– При всем уважении, лорд Ладриан, – сказал Мелстром, – вы лишь недавно стали отцом и еще не понимаете, каково воспитывать детей. Вы не должны потакать любым их просьбам, вы должны сохранять твердость и понимать, что ваши решения служат для их же блага. Рано или поздно они это поймут. А Элендель для Отдаленных Городов все равно что отец для сыновей.

«Прямо меж лопаток», – подумал Вакс, разворачиваясь.

Он возразил не сразу. Перед ответным выстрелом требовалось тщательно прицелиться. Свои доводы он уже неоднократно излагал – с глазу на глаз – многим сенаторам. Он достиг определенного успеха, но требовалось еще время. Располагая письмами, он мог снова обратиться к каждому сенатору, особенно к колеблющимся, и поделиться своими мыслями. Идеями. Уговорить их.

Нутро подсказывало, что в случае немедленного голосования акт примут. Поэтому он пришел сюда не для того, чтобы повторяться. Он пришел с заряженным и готовым к выстрелу оружием.

Он плотно сложил письма и убрал в карман. Затем вынул из другого кармана два тонких листа. Копии, что Стерис принесла на случай, если он забудет. Скорее всего, с писем она тоже сняла копии. И подготовила кучу других вещей, которые наверняка ему не понадобятся, но которые на всякий случай лучше держать в сумочке. Ржавь, что за чудесная женщина!

– «Дорогой Мелстром, – демонстративно подняв листы к свету, чтобы было удобнее читать, начал он. – Мы рады, что вы проявили благоразумие и желание поддерживать торговое превосходство Эленделя в Бассейне. Это мудрый выбор. В обмен на ваш голос в пользу акта мы будем перечислять в вашу пользу полпроцента наших доходов за ближайшие три года. Дома Гастинг и Эрикелл».

Зал взорвался. Вакс застыл, сунув пальцы за пояс, дожидаясь, пока возмущенные крики прекратятся. Он встретился взглядом с Мелстромом, и тот тяжело опустился в кресло. Что ж, будет уроком ржавому идиоту: не оставляй обличающие тебя бумаги на видном месте, если твой противник – опытный сыщик. Болван.

Когда крики стихли, Вакс продолжил речь.

– Я требую собрать отдельное заседание, чтобы обсудить очевидную продажу голоса сенатором Мелстромом. Это наглое нарушение закона о противодействии коррупции.

– И таким образом отложить голосование по акту о главенствующей роли Эленделя? – подал голос губернатор.

– Разве можно голосовать, будучи неуверенными в честности голосующих? – парировал Вакс.

Последовал очередной всплеск возмущения. Вакс стойко терпел, пока губернатор советовался с вице-губернатором. Женщина была умна. По собственной инициативе Варланс только разрезал ленточки и целовал детей, а все прочие идеи наверняка подсказывала она.

– Ладриан, полагаю, у вас есть доказательства подлинности этого письма? – обратился губернатор к Ваксу, когда в зале восстановилось спокойствие.

– У меня есть нотариально заверенные заключения трех независимых экспертов, подтверждающих, что это не подделка, – ответил Вакс. – Также моя жена составила подробный и неопровержимый отчет о том, как письма попали в мои руки.

– В таком случае я одобряю проведение заседания о нарушении этических норм, – сказал губернатор. – Сразу после голосования по акту о главенствующей роли Эленделя.

– Но… – начал Вакс.

– Разумеется, – перебил его губернатор, – Мелстром, Гастинг и Эрикелл не будут допущены до голосования, чтобы обеспечить его чистоту.

Проклятье.

Проклятье, проклятье, проклятье!

– Кто за проведение голосования? – Вице-губернатор ударила молотком, прежде чем Вакс успел возразить.

Большинство сенаторов подняли руки. Для выявления результата достаточно было подсчитать на глаз, если только число поднявших руки не равнялось примерно числу тех, кто этого не сделал. В данном случае не равнялось.

Пришла пора переходить к настоящему голосованию по акту.

– Ладриан, мы можем приступать? – спросил губернатор. – Или хотите еще какую-нибудь бомбу взорвать?

– Взрывать не будем, Ваша честь, – со вздохом ответил Вакс. – В этом мой старый напарник был мастак. Я лишь хочу обратиться к Сенату с последней просьбой.

Его план провалился. Оставался лишь туз в рукаве. Просьба – но не от имени Ваксиллиума Ладриана.

От имени Рассветного Стрелка, законника.

– Вы все меня хорошо знаете. – Он обвел взглядом собравшихся, глядя каждому в глаза. – Я простой человек из Дикоземья. В политике я немногое смыслю, но знаю тяготы рабочих мужчин и женщин и понимаю, почему они сердятся. Если нам выпала роль родителей, мы должны справедливо относиться к отпрыскам. Позволять им высказываться. Если мы всегда будем считать их неразумными детьми, в лучшем случае они рано или поздно перестанут обращать на нас внимание. Хотите сделать громкое заявление? Заявите, что они вам небезразличны и вы готовы их выслушать.

На этом он спустился и занял свое место рядом с Янси Ясечко, добродушным и терпеливым сенатором, который разделял мнение Вакса.

– Хорошая речь, – шепнул Янси. – Очень хорошая. Всегда приятно вас слушать.

Янси был за него. На самом деле Вакса поддерживали многие аристократы. Несмотря на последние замечания Мараси, заставившие Вакса чувствовать себя неловко из-за доставшейся по наследству должности, лорды были менее коррумпированы, чем их коллеги с другой стороны зала. Избранные сенаторы отчаянно держались за свои места, и голосование в пользу акта могло существенно улучшить их материальное положение.

В этом была главная проблема. Согласно последней переписи, за пределами города теперь проживало больше людей, чем внутри него. Большинство законов писались еще во времена, когда, помимо города, в Бассейне существовала лишь горстка деревень, и больше ничего. Теперь эти деревни разрослись и сами превратились в города, и их жители хотели принимать активное участие в политике Бассейна.

Элендель больше не был неряшливым поселением, восстанавливающимся после катаклизма. Бассейн стал полноценным государством, и даже Дикоземье менялось, развивалось и принимало новые порядки. Ржавь, да скоро там будет больше жителей, чем в остальном Бассейне.

Этим людям нужно было предоставить политические права, а не игнорировать их. Надежда еще теплилась. Они со Стерис и другими союзниками несколько месяцев подрывали поддержку акта. Устраивали многочисленные званые ужины и приемы. Ему даже пришлось дать несколько уроков стрельбы представителям городской элиты.

Всё ради перемен в мире. Голос за голосом.

Губернатор объявил о начале голосования, и леди Ми’шелль Йомен проголосовала первой – против акта. Вакс ерзал в кресле, словно вскоре ему предстояло в одиночку сразиться с целой бандой. Ржавь… это даже хуже. Каждый голос был сродни выстрелу. Леди Фаула и сенатор Виндель. Что они решат? А Марайя? Удалось ее убедить, или…

Двое из них проголосовали за принятие акта, а заодно с ними и другие, в ком Вакс сомневался. Голосование шло, и он падал духом. Лучше бы его подстрелили. В итоге «за» проголосовали сто двадцать два сенатора, «против» – сто восемнадцать.

Акт был принят. Внутри Вакса все оборвалось. Придется искать новый способ предотвратить гражданскую войну.

3

Мараси внимательно разглядывала следы в пыли. Те и сами почти покрылись пылью, а значит, их оставили несколько недель назад. Она подошла к Уэйну, который изучал тропу, спускающуюся еще ниже; опасный на вид тоннель с крутым уклоном. Уэйн обернулся к ней.

– Если им нужно быстро покидать город и возвращаться, – сказал он, – то наверняка есть другой путь. Здесь они нечасто появляются.

– Согласна. Но лучше сильно не высовываться; вдруг у них выставлены часовые?

– Хочешь продолжить без подкрепления? – спросил Уэйн шепотом, притушив фонарь.

– Пока да. Нужно посмотреть, что впереди. Вдруг я поставлю всех на уши, а там тупик.

Они вместе двинулись дальше по тоннелю. Трудность тропы и ее очевидная нехоженность вдохновляли Мараси. Если прячущиеся внизу враги пользовались другим маршрутом, их с Уэйном сложнее будет обнаружить.

Они спускались аккуратно. Ржавь… хорошо, что она надела брюки. По крайней мере, если она поскользнется и проломит себе череп, то сделает это с достоинством. Насколько это возможно после часовой прогулки по канализации.

Мараси отвлекалась от дурных мыслей, думая о том, что эти пещеры наверняка ровесницы Вознесшейся Воительницы, а то и старше. Тоннели пережили всемирное разрушение, Пепельный Катаклизм, рождение и падение Последней Империи. На пути им попались какие-то камни – могли они выпасть из потолка во время извержения Пепельных гор?

Она воображала, как они натыкаются на мифическую Колыбель Выжившего – Ямы Хатсина, – хоть и понимала, что это глупо. Вакс утверждал, что бывал в них, но не нашел легендарных волшебных металлов.

Наконец они добрались до крайне глубокой штольни; почти вертикальной, но со стенами достаточно неровными и изрытыми эрозией, чтобы за них цепляться. Уэйн с сомнением разжег фонарь.

– Они точно здесь проходили? – шепотом спросил он.

– А кто еще мог так наследить?

– А тут были какие-то следы?

– В пыли. А у входа я нашла остатки грязи из канализации. Уэйн, какой же ты сыщик, если даже очевидных вещей не замечаешь?

– Это вы с Ваксом сыщики, а я – нет.

– Тогда кто ты?

– Ловец пуль, – ответил он. – Сокрушитель черепов. Бедолага, которого время от времени взрывают.

– Не сегодня, – прошептала Мараси. – Мы просто заглянем, убедимся, что я права, и отправимся за подмогой.

– Значит, возвращаться будем этим же путем, – со вздохом произнес Уэйн и вытащил веревку из холщового заплечного мешка. Он отыскал прочный на вид каменистый уступ и привязал к нему веревку, а другой конец сбросил в темноту.

Он начал спускаться первым. Мараси за ним, закинув винтовку за спину. Спуск оказался легче, чем она предполагала, – помогали завязанные на веревке узлы. Но ладони она все равно стерла.

– Мараси, – тихо обратился к ней висящий внизу Уэйн. Он подстраивался под ее темп, не спускаясь далеко вниз. – Хочешь, расскажу о том, как женщины нарушают законы физики?

– Может быть, – ответила Мараси. – Смотря насколько твой список шовинистический. Можешь оценить по какой-нибудь шкале?

– Ну… баллов тринадцать?

– Из скольких?

– Из семнадцати?

– Что это за шкала такая? – прошептала Мараси, останавливаясь на широком уступе и глядя на Уэйна сверху вниз. – И почему вообще семнадцать? Почему не шестнадцать?

– Откуда мне знать? Ты попросила, я ответил. Короче, это вообще улет. Женщины. Нарушают законы физики. Я давно об этом задумывался. Как минимум пару дней. Тебе понравится.

– Не сомневаюсь.

– Итак, пункт первый, – начал он, соскальзывая на следующий уступ. – Когда женщины раздеваются, то становятся горячее. Удивительно, а? Нормальные люди становятся холоднее, когда снимают…

– Нормальные люди? – переспросила Мараси, следуя за ним. – То есть мужчины?

– Ну… типа того.

– То есть половина населения мира ненормальны? Женщины ненормальны?

– Да, пожалуй, после твоих аргументов я начинаю понимать, что глупость сморозил.

– В самом деле?

– Послушай, я лишь хотел отметить занятный факт. Полезное наблюдение об устройстве Космера и взаимоотношениях полов.

– Думаю, ты просто придумал кое-что забавное и искал повод этим поделиться. – Она приземлилась рядом с ним на небольшую платформу, с которой уже виднелось дно.

Они преодолели приблизительно полпути.

– Ну… э-э… тогда четырнадцать? – промямлил Уэйн, глядя ей в глаза. – Из семнадцати.

– Все выше и выше. Уэйн, это в любом случае неправда. Многие мужчины тоже становятся горячее, снимая одежду. От человека зависит.

– А Аллик? – с ухмылкой спросил Уэйн.

– Весь его шарм в маске.

– Да он ее так часто приподнимает, ржавь побери, что непонятно, зачем вообще носит.

– Движением маски малвийцы… вроде как расставляют акценты. Нет ничего дурного в том, чтобы позволить другим заглянуть под маску; они лишь притворяются, что это табу. Возможно, когда-то было. Теперь они используют маски для самовыражения.