времени подтверждала общую версию. Я не слышала, какие показания дал Чейз.

А он сказал, что утром, когда мы нашли Труэттов, сбежались все соседи. Все суетились, волновались. Не было только Руби. Будто она уже знала, что произошло.

Оказалось, что на суде предъявили карту нашего поселка, на ней было написано, кто в каком доме живет. Жильцы каждого дома дали показания, и четко обозначился путь – замкнутая петля – от места преступления до возвращения Руби домой: дом Шарлотты Брок, дом Престона Сивера. Дом Марго Уэллмен. И мой.

Когда я вошла в зал суда, я никак не думала, что решение фактически уже принято. Как, видимо, и Руби – у нее не было денег, чтобы оплатить залог, она считала, что суд пройдет быстро и ее отпустят.

И, выступая свидетелем, я и понятия не имела, что вношу недостающее звено, которое позволит признать ее виновной.

Руби выгнулась вперед, уперла ладони в подбородок, максимально сосредоточилась.

Адвокат подводила итоги.

– Мы рассматриваем варианты, но одно ясно: свое слово мы еще скажем.

Руби повернулась ко мне, можно сказать, опьяненная нахлынувшими чувствами – то ли возбудилась, то ли ощутила свою силу.

– Мы подадим в суд, – заключила она.

Неожиданно она улыбнулась, впервые по-настоящему, и я узнала эту улыбку. Вот она, подлинная Руби Флетчер. Та, которую я помню. Я вдруг поняла, зачем она здесь. Поняла, что она здесь делает, что ей нужно. И тут она произнесла это вслух:

– Кто-то за это заплатит.

Понедельник, 1 июля

СТРАНИЧКА ОБЩИНЫ ХОЛЛОУЗ ЭДЖ

Тема: Запись на вечеринку 4 июля!

Отправлено: 9:22

Тейт Кора: Выпивку с собой. Престон, пожаришь мясо, как в прошлом году? Все дайте знать, кто что привезет, чтобы не дублировать. Я сделаю лимонад.

Престон Сивер: Конечно, пожарю! И еще хот-доги принесу.

Мак Сивер: Чипсы и овощи.

Марго Уэллмен: Приготовлю лимонад!

Тейт Кора: Я лимонад уже заявила.

Шарлотта Брок: Не страшно. Лимонада много не бывает. Принесу бургеры и булочки.

Тема: Запись на дежурство по поселку

Отправлено: 10:47

Шарлотта Брок: Всем привет, мы уже об этом говорили, давайте снова установим дежурство, чем быстрее, тем лучше. Обсудим это в домике у бассейна сегодня в 7 вечера. Есть добровольцы дежурить уже сегодня?

Мак Сивер: Я готов.

Глава 6

Когда я проснулась, Руби не было слышно. Я вышла из спальни, в голове легкий туман, еще не пришла в себя после сна, в доме гнетущая тишина. Ни запаха кофе, ни жужжания кофемолки. Я снова привыкла к Руби и встревожилась больше, чем при ее появлении. Дверь в туалет из коридора открыта, мне видна ее спальня, там темно.

– Руби? – позвала я и шагнула в туалетную комнату. В дальнем углу двуспальная кровать, бирюзовое одеяло небрежно откинуто. Жалюзи закрыты, по полу сквозь щели тянутся полоски света.

Вечером после программы новостей с ее адвокатом Руби ответила на звонок, отчалила наверх и больше не появлялась. Я слышала ее через запертую дверь, она негромко с кем-то разговаривала, слов не разобрать. Только общая мелодия – обрывистые реплики, перепады звука, потом в комнате надолго воцарилась неестественная тишина.

Сейчас в комнате пусто. Давно ли? Не ушла ли она еще вечером, после того как я уснула?

Я быстро вышла из туалета – еще подумает, что я за ней шпионю. Наверное, спустилась вниз, орудует в кухне или устроилась на диване.

Но Руби нигде не было, и мое сердце забилось чаще. Машины у нее нет, деваться ей особенно некуда. Места, куда она могла пойти, можно по пальцам сосчитать, да и там ее не сильно ждут.

Внизу все вроде бы нормально, передняя дверь заперта, а вот задняя… Я подошла ближе – точно. Засов отодвинут, Руби сидит на выцветшем садовом стуле, перетащила его в противоположный угол двора, в единственный квадрат, освещенный солнцем, ноги на деревянной подставке, идущей в комплекте со стулом.

– Так вот ты…

Она поднесла палец к губам, прервав меня на полуслове. Сначала я услышала только щебетание птичек да шуршание зверьков в ветках деревьев за домом. Но Руби кивнула в сторону высокого белого забора, отделявшего мой участок от соседнего. Оттуда доносились голоса, чуть приглушенные, я с трудом разбирала слова. Не со двора, скорее через открытое в доме окно.

Мы вслушивались, и голоса постепенно становились громче и яснее, градус разговора повышался.

Сколько лет живу рядом с Тейт и Хавьером Кора, никогда не слышала, чтобы они ругались. Спорить – другое дело, чуть подтрунивая друг над другом, наверное, этому они научились в местной средней школе, где оба работали. «Ты не удосужился вынести мусор» или «На сей раз постарайся не опоздать на встречу». Но чтобы повысить голос, бросаться обвинениями – такого не было. Даже во время следствия, когда нервы были напряжены до предела, отношения давали трещину, во взглядах возникали разногласия. Тейт и Хавьер всегда выступали единым фронтом.

Но не сегодня.

– Ты не думаешь, Хави.

Казалось, Тейт говорит сквозь стиснутые зубы.

– Я не думаю, я не уделяю внимания, тебя послушать, я всегда чего-то не делаю. Может, измениться стоит тебе? И заткнуться на хрен для разнообразия?

Руби наигранно раскрыла рот, вытаращила глаза. Наверное, и я выглядела точно так же – обе в шоке от восторга. Чтобы кто-то велел Тейт заткнуться, тем более Хавьер!

Повисла пауза, она затянулась, я уже подумала, что они перешли в другую комнату, но тут утреннюю тишину прорезал звенящий голос Тейт.

– А не пойти ли на хрен тебе?

Я услышала, как задняя дверь их дома распахнулась, потом топот ног Хавьера, его прерывистое дыхание, совсем рядом, по ту сторону забора. Сквозь щели замелькала его синяя рубашка – он ходит туда-сюда.

Мы застыли. Я – у кирпичных ступенек, стараясь не шелохнуться. Руби сидела на своем стуле, подняв руку в комическом жесте. Но губы стиснула. Я затаила дыхание.

Послышались щелчки, сомнений не было – по ту сторону забора он с кем-то переписывается. Он беспрерывно ходил, синее пятно на той стороне так и мельтешило. Интересно, как он сейчас выглядит? Кулаки сжаты, сам весь красный? Но заглянуть в соседский двор можно только со второго этажа, да и то увидишь разве что задние углы лужайки, возле калитки, где вдоль забора подрастают деревья.