Потому что сейчас он мной не гордится. Я снова и снова разочаровываю, и он возненавидит меня до конца жизни.

Глаза жжет, но я продолжаю шмыгать носом и силюсь не плакать. Слишком часто я плачу в последнее время. Но все равно слышу в голове слова отца. Я ужасно хотел, чтобы он перестал во мне разочаровываться, и полагал, что как только покажу свою силу, так и произойдет. Но все вышло совсем иначе.

Вернувшись в свою комнату, я молчу, пока меня купают и помогают подготовиться ко сну. Позже мама приносит еду и какие-то флаконы с лекарствами, чтобы очистить мою раздраженную, разодранную кожу. Я снова молчу, хотя когда она поливает меня жгучей жидкостью, становится больно. Но шипы хотя бы исчезли, потому спать с ними мне не придется.

Вытерев последние капли крови, мама обхватывает мои щеки руками и заставляет на нее посмотреть.

– Слейд, я хочу, чтобы ты выслушал меня, и хочу, чтобы ты запомнил мои слова. Хорошо?

Я медленно киваю.

В ее взгляде сквозит неистовая любовь.

– Ты мой сын, и я уже горжусь тобой. Каждый день.

Кажется, будто я сейчас разревусь, как младенец, но с трудом глотаю подступивший к горлу ком.

– Но я слабый. Моя сила проявляется только, когда я испытываю эмоции, а отец говорит, что так не должно быть.

– Ты не слабый, – уверенно возражает мама. Когда я принимаюсь спорить, она продолжает: – Необязательно проявлять жестокость, чтобы быть сильным. Необязательно становиться злым, чтобы казаться храбрым. Необязательно смотреть на других свысока, чтобы казаться выше. Если ты испытываешь чувства, это не означает, что ты слабый. Наоборот, ты настолько умен, что позволяешь себе чувствовать.

Когда в глазах щиплет так сильно, что сдержаться уже невозможно, мама вытирает мне щеки большими пальцами.

– Я не хочу быть похожим на него, – шепчу я и смотрю на дверь, боясь, что отец меня услышит, хотя в комнате только мы с мамой. – Я не хочу ломать, заражать гнилью или портить. Я хочу быть хорошим.

На лице матери отражается печаль.

– Ты очень хороший, Слейд. Я каждый божий день тобой горжусь. И не потому, что на руках у тебя шипы, а по венам течет магическая сила. Не из-за крови или статуса, который ты однажды получишь. – Мама кладет руку мне на грудь, накрывая гулко бьющееся сердце. – Я горжусь тобой благодаря этому. Не из-за того, на что ты способен, а за то, кем ты однажды станешь.

– И кем я стану?

Она наклоняется и, убрав влажные волосы с моего лба, целует меня.

– Ты станешь собой. И будешь этим гордиться.

Глава 8

Слейд

Толком не помню, когда и как я заснул. Прихожу в себя, только когда входная дверь с грохотом распахивается, и я, лежа на диване, резко поднимаю голову, изогнув шею. Вижу, Райатт тоже здесь уснул, однако не ведаю, когда он вернулся. Брат подрывается со стула, на котором сидел, согнувшись, а я вскакиваю на ноги, чувствуя, как заходится сердце от столь внезапного пробуждения.

В пещере завывает ветер, и я понимаю, что уже снова стемнело: либо я проспал дольше положенного, либо буря полностью застлала солнце. Заметив копну желтых волос, я замираю.

– Джадд?

– Соскучился? – Стоя в дверях, он трясет головой, как мокрый пес, и в стороны летят капли воды.

Я вздыхаю и тру лицо рукой.

– Мои приказы и впрямь никто не слушает?

Райатт бросает на меня хмурый взгляд и отправляется на кухню.

– Нет, если приказы у тебя дурацкие, – живо отвечает Джадд.

Хочется что-нибудь ударить. Жуть как хочется.

Но потом Джадд отступает, и в комнату заходит худощавый мужчина, одетый в длинное пальто с нашитыми на плечах красными полосами, и закрывает за собой дверь.

Ходжат.

Меня переполняет облегчение, и, вытаращив глаза, я обращаюсь к Джадду:

– Ты проделал такой путь до лагеря, чтобы найти Ходжата и привезти его сюда?

– Ага.

Меня разрывает от удивления, благодарности и раздражения, что сам я до этого не додумался.

– Не за что, – улыбнувшись, говорит Джадд, снимает с плеча сумку и ставит ее на пол.

– Спасибо. – Присутствие Ходжата, который может осмотреть Аурен, немного развеивает сковавшую меня тревогу.

Они заходят в гостиную, а потом Джадд помогает нашему армейскому лекарю снять насквозь промокший плащ, пока Ходжат роется в висящей у него на плече сумке. Я слышу, как звякают флаконы.

– Хорошо, что ничего не намокло.

– Боюсь, другой твоей сумке повезло меньше, – говорит Джадд и показывает на мешок, который мокрой кучей валяется у входной двери.

– Ничего, капитан Джадд, – говорит Ходжат, стряхнув с каштановых волос воду.

Из коридора появляется уставшая Лу.

– Что-то ты долго, – зевая, произносит она.

– Ты же знаешь, как я ненавижу летать, – отвечает Джадд, сняв плащ и повесив его на крючок возле камина, где уже висит наша одежда. – Да еще и сквозь бурю прорваться пришлось. Дождь стал мокрым снегом, а мокрый снег обернулся градом. Ты была когда-нибудь под градом, пытаясь удержаться в обледеневшем седле вместе с лекарем, который боится высоты? – стаскивая сапоги, спрашивает он.

– За последнее время нет.

Он снова трясет волосами.

– Так вот это трудно.

Ходжат хмурится.

– Капитан Джадд, я впервые летал на тимбервинге, – говорит он и легонько вздрагивает, снимая мокрые сапоги. – И летать с вами… не очень приятно.

Лу фыркает. Райатт возвращается с парой оловянных кружек, от которых поднимается пар. Он протягивает их Джадду и Ходжату, которые с благодарностью берут их и хлебают бульон.

Из-за этой шуточной перепалки терпение у меня рвется, как бумага.

– Никто не хочет объяснить, почему вы не вернулись к войску, как я приказал?

Они вчетвером смотрят на меня, как на капризного ребенка, бросая на меня взгляд, так и говорящий «ну ты и устроил».

– Успокойся, – говорит Джадд и, подойдя, хлопает меня холодной рукой по спине. – С войском Оз, и они по его приказу уже выдвинулись. У него все в порядке. К тому же мы с Лу сошлись на том, что тебе понадобится Ходжат. Ради Дигби и ради… – Он замолкает и смотрит на еще лежащую на диване Аурен. – Она до сих пор не проснулась?

Я резко качаю головой.

– Извините, капитан Лу, – шепчет Ходжат и обходит ее, встав перед Аурен. Он внимательно смотрит, и левая сторона его обожженного лица от беспокойства морщится. – Капитан Джадд сказал, что нам нельзя прикасаться к ней в светлое время суток, это правда?

– Правда, – отвечаю ему я. Ходжат – единственный, помимо моего Гнева, кому я безоговорочно доверяю. Лекарь знает немало тайн, и теперь, когда он рядом, мне становится гораздо легче от того, что он может помочь Аурен. – Но она так и не позолотила подушки или чулки Лу. Не знаю, хорошо это или плохо. Возможно, она просто истощила силы.

Ходжат задумчиво хмыкает.

– Ну, уже ночь. Могу я?..

Кивнув, я отхожу, чтобы он внимательно ее осмотрел. Для начала Ходжат щупает ее лоб, проверив температуру, подносит пальцы к губам, чтобы подсчитать вдохи, ощупывает руки и ноги, а после прижимается ухом к груди.

– Ну что?

– Кажется, будто она просто отдыхает. Возможно, и правда потратила слишком много сил, как вы и сказали. Кажется, припоминаю, Ваше Величество, что и вы не раз теряли сознание, когда чересчур злоупотребляли своей силой, – с обнадеживающей улыбкой замечает Ходжат.

– Я оставил в ней частичку гнили, – выпаливаю я. – И не могу ее вытащить.

Он смотрит на меня карими глазами, окруженными морщинками.

– По-вашему, это наносит какой-то урон?

На всякий случай проверяю еще разок и качаю головой.

– Ничего такого не чувствую. Гниль просто не покидает ее тело.

Он хмыкает еще раз.

– Вы за этим понаблюдаете?

– Да.

Кивнув, он смотрит на Джадда, а потом снова на меня.

– Капитан Джадд сказал, на спине у нее могут быть раны.

Я каменею.

Джадд поднимает руки.

– Да-да, я многое ему рассказал, но, чтобы помочь ей, он должен это знать.

Я качаю головой, потому что не сержусь на него за то, что он рассказал Ходжату. Я бы тоже так поступил. Я злюсь, что просто лишь перевернул ее на бок.

– Я не мог… – Я прочищаю горло, пытаясь казаться сильнее, чем чувствую. – Я не проверял.

Потому что я трус.

Потому что я не мог этого вынести.

Ходжат не бранит меня, хотя я того заслуживаю. Он просто наклоняет голову, показав на Аурен.

– Лучше, если я сделаю это сам. Наклоните ее вперед, чтобы я осмотрел ее и, если понадобится, обработал раны.

Кивнув, я обхожу диван с другой стороны. Аккуратно беру Аурен за плечи и переворачиваю ее на живот. Ходжат тем временем роется в висящей поперек его груди сумке и достает ножницы. Не теряя времени даром, он осторожно разрезает платье.

Когда ее спина обнажается, с моих губ срывается судорожный вдох. Я слышу, как мой Гнев громко охает, и все подходят поближе, желая рассмотреть. А я не могу. Я словно прирос к полу.

Спина у нее в ужасном состоянии.

Атласные золотые ленты, которые прежде росли вдоль ее позвоночника, как оперившиеся крылья, полностью уничтожены. У нее вырвали все двадцать четыре тонкие полоски, которые ранее шлейфом тянулись за ней. Теперь же на ее окровавленной спине торчали обрубленные лоскуты около одного-двух дюймов.

Ленты Аурен были прекрасны. Бесподобны. Они показывали ее истинную натуру фейри. Они были такими же яркими и живыми, как она. А теперь их срезали, как ветку дерева, отрубили и измельчили.

«Воспользуйся лентами».

«Я не могу».

Я смотрю на обрубки, на запекшуюся на кончиках кровь и замазанную по коже золотистыми брызгами, и глаза наполняются слезами. Кончики лент искорежены и истрепаны, а кожа усеяна синяками. И даже сейчас из некоторых лоскутов сочатся золотые капли крови. Я снова проклинаю себя за то, что слишком сильно тряхнул ее, за то, что сразу не осмотрел ее. За то, что был трусом.

– Черт… – слышу от Джадда.

– Будь проклят этот монстр, – отвернувшись, выплевывает Лу.

У меня же в горле стоит такой ком, что я не могу выдавить ни слова.

– Ладно. – Ходжат, единственный, на чьем лице не отражается злость, ужас и жалость. Он ничего не сказал и не прокомментировал. Нет, он просто непринужденно, методично и без сомнений вошел в роль лекаря.

– Командир Райатт? – говорит он, обратившись к моему брату. Он один из немногих, помимо моего Гнева, знает, что у меня есть брат, который берет на себя командование войском, когда я принимаю облик короля. – Нужно, чтобы вы вскипятили немного чистой воды. – Затем он поворачивается к Лу. – Еще мне понадобится большая рубашка, которую можно завязать или застегнуть на пуговицы. Желательно такого же размера, как у капитана Озрика.

Лу и Райатт тут же расходятся в разных направлениях.

– Вы, – говорит Ходжат, показав на нас с Джаддом, – ей нужна кровать, чтобы ей было удобнее, пока я ею занимаюсь.

– Я уже развел огонь в твоей комнате, – кричит из кухни Райатт.

Кивнув, я осторожно беру Аурен на руки. Джадд идет по коридору впереди меня. Мы проходим в мерцающем свете от висящих на стенах канделябров. Джадд открывает дверь в самом конце коридора и быстро идет к кровати, стаскивает с нее меха и одеяла. В комнате тепло, камин потрескивает и излучает тепло, заливая все успокаивающим оранжевым светом, но запах плесени не уходит, поскольку комнатой давно не пользовались. Прошло немало времени с тех пор, как я останавливался здесь в последний раз.

Не теряя времени, Джадд зажигает фонарь, стоящий на тумбе, и раздвигает плотные коричневые шторы. Мы не утруждали себя установкой окон в Гроте, пожелав скрыть все происходящее внутри от внешнего мира. Тем не менее комната не кажется очень замкнутой из-за светящегося флуоресцентного камня пещеры, который отбрасывает успокаивающий синий цвет, почти напоминающий сияние звезд.