– Она что, отпустила нас? – спросил Сергей.

– Снижай скорость, – требовал Канат. – Снижай. Всё равно от неё не уйти.

Серёгу всё ещё трясло – только руки на руле оставались твёрдыми. Я раскурил и протянул ему сигарету.

– Возьми! Всё уже кончилось, слышишь? Сергей, может, лучше просто следить за дорогой? – спросил я.

– Ты гляди, Серёга, гляди, – поддержал Канат. – Я назад смотрю. Нет её. Ты только скорость снизь…

Мы заговорили одновременно, дополняя и перебивая друг друга. Канат, как оказалось, был из соседней области. Краем уха он кое-что слышал о женщине с лошадиными копытами, но всерьёз не воспринимал. Зато Сергей, как и я, знал о ней много. Он был уверен: всё дело в том, что якобы где-то здесь было старинное мусульманское кладбище, и республиканскую автотрассу построили прямо на нём…

– А она-то кто? Зачем гонится? Что ей надо? – спрашивал Канат.

– Разное говорят, – поморщился Сергей. – То ли в несчастной любви дело…

– То ли в аварии, – прибавил я. – Вроде бы она мстит за то, что её саму сбили когда-то.

– Парень ей изменил, – уверенно вставил Сергей. – И она мстит тем, кто налево ходит.

– А я слышал, она сама изменила, а потом под машину бросилась…

– А копыта тут при чём? – допытывался Канат. – Что это там?

Он спросил это, глядя вперёд. Сергей вздрогнул и наклонился к лобовому стеклу, всматриваясь в дорогу. Спустя секунду и на меня накатил ужас. «Накликали! – мелькнуло в голове. – Надо было молчать!»

Но серое пятно в неверном свете зари не было высокой фигурой. Это была съехавшая в кювет машина.

– Вот почему нас отпустила, – хрипло прошептал Сергей. – Уже достала кого-то…

– Не останавливайся, – сказал Канат.

– Не дурак.

– Эй, парни…

Сергей нервно выкрикнул, перебив меня:

– Нет!

Серый «Volkswagen» со смятой крышей и разбитыми стёклами пролетел мимо нас по правому борту.

– Пожалуйста! Это Лёшкина машина, я её знаю!

Сергей, сморщившись, как от зубной боли, сбавил скорость.

– Знакомый, что ли?

– Сосед! Остановите, пожалуйста!

– А если она рядом? – воскликнул Канат.

Но Сергей уже принял решение. «ГАЗель» остановилась и двинулась задним ходом.

– Авось пронесёт. Вон, солнце уже появилось.

– Ох, алла… – протянул Канат.

***

Величественное солнце, равнодушное к бурлению человеческого мирка, неторопливо восходило на свой небесный трон. Я сидел на раме лежащего велосипеда. Один из патрульных подошёл ко мне и протянул сигарету.

– У вас кончились? Возьмите.

– Благодарю.

Пальцы дрожали, две спички пропали даром. Полицейский взял у меня коробок, сложил жёсткие ладони «лодочкой», чиркнул и протянул мне надёжно укрытый от ветра огонёк. Я поймал его дрожащим концом сигареты и глубоко затянулся.

– Расскажите толком, – попросил полицейский и сел рядом со мной на корточки. – Вы знали погибшего?

– Да, с детства, – проговорил я. – Это Лёшка Шарафутдинов. На соседней улице жил.

– А его… подругу – знаете?

Я ответил не сразу: тупая спица в сердце мешала говорить.

– Знаю. Тоже с детства.

– Серьёзно у них было, да? – участливо спросил патрульный.

– Надо полагать.

Что тут ещё скажешь? Задранная юбка, лифчик на полу машины – да, надо полагать, у них всё было довольно-таки серьёзно.

– Как её звали?

– Кружилина. Оксана Витальевна. Давайте об этом потом, – попросил я.

Он внимательно посмотрел на меня, кивнул и встал.

Я достал смартфон и открыл папку с фотографиями Ксанки. Смотреть на них было сродни мазохизму, но нужно было прогнать видение изломанного тела и кровавой каши вместо правой половины лица. Левая половина уцелела. Я провёл много времени возле смятой машины, глядя на белую щёку с родинкой посреди чёрных лоскутьев плоти. Она казалась чашечкой какого-то отвратительного цветка.

Мы у неё дома, мы в поле (Ксанка в венке из одуванчиков), мы в кафе, мы городском парке, мы на вечеринке у друзей (Ксанка на поддаче, и сама она этого снимка никогда не видела). Ксанка на берегу реки. Ксанка после душа, прикрывается полотенцем и притворно сердится на меня.

Мы в детстве. Мне десять, ей восемь. Растрёпанные, счастливые. Большая компания детворы играла в догонялки, а мой отец наугад щёлкнул нас на свой доисторический «ФЭД». По случайности я и Ксанка оказались рядом, словно позировали на фоне бегающих друзей. Потом я решил, что этот снимок был знаком судьбы, потому и отсканировал его.

Да уж, знак… никогда раньше не обращал внимания, что точно между нашими фигурами на заднем плане замер Лёшка. Он обернулся и смотрел на нас, улыбаясь. Я перевёл взгляд на маленькую Ксанку и вздрогнул, чуть не выронив телефон из рук.

Мне стало ясно, что именно я увидел в свете велосипедной фары на пшеничном поле. Что именно показалось мне неправильным, невозможным. Лицо нечеловеческой девочки было… лицом маленькой Ксанки. С той самой родинкой, ещё едва заметной.

И, если я правильно понимал, плач среди колосьев пшеницы раздался как раз в то время, когда тридцатью километрами дальше по дороге лёхин «Volkswagen» перевернулся, сойдя с дорожного полотна, упал на крышу и снова встал на колёса уже грудой лома.

Я спрятал телефон и швырнул окурок на обочину. Полицейский снова подошёл ко мне.

– Опергруппа будет через пять минут. Мы потом отвезём вас в райцентр.

– Спасибо, – кивнул я через силу.

Хотелось кричать.

Мертвец за Совиным ручьём

Гарри Логан нашёл повешенного индейца за Совиным ручьём. Молодой парень, раздетый почти донага, болтался в петле на толстом кленовом суку. Руки его были туго скручены за спиной. Сломанная шея казалась неестественно длинной. Избитое в кровь лицо представляло собой отвратительную маску бессильной злобы и отчаяния.

На земле рядом деревом сидел седой индеец. Его изборождённое морщинами лицо казалось безучастным. В тонкой косичке над левым виском неряшливо торчало чёрное воронье перо. Гарри слышал о нём.

– Я взыщу с тех, кто это сделал, Ворон, Летящий с Заката, – сказал он, спешиваясь.

– Я не настолько глуп, чтобы верить слову белого человека, – хрипло сказал тот, кое-как выговаривая английские слова.

– Ты неправ, старик. Те, кто обвинил Рваную Губу, ошиблись. Я побывал в окрестностях форта и узнал кое-что…

– Ты напрасно старался. Пока тебя не было, они просто взяли и убили моего сына.

– Сына, вот как? Что ж, послушай. Я служу закону, а закон запрещает убивать без суда. Тех, кто сделал это, ждёт наказание. И тебя тоже, если надумаешь мстить.

– Что у меня осталось, чтобы думать о мести? Сила в руках? Множество воинственных сыновей? Могучее племя? – Шишковатые пальцы шамана захватили горсть чёрной земли. – Только здесь ещё осталась сила… Ты не прикажешь земле, хранитель белого закона, если она решит отомстить.

Логан вернулся в седло.

– Я пришлю людей, чтобы похоронить твоего сына. Думай что хочешь, но в следующий раз мы увидимся в суде, где на скамье подсудимых будут сидеть линчеватели.

Он тронул коня пятками и поскакал к броду через Совиный ручей. За его спиной старик произнёс несколько слов на своём языке. Гарри не стал спрашивать, что они значат.

Если бы он спросил, Ворон, Летящий с Запада, повторил бы по-английски: «Нет, в твоём суде мы точно не встретимся…»

Поднявшись из лесистой низины, прорезанной ручьём, Гарри Логан выехал на торную дорогу и пустил коня вскачь. Они оба устали – и конь, и ездок. Они проделали большой путь от Саммерстауна до форта и обратно, а потом рыскали в окрестностях, пока не нашли место самосуда. Больше всего на свете ему хотелось выспаться. Но он не мог отложить дело.

Это было первое серьёзное испытание его должности с тех пор, как он стал шерифом в Саммерстуане.

Пастуший городок, дремлющий под летним солнцем Небраски, встретил его пристальными взглядами из-за прикрытых по случаю зноя ставен, из глухих теней под навесами. Гарри Логан старался не смотреть по сторонам.

Эти взгляды он почувствовал ещё утром. Он вернулся после ночной скачки и ехал по городу, размышляя, отпускать ли арестованного индейца, или подержать за решёткой, пока настоящие убийцы Джила Паттерсона не будут схвачены. А город уже тогда смотрел на него с затаённой усмешкой: всё уже решено за тебя, шериф…

Гарри позаботился о лошади, вошёл в офис и выбил своему помощнику Стэну Брауну зуб. Тот рухнул с грохотом, словно охапка поленьев.

– За что, Гарри? – взвыл он.

– Это сделали Паттерсоны?

Стэн сплюнул кровь на тёсаный пол и прошепелявил:

– Гарри, я ведь уже рассказал, как было дело. Меня позвали…

Логан сгрёб его ворот пятернёй, рывком поставил на ноги и занёс твёрдый, как камень, кулак.

– Я скажу! – поспешно взвизгнул Стэн. – Не надо меня бить, во имя Иисуса!

Логан отпустил его и непроизвольно вытер левую руку о штаны.

– Говори.

– Да, это были Паттерсоны, – сказал Стэн, снова сплёвывая кровь и вытирая подбородок. – Они пришли все разом. Девять человек, вместе с молодой женой Джила и ковбоями. Что я мог сделать?

– Ты мог сказать им «нет».

Логан подошёл к столу, вынул из ящика бутылку виски. Поискал стакан, не нашёл, сделал глоток и протянул бутылку Стэну. Тот охотно присосался к горлышку и зашипел от боли в развороченной десне.

– К твоему сведению, Рваная Губа не убивал Джила Паттерсона, – хмуро проговорил Гарри и сел на стул.

Усталость сковала его члены. Двигаясь медленно, как в воде, он раскурил сигару. Его помощник не спускал глаз с бутылки, но не решался на новый глоток.

– Гарри, даже если ты не ошибаешься, прослыть любителем индейцев – не лучший способ завоевать любовь горожан…

– Причём тут любовь? Шерифская звезда даётся человеку не для любви или ненависти. У нас тут убийство. И я не собираюсь смотреть на него сквозь пальцы. Куда они направились? К себе?

Стэн понюхал горлышко бутылки и пожал плечами.

– Куда ещё? Запрягли фургон и укатили. А горожане жали им руки на прощание…

– Оседлай своего мерина, я верну его позже. А потом сдай ключи и уходи домой.

– Увольнение? Ты не можешь так поступить со мной, Гарри!

– Ты соучастник преступления. Так и быть, я сделаю вид, что поверил твоему рассказу, будто тебя здесь не было. Но доверять тебе я больше не могу.

– Во имя Иисуса! И это из-за индейца?

Нацелив на Стэна огонёк сигары, Логан отчеканил:

– Это из-за закона.

– Что же, мне нужно было ради грязной двуногой твари наставить ружьё на Паттерсонов?

– Хватит споров. Делай, что сказано.

Опустив руки, Стэн поплёлся выполнять приказ. Логан заставил себя встать и перебрал сумку с припасами. По въевшейся кавалерийской привычке он всегда держал её наготове.

– Я запряг мерина…

Вид у Стэна был решительно убитый.

– Для тебя так важно быть помощником шерифа?

Стэн отвернулся, но не успел спрятать подозрительный блеск в глазах.

– Да, сэр, – промолвил он. – Считайте меня слабаком, но я не умею быть ни фермером, ни пастухом.

Логан подошёл к нему вплотную. Стэн напрягся, но не отступил, хотя и видно было, что его лицо заныло от воспоминаний о кулаках шерифа.

– Не уметь делать то или это – не самое подходящее качество для того, кто хочет защищать закон.

– Я знаю, сэр. Я скверный человек. Но не такой скверный, каким мог быть, если бы не служил здесь. Я хочу быть вашим помощником, сэр. Это единственное место, на котором я уважаю себя.

– Стэн Браун, если ты ещё раз подведёшь меня…

– Этого не будет, мистер Логан, сэр!

– Хорошо. Сейчас я поеду за Паттерсонами. А ты похорони Рваную Губу.

– Это невозможно! Во имя Иисуса, он индеец, к тому же, все считают его убийцей…