Вера вышла из ресторана с ощущением наконец-то выполненной задачи. Объяснение с бывшим любовником было необходимо ей, как необходимо бывает смыть с себя грязь после долгой и измытывающей тренировки в спортивном зале.

Прямые, жаркие лучи юного весеннего солнца ложились на ее лицо, когда она шла по узкому тротуару от выхода ресторана к своей машине. И Вере сделалось отчего-то тоскливо, и странным казалось, что у нее имелась какая-то причина хоть ненадолго впустить в свою жизнь такого неприятного и по сути ничтожного человека как Павленко. Неужели ей было настолько скучно, что она допустила развитие отношений с первым встречным? Что ж, именно своей безрассудности она была обязана сейчас тем отвратительным чувством внутреннего дискомфорта, которое испытывала.

На улице остро пахло весной, и Вере непреодолимо захотелось ощутить вкус жизни, захотелось любви, счастья, на миг отбросить все свое обыденное бытие, как надоевшую и вышедшую из моды одежду. Наконец, она отыскала свой джип среди колонны припаркованных машин, пискнула сигнализацией и тут же выудила из бардачка пачку влажных стерильных салфеток. Она с наслаждением вытерла руки, скомкала салфетку и дернула на себя ручник. Мощный двигатель взревел, и Вера на газах выехала с ресторанной парковки.

* * *

До конноспортивного клуба, хозяйкой которого Вера была вот уже три года, она добралась ближе к вечеру. Настроение по прежнему оставалось безнадежно испорченным. Вера решила, что дел на нее сегодня хватит – узнает, все ли в порядке и немножко выездит недавно купленную сноровистую кобылу. Да, решено – прокатится и сразу домой. То есть, не в городскую квартиру – в Москву возвращаться будет уже поздно – застрянешь в пробке намертво, а на дачу, к отцу. Благо, ехать от клуба пять минут – она специально выбрала это место неподалеку от родового гнезда, чтобы, в случае необходимости, можно было спокойно заночевать поблизости.

Навстречу ей тут же бросилась Машка – девчонка лет 14, из местных, поселковых. Лошадей она обожала с детства, вот и прибилась к клубу. Приходила каждый день, помогала на конюшне. Денег не просила, только смотрела преданно, как щенок, чтобы не прогоняли. Вера ухитрилась как-то выделить ей официальную ставку, не полную, конечно, а ровно столько, сколько позволялось по трудовому кодексу работать подростку.

– Вера Николавна, – зачастила Машка, – такая радость! У Фухтели жеребенок родился. Такой хорошенький, серый, в яблоках!

– Пополнение в рядах? Замечательно! – улыбнулась Вера. Вот уж, действительно, первое приятное событие в этот отвратительный день.

– А это новая лошадь, Гейша, что-то нервничает, – озабоченно сообщила Машка.

– Дурит? Ну, сейчас я ее навещу.

Вера решила, что жеребенка посмотрит позже, и направилась в конюшню, сразу к стойлу Гейши. Гнедая лошадь с белым пятном на лбу, поджарая, длинноногая, и в самом деле нервничала – фыркала, выворачивала шею, косилась на хозяйку вишневым горячим глазом. Привезли ее только два дня назад, она еще не привыкла к новым условиям, не желала признавать ни конюхов, ни хозяйку.

– Ну что ты, что ты, милая? – Вера осторожно похлопала ее по шее, погладила ладонью морду. Лошадь оскалилась, и Вера едва успела отдернуть руку – еще немного и укусила бы. – Шшш… Не балуй! Все хорошо! Сейчас выездим тебя.

Она набросила повод, попыталась застегнуть уздечку. Гейша упрямилась, но Вера, действовала уверенно, вставила трензель и подтянула уздечку вверх. Оседлав лошадь, она вывела ее из конюшни и вскочила в седло. Гейша поначалу артачилась, поворачивала к Вере голову с прижатыми ушами, явно угрожая тяпнуть за колено. Вера продолжала успокаивать ее голосом, и, в конце концов, Гейша, кажется, образумилась, спокойно порысила к воротам.

Вера поехала через поле. Темная, недавно освободившаяся от снега земля, тянулась почти до самого горизонта, даря ощущение простора, воли, почти полета. Далеко впереди белели в сумерках низкие домики поселка, располагавшегося по ту сторону шоссе, тускло блестели купола недавно отстроенной церквушки. На небе разгорался поздний апрельский закат – рваные розовые полосы чередовались с серо-сиреневыми.

В прохладном воздухе пахло свежей, оттаявшей под первыми солнечными лучами землей, пробивающейся травой. Легкий ветер приятно холодил виски, мерные движения лошади убаюкивали, укачивали. И от этих ощущений – ровного монотонного движения, заполняющего грудь воздуха, на душе у Веры сделалось легко и свободно. Как она любила это ощущение свободы, почти невесомого парения, когда казалось, что все наскучившие земные дела позади, и ничто больше не беспокоит, есть только она и небо над ее головой. В такие минуты верилось, что жизнь только начинается, она совсем еще молода, впереди ждет множество чудес и нужно надеяться на лучшее.

Вдруг впереди, на кромке поля, рядом с первыми домами Сосновки что-то тяжело разорвалось, в небо взлетела яркая изумрудно-зеленая ракета, рассыпавшая вокруг светящиеся брызги… Гейша тут же рванула в сторону, дернулась и понесла. Вера едва успела откинуть корпус назад и упереться в стремена. «Спокойно! Спокойно! Не паниковать!» – командовала она себе, пытаясь натянуть повод. Ветер, еще недавно нежно гладивший виски, теперь бешено летел в лицо, сдавливая дыхание, трепал волосы.

Вера пыталась завернуть лошадь на круг, но та не слушалась. Дернувшись, кобыла встала на дыбы, и Вера едва успела прижаться к горячей, мокрой от пота, нервно вздрагивающей спине животного. «Сбросит!» – поняла она. Но всаднице удалось удержаться в седле. Гейша пригнулась к самой траве и снова галопом понеслась вперед. Комья земли, вылетавшие из-под копыт лошади, хлестали Веру по ногам, по бедрам. Вера тянула повод то вправо, то влево – Гейша не унималась, мчалась к краю поля. Впереди пролегало шоссе, уже отчетливо видны были пролетающие на полной скорости машины.

– Стой! Гейша, стоять! – отчаянно закричала Вера, не справившись с голосом.

Неожиданно, словно из ниоткуда, появился какой-то мужчина. Минутой раньше Вера и не видела, что рядом кто-то есть. Откуда он взялся? Из-под земли выскочил? Куда он лезет, идиот конченный! Сейчас прямо под копыта угодит.

– В сторону! – крикнула ему Вера. – С дороги!

Но мужчина, не слушая ее, бросился наперерез понесшей зверюге; прыгнул, казалось, под самые копыта; ухватился за повод и повис на нем всей своей тяжестью.

Гейша замотала головой из стороны в сторону, дернулась вперед, протащив незнакомца несколько метров по земле. Но тот не отпускал поводьев – вцепился намертво. Вера видела очень близко его крупные, сильные, крепко сжатые кулаки.

Гейша взбрыкнула, заржала и остановилась так резко, что Вера едва не вылетела из седла. Мужчина поднялся, отряхиваясь от прилипших к брюкам комьев земли.

– Зачем вы это сделали? Кто Вас просил сигать под копыта лошади? – спешившись, спросила его Вера. Она не успела еще отдышаться, опомниться после бешеной гонки, и голос прозвучал резко, пожалуй, даже гневно. – Она бы покалечила вас!

Сейчас она смогла как следует разглядеть своего спасителя. Теперь понято, почему она сразу не заметила его. В сумерках, на фоне простиравшегося почти до горизонта недавно вспаханного поля она просто не рассмотрела его, одетого, в темно-зеленые армейского покроя брюки и бурую бесформенную куртку-толстовку – словно специально для того чтобы быть почти не различимым в полутьме. Мужчина оказался высоким; и, соскочив из седла на землю, она поняла, что на него придется смотреть снизу вверх.

Черты лица правильные, резкие, скорее восточные: крупный нос с небольшой горбинкой, густые темные брови, резкие скулы, твердый подбородок, а в глазах словно плещется и густо переливается расплавленный серый свинец. Вокруг твердо сжатых губ залегла упрямая морщина-стрела, и густые, начинающие седеть волосы, отрасли почти до самых плеч. Типаж – Врубелевского Демона. Во всем его облике чувствовалось некоторое природное, острое обаяние – но такое, которое называют обычно «обаянием отрицательного героя».

Вере он, пожалуй, скорее понравился – такой колоритный персонаж; и она уже пожалела о вырвавшихся у нее резких словах. Но было поздно, и мужчина, услышав ее отповедь, иронично усмехнулся и ответил:

– Простите, что вмешался. Нужно было дать вам сломать себе шею.

Голос у него был низким, бархатным, слегка хрипловатым. От его звука у Веры захолонуло сердце и, сердясь на себя, она отрезала:

– Я бы справилась, я в седле с десяти лет. И к тому же у меня свой конноспортивный клуб.

«Зачем я оправдываюсь? Я этого хмыря вижу впервые в жизни. Спаситель, тоже мне! Без него бы не разобрались», – сердито оборвала себя она и, отвернувшись, поставила ногу в стремя. И тут же вздрогнула, ощутив, как теплая твердая ладонь осторожно придержала ее за предплечье.

– Я бы не рискнул сегодня снова садиться на эту лошадь, – мягко посоветовал он.

– А я рискну, – запальчиво отозвалась Вера. – Животному нельзя давать спуска, иначе оно выйдет из-под контроля.

Она лихо взлетела в седло, и направила коленом все еще раздраженно фыркавшую Гейшу в сторону клуба. И лишь через несколько мгновений обернулась. Солнце уже укатилось за горизонт, небо почти совсем потемнело, и в наступившей черноте фигура незнакомца, так неожиданно и дерзко вмешавшегося в ее жизнь, почти не просматривалось. И сердце Веры тревожно сжалось, будто почувствовав приближение скорой беды, стало тоскливо и восторженное настроение исчезло.

– Как вас зовут хотя бы? – окликнула Вера темноту.

– Володя, – отозвался из ниоткуда вкрадчивый голос.

– А меня Вера, – представилась она невидимому теперь собеседнику. – Спасибо, Володя. Спокойной ночи!

Дала шенкеля, и поехала легкой рысью в сторону конюшни.

5. Дубровка. Весна 2001. Белозеровы.

Высокое зеркало, от пола до потолка, отражало его во весь рост. Он любил делать ежедневную силовую гимнастику по сорок пять минут, потом – душ и бритье. Тщательно намыливал мягкой кисточкой с серебряной ручкой свое жесткое, властное лицо, тяжелую челюсть и щеки. Потом аккуратно откладывал помазок, и брался за серебряный станок. Набор для бритья подарила ему дочь, когда первый раз съездила в Лондон.

– Тэйлорс, Олд Бонд Стрит – самое место для мужских аксессуаров. – и он с удовольствием вспомнил, как улыбалась ему его дочь, Вера, вручая красивый плотный пакет с логотипом известного дорогого магазина. Он терпеть не мог бриться электробритвой и не расставался с крохотной коробочкой, в которую помещался разборной станок. А этот набор, с рукоятками из литого серебра, был домашним. Как талисман, как символ дома, устойчивости, места, куда ему всегда хотелось возвращаться.

Пятьдесят шесть лет – а выглядит он вроде бы неплохо, молодые телки до сих пор вешаются. Генерал-майор; обладатель редкой сейчас Красной Звезды – за ту давнюю историю, в Анголе, где он получил два ранения.

Затем был Афганистан. Потом – год в Западной Группе Войск, работа Военного Атташе в Мадриде. А потом он вернулся домой – теперь уже в должности Генерального Инспектора. Но это официально. А на самом деле…

На самом деле Генерал-Майор Николай Петрович Белозеров отвечал за подготовку всего спецназа ГРУ. В том числе и за некоторые не слишком широко рекламируемые операции по всему миру. Города, дороги – до сих пор он любил сидеть за рулем сам, наплевав на запреты и протесты личной охраны. Вот только все реже и реже получалось это в России. В Москве, если нет «голубого ведерка» на крыше, застрянешь в пробке, а мигалку он из принципа на личную машину не ставил: к чему лишние понты. Потому и ездил на служебной, когда нужно было прибыть вовремя.

Сегодня он работал на даче – вызвал на девять тридцать ведущего инструктора, из лагеря Подолье. Парень засиделся, надо будет снова вводить его в игру. Как появится инструктор, адъютант, ожидающий внизу, в прихожей, о нем доложит.