Во время короткого правления сурового голландца папы Адриана VI Йуханна ал-Асад, как и другие клиенты Медичи, предположительно, имел мало общего с папским двором. Но как только в конце 1523 года состоялось (весьма спорное) избрание кардинала Джулио де Медичи папой римским, услугами Йуханны ал-Асада, возможно, снова воспользовались. Папа Климент VII немедленно учредил две кардинальские комиссии, одна из которых должна была найти способы обуздать последователей Лютера, а другая – объединить христианских властителей против турок. Последнее оказалось еще труднее, чем во времена правления двоюродного брата Климента, папы Льва X. Конфликт между Францией и Священной Римской империей снова превращал Италию в поле битвы (Франциск I даже тайно уведомил султана Сулеймана о том, когда ему лучше напасть на их нынешнего общего врага, Карла V). Великий турок одерживал впечатляющие победы в Венгрии, а тунисские и другие мусульманские корсары захватывали папские галеоны прямо в устье Тибра. Знакомство Йуханны ал-Асада с политической ареной Магриба могло быть использовано, скажем, в связи с ожидаемыми нападениями принца-пирата204 Хайраддина Барбароссы на Сицилию205. Может быть, он опять переводил арабские письма для папской канцелярии. По крайней мере, один из новых хранителей библиотеки Ватикана интересовался мусульманской доктриной и, возможно, обращался за советом к Йуханне ал-Асаду, правда, новая инвентаризация рукописей была начата только несколько лет спустя206.
Однако библиотекарь Ватикана Джироламо Алеандро, вернувшийся в Рим в 1525–1526 годах, был связан с Йуханной ал-Асадом в пересказе одного разговора, ходившего среди ученых-ориенталистов. По одной из версий, беседа шла между Эгидио да Витербо и неким еврейским каббалистом из Африки207. Согласно другой версии, беседовали Джироламо Алеандро и обращенный в христианство арабский факих, похожий на Йуханну ал-Асада. Последняя версия происходит из солидного источника: от двоюродного брата Джироламо по имени Пьетро Алеандро, молодого церковника, который жил тогда в Риме и выступал там как представитель Джироламо. Речь зашла о рыбе, обещанной праведникам на пиршестве в раю, и ученый араб спросил Алеандро, почему Христос отдавал такое предпочтение этой пище. Алеандро отвечал пространно, очевидно, имея в виду ту рыбу, которую Христос дал своим апостолам после воскресения (Ин. 21: 9–13). На это араб сказал «в шутку»: «Я вижу, что Мессия не хотел разочаровать своих учеников, ожидавших этого пира». Даже если Йуханна ал-Асад никогда не произносил таких слов, эта история показывает, какого рода разговоры современники находили для него уместными208.
***
В середине 1520‐х годов Йуханна ал-Асад мог совмещать преподавание арабского языка, работу над переписыванием рукописей, переводами и сочинительством с путешествиями за пределы Рима и его окрестностей. Выезжая из Рима, он видел акведуки, которые наводили его на мысли о тех, что были построены за триста лет до этого великим альмохадским халифом ал-Мансуром для доставки пресной воды в Рабат. На севере он добрался до Венеции, водные пути которой напомнили ему Каир во время разлива Нила («в такие дни Каир становится Венецией»). Черные камни мостовой во Флоренции походили на те, что он видел в Гафсе, в Тунисском королевстве. В Неаполе Йуханна, хоть и чужеземец, разговорился с людьми, которые в 1520 году были свидетелями отвоевания мусульманами у испанцев острова Пеньон-де-Велес у берегов Рифа: христианского командира убил один из его собственных солдат, жену которого тот соблазнил, а затем армия, посланная султаном Феса, сделала остальное. Все это время Йуханна ал-Асад чутко улавливал своим ухом иностранца множество местных слов – те, что обозначали разные ткани, инструменты, сорта рыбы, виды продуктов сельского хозяйства209.
Самые значительные поездки за пределы Рима он совершил в Витербо и Болонью. Витербо, расположенный недалеко от Рима, был родным городом кардинала Эгидио, где тот вступил в орден августинцев и начал учиться. Эгидио часто возвращался туда на протяжении многих лет, но особенно важные обязанности приводили его туда, начиная с декабря 1523 года, когда папа Климент VII назначил его епископом210. Во время одного такого визита крестник сопровождал его – именно в Витербо в 1525 году Йуханна ал-Асад закончил править перевод Корана на латынь, выполненный Иоаннесом Габриэлем.
В том же году Эгидио выступал с проповедями по всей своей епархии. Если Йуханна ал-Асад слышал, как его крестный отец произносил их, или читал его наброски, то его, должно быть, с одной стороны, ослепило мощное и притом доступное ораторское искусство Эгидио, очевидное даже для ушей и глаз иностранца, а с другой, встревожило отношение епископа к исламу. Так, прихожанам в Баньяйе кардинал говорил, что Исмаил и его мусульманские потомки были ужасным орудием возмездия евреям и христианам за грех Авраама, изгнавшего Агарь, мать Исмаила211. Йуханне ал-Асаду была известна совсем иная, исламская традиция, гласившая, что Исмаил был, скорее всего, тем сыном, которого Авраам собирался принести в жертву, что поэтому Исаак стал наградой Аврааму за покорность Богу и что позднее Авраам посетил Исмаила в земле, которой предстояло стать Меккой, где они вместе построили Каабу. («Дом», – надписал Йуханна ал-Асад над этим стихом в принадлежавшем Эгидио экземпляре Корана, исправив написанное Иоаннесом Габриэлем слово «храм» на правильный мусульманский термин для обозначения Каабы.212)
Коран объединяет Исмаила и его брата Исаака (2: 136):
Скажите: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам и что ниспослано Ибрахиму, Исмаилу, Исхаку и Йакубу и коленам, и что было даровано Мусе и Исе, и что было даровано пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся»213.
Эгидио, напротив, подчеркивал различие, вопрошая своих слушателей в Баньяйе: «Кто владеет Азией? Мусульмане! Кто занимает Африку? Мусульмане! Кто завоевал прекрасную и значительную часть Европы? Мусульмане!.. Долго же Агарь и Исмаил царствуют повсюду»214. Йуханна ал-Асад, наверно, покачал головой при этих возмущенных словах. Могло ли его понимание Корана когда-нибудь изменить взгляд Эгидио на наследие Исмаила?215
Визит Йуханны ал-Асада в Болонью полутора годами раньше, пожалуй, был приятнее. В 1523 году Болонья, входившая тогда в состав Папского государства, процветала. Возможно, он заглянул в ее шелкоткацкие мастерские – это ремесло особенно интересовало его еще в Марокко, где его ввели в обиход беженцы из Гранады. Еще большее впечатление на него, наверно, произвел университет с его знаменитыми факультетами медицины и права. Он ходил посмотреть коллегию для учащихся из Испании, среди которых, возможно, были студенты из его родной Гранады, а может быть, прослушал несколько лекций216. Философию в Болонье преподавал до своей смерти в 1524 году последователь Аристотеля Пьетро Помпонацци, который в 1516 году потряс ученый мир, заявив, что с помощью естественного разума невозможно доказать бессмертие души. В ходе возникшей полемики Помпонацци опубликовал еще два трактата, решительно отстаивая свою точку зрения аргументами разума и одновременно подтверждая свою искреннюю веру в учение церкви о воскресении и благодати, делающих бессмертие возможным. За много лет до этого Помпонацци преподавал философию Аристотеля Альберто Пио и с тех пор пользовался его покровительством и вниманием. Йуханна ал-Асад вполне мог узнать о Помпонацци, работая над рукописями Альберто Пио в Риме. В то же время он, возможно, слышал, как кардинал Эдигио критиковал нечестивые утверждения Помпонацци по поводу души и его «дерзкие» заявления, что человек не может установить при помощи разума, что Бог карает за грехи и вознаграждает добродетель в мире ином217. Если Помпонацци произвел на Йуханну ал-Асада сколько-нибудь положительное впечатление, то последнему надлежало хранить это в тайне от своего крестного отца.
Самым важным из знакомств, завязанных в Болонье, оказалось знакомство с еврейским врачом и ученым переводчиком Якобом Мантино. Семья Якоба бен Самуэля бежала из Каталонии в Италию примерно тогда же, когда семья ал-Ваззана уехала из Гранады в Фес. После обучения медицине в Падуе (евреям разрешалось посещать лекции по медицине в итальянских университетах), Мантино открыл практику в Болонье, где имелась крупная еврейская община: банкиры, торговцы, ученые, мастера шелкоткацкого производства, врачи и их семьи. Кроме того, он начал переводить на латынь комментарии к Аристотелю, извлеченные из еврейских текстов, в особенности из переводов на иврит трудов знаменитого мусульманского философа и юриста Аверроэса (Ибн Рушда) из Кордовы. Как отметил Мантино в 1521 году в посвящении папе Льву X, многие труды Аристотеля сохранились только в переводах на иврит и в невнятных и «варварских» латинских переводах с арабского. А без хороших переводов Аверроэса на латынь невозможно постигать «божественный гений» Аристотеля218. Йуханна ал-Асад, вероятно, согласился бы с этим, так как и сам считал комментарии Аверроэса к Аристотелю «превосходнейшими, выдающимися» (praestantissimus, notissimus) и взволнованно рассказывал Якобу бен Самуэлю, что посетил место первого захоронения Аверроэса (595/1198) в Марракеше219.
Вероятно, именно по инициативе еврейского ученого установилась связь между ним и нашим факихом в Риме. Мантино уже давно мечтал научиться читать по-арабски, что проявилось в начале 1520‐х годов в необычном проекте арабско-еврейско-латинского словаря, а также много лет спустя, во время путешествия в Дамаск. Его путь к знакомству с Йуханной ал-Асадом был краток: не только Лев X знал их обоих – а Матино побывал в Риме в связи с изданием и представлением своей книги папе в 1521 году, – но и Альберто Пио довелось использовать один из переводов Мантино, а Эгидио да Витербо, хоть и не был согласен с еврейским ученым насчет ценности Аверроэса, считал его одним из «самых сведущих в древнееврейском языке» людей в Италии220.
Йуханна ал-Асад, по-видимому, обрадовался приглашению составить арабско-еврейско-латинский словарь вместе с Якобом бен Самуэлем. Переводческая практика долгое время была одним из его занятий в качестве дипломата, а также частью его повседневной жизни в Италии. Словарь должен был приобщить его к традициям научного перевода на арабский язык: они существовали во времена Аббасидского халифата в Багдаде IX века, когда переводили с греческого, о чем он писал с одобрением, а также, как он утверждал, с латыни в Кордовском халифате в X веке. Он вспоминал «с восхищением, какое множество сочинений видел переведенными с латыни [на арабский язык], сочинений, которых уже не найти нигде [в Европе] на латыни»221.
Участие в составлении межъязыкового словаря было бы для него увлекательным предприятием. В средневековой Испании христиане создали несколько арабско-латинских и арабско-испанских словарей, как, предположительно, и жившие там евреи составляли арабско-ивритские словари, но Мантино должен был бы сказать своему арабоязычному коллеге, какой редкостью были тогда такие рукописи в Италии222. Йуханна ал-Асад хорошо знал о существовании в странах ислама многовековой традиция создания трудов по арабской лексикографии – в сущности, он как раз тогда знакомил Мантино с ал-Халилем ибн Ахмадом ал-Фарахиди, основавшим этот жанр в VIII веке. За то время, что он читал и странствовал, ему на глаза мог попасться также и арабско-персидский или арабско-турецкий словарь или список слов. Но вряд ли он когда-либо видел рукопись арабско-латинского или арабско-ивритско-латинского словаря223.
[204] Османский корсар Хайраддин Барборосса в 1523 году носил титул султана Алжира и признавал себя вассалом османского султана. С точки зрения европейцев, было бы более правильно назвать его «вице-король», а не принц (Прим. науч. ред.).
[205] Setton K. M. The Papacy. Vol. 3. P. 221–255.
[206] Новыми хранителями были Фаусто Сабео и Николо Маджорани. Сабео прочел рукопись сочинения «Doctrina Machumet» («Богословие Мухаммада») – переработанный христианский средневековый перевод некоего арабского текста (Bobzin H. Der Koran im Zeitalter der Reformation. Beirut; Stuttgart, 1995. S. 50, 217, 326, 332). Сабео и Маджорани начали составлять каталог ватиканских рукописей через некоторое время после разграбления Рима в 1527 году, а значит, после отъезда ал-Ваззана из Италии. Завершенный в 1533 году, этот каталог включал в себя арабские рукописи, но без того дополнительного вклада компетентного специалиста, который мог бы внести Йуханна ал-Асад. См.: Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 113–119.
[207] Эту историю впервые рассказал в печати в 1543 году Иоганн Альбрехт Видманштадт в своих латинских аннотациях к «Doctrina Machumet», или «Theologia Mahometis», как он назвал этот труд (см. выше прим. 3 на с. 125). В комментарии по поводу гигантской рыбы (голова на востоке, хвост на западе), которую подадут по прибытии в мусульманский рай, Видманштадт заметил, что талмудисты и каббалисты могут многое сказать о такой рыбе, а далее привел беседу между Эгидио да Витербо и «его учителем М. Земато». Последнего в других источниках называют «ученым евреем родом из Африки». Mahometis Abdallae Filii Theologia Dialogo explicata, Hermanno Nellingaunense interprete. Alcorani Epitome Roberto Ketense Anglo interprete… Iohannis Alberti Vuidmestadij… N. p. [Nuremberg], 1543. P. n4v–o1r; Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 109; Perles J. Beiträge zur Geschichte der hebräischen und aramäischen Studien. Munich, 1884. S. 186, n. 1; Bobzin H. Der Koran im Zeitalter. S. 298, n. 139, 331–332, 360, n. 444.
[208] Такая версия этой истории появилась в печатном виде в 1547 году в итальянском переводе «Theologia Mahometis», который, наряду с другими сочинениями об исламе, был присоединен к изданию первого перевода Корана на итальянский язык, опубликованного Андреа Арривабене в Венеции. Переводчик включил сделанные Видманштадтом пояснения на полях к «La Dottrina di Macometto», но изменил те, что относились к рассказу о рыбе, написав, что беседа происходила между кардиналом Алеандро (Джироламо стал кардиналом в 1538 году) и «М. Zematto Rabi Arabo preso in Africa», «М. Зематто, ученым арабом, захваченным в Африке». Далее он сообщил подробности о Зематто, рассказанные «моим собственным дядей Пьетро Алеандро»: этот араб был подарен папе Клименту VII, крещен, прожил три года в Риме, а затем при разграблении Рима бежал и «снова сделался турком». Как предполагает также Франсуа Секрэ, это несомненная версия истории ал-Хасана ал-Ваззана, в которую вплелось имя еврея Зематуса и произошла путаница по поводу причастного к ней папы римского. Никаких сообщений об ученом арабе, захваченном в Африке и крещенном Климентом VII, не существует. См.: L’Alcorano di Macometto, nel qual si contiene la dottrina, la vita, i costumi, et le leggi sue. Tradotto nuovamente dall’arabo in lingua italiana. N. p. [Venezia], 1547. F. 22v–23r; Bobzin H. Der Koran im Zeitalter. S. 263–264; Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 126, n. 89; Frede C. de. La prima traduzione italiana del Corano. Napoli, 1967. P. 31–48, 63–73. Пьетро Алеандро, каноник церкви в Аквилее и сын кузена Джироламо, Луиджи, выполнял различные поручения Джироламо в Риме (Pasquier J. Jérôme Aléandre. P. 10, n. 2, 225, n. 7, 352, n. 5; Mazzuchelli G. Gli Scrittori d’Italia. 3 vols. Brescia, 1753. P. 425, 431). Таким образом, возможно, что один из племянников Пьетро Алеандро и есть неизвестный редактор/переводчик этого издания.
[209] CGA. F. 123r, 146v, 152r–v, 231r, 353v, 369v, 414r; Ramusio. P. 146, 168, 173, 241, 352, 366, 411; Épaulard. P. 165, 190, 196, 275–276, 424, 444, 513; Brignon J., Amine A., Boutaleb B. et al. Histoire du Maroc. P. 174. Он также отмечает сходство между черепицей, которую видел в Ассизи и Фабриано, и тонкими черными плитками, какие можно видеть в горных деревнях Атласа (CGA. F. 115r; Ramusio. P. 137; Épaulard. P. 153). Он сравнивает изразцы на медресе в Марракеше с теми, что в ходу в Испании (CGA. F. 71r–v; Ramusio. P. 97; Épaulard. P. 105). Вероятно, это детское воспоминание о Гранаде, подкрепленное пояснениями его родителей, так как нет никаких свидетельств того, что ал-Хасан ал-Ваззан когда-либо возвращался в Испанию.
[210] Martin F. X. Friar, Reformer. P. 13–28, 183.
[211] Monfasani J. Sermons of Giles of Viterbo. P. 184–185 (латинский текст проповеди Эгидио да Витербо: Vat. Lat. 6320); A Sermon Delivered by The Most Revered Giles of Viterbo, O. S. A. at Bagnaia (Balnearia) on 15 October of the Year of Salvation 1525 / Transl. by J. C. Schnaubelt // Martin F. X. Friar, Reformer. P. 331–332.
[212] Glassé C. The Concise Encyclopaedia of Islam. P. 193: большинство мусульманских комментаторов отождествляет Исмаила с сыном, предназначенным в жертву, хотя в Коране не названо имя сына в соответствующем стихе (37: 102–103). Йуханна ал-Асад не добавил имени, просматривая эти стихи в латинском переводе Иоаннеса Габриэля, а только переправил написанное переводчиком «О, мой сын» на «O, мой сынок» (Biblioteca Ambrosiana. MS D100 inf. Al-Qur’an in Arabic and Latin. F. 444b, Sura «De Ordinibus», verses 93–94; Qur’an 2: 122–133; MS D100 inf. Al-Qur’an in Arabic and Latin. F. 18b, 21a–21b, Sura «Vacca», verses 120–134).
[213] The Koran Interpreted / Transl. by A. J. Arberry. 2 vols. New York, 1955. Vol. 1. P. 45.
[214] Monfasani J. Sermons of Giles of Viterbo. P. 185; Egidio da Viterbo. Sermon // Martin F. X. Friar, Reformer. P. 332.
[215] Вполне возможно, беседы с ал-Хасаном ал-Ваззаном повлияли на взгляды Эгидио в том отношении, что заставили его усилить критику в отношении Исмаила, сына Ибрагима. Дело в том, что Ибрагим и Исмаил – весьма важные персонажи в мусульманской доктрине. Коран объявляет их не только строителями Каабы, но и первыми мусульманами. В айате 2: 131 в отношении Ибрагима употребляется глагол «покорился [Аллаху]» (аслама), а в айате 2: 132 употребляется слово «покорившиеся [Аллаху]» (муслимун) в отношении его сыновей. Таким образом, ислам объявляется более древней религией по отношению к иудаизму и христианству, поскольку Ибрахим и Исмаил жили намного раньше Моисея и Иисуса (Муса и Иса в мусульманской традиции) (Прим. науч. ред.).
[216] CGA. F. 146v («el collegio di spagna che e in Bologna»); Ramusio. P. 168; Épaulard. P. 190; Malagola C. Monografie storiche sullo studio bolognese. Bologna, 1888. P. 182, 184, 190, 191: перечислено несколько испанских ректоров университета, причем все они были студентами Коллегии Испании в первые три десятилетия XVI века.
[217] Pietro Pomponazzi. On the Immortality of the Soul / Transl. by W. H. Hay II // Cassirer E., Kristeller P. O., Randall J. H. Jr. The Renaissance Philosophy of Man. Chicago, 1948. P. 257–381, см. там же: Randall J. H. Jr. Introduction; Schmitt Ch. Alberto Pio. P. 47–52, 59; O’Malley J. W. Giles of Viterbo. P. 41–48; Ruderman D. The World of a Renaissance Jew: The Life and Thought of Abraham ben Mordecai Farissol. Cincinnati, 1981, гл. 9. Якоб Мантино восхвалял Помпонацци в посвящении к своему латинскому переводу комментария Аверроэса в 1523 году и мог бы послужить еще одним источником, из которого Йуханна ал-Асад узнал об этом философе (Kaufmann D. Jacob Mantino. Une page de l’histoire de la Renaissance // Revue des études juives. 1893. Vol. 27. P. 223).
[218] O евреях Болоньи см.: Ruderman D. Introduction // Essential Papers on Jewish Culture in Renaissance and Baroque Italy / Ed. by D. Ruderman. New York; London, 1992. P. 7, 8, 30; Banchi ebraici a Bologna nel XV secolo / A cura di M. G. Muzzarelli. Bologna, 1994; Kaufmann D. Jacob Mantino. P. 30–60, 207–238; на с. 220–223 см. посвящения Мантино к первым изданиям его латинских переводов Аверроэса с иврита, то есть к комментарию Аверроэса на труд Аристотеля «De Partibus et generatione animalium», посвященному Льву X (Рим, 1521), и к комментарию с резюме Аверроэса на «Метафизику» Аристотеля, посвященному Эрколе Гонзага, епископу Мантуи (Болонья, 1523). В целом о заслугах еврейских ученых в увековечении мысли Аверроэса см.: Ivry A. L. Remnants of Jewish Averroism in the Renaissance // Jewish Thought in the Sixteenth Century / Ed. by B. D. Cooperman. Cambridge, 1983. P. 243–265; о роли Мантино см.: Burnett Ch. The Second Revelation of Arabic Philosophy and Science: 1492–1562 // Islam and the Italian Renaissance / Ed. by Ch. Burnett, A. Contadini. London, 1999. P. 192–198. О происхождении Мантино из Каталонии см.: Stow K. The Jews in Rome. 2 vols. Leiden, 1997. Vol. 1. P. 161, n. 415; Vol. 1. P. 162, n. 417.
[219] Biblioteca Medicea Laurenziana (Florence). MS Plut. 36.35. Al-Hasan al-Wazzan. De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes. F. 52v; De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes, per Johannem Leonem Affricanum [sic] // Johann Heinrich Hottinger. Bibliothecarius Quadripartitus. P. 279. O погребении Ибн Рушда в Марракеше и последующем перезахоронении в Кордове см.: Hernández M. C. Abu-l-Walid ibn Rushd (Averroes): vida, obra, pensamiento, influencia. Córdoba, 1986. P. 37.
[220] Kaufmann D. Jacob Mantino. P. 32–33, 56–57; O’Malley J. W. Giles of Viterbo 46–47; Schmitt Ch. Alberto Pio. P. 62, n. 66.
[221] Biblioteca Medicea Laurenziana. MS Plut. 36.35. Al-Hasan al-Wazzan. De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes. F. 31r–33r; De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes, per Johannem Leonem Affricanum [sic] // Johann Heinrich Hottinger. Bibliothecarius Quadripartitus. P. 246–249; CGA. F. 36v; Ramusio. P. 59; Épaulard. P. 57. О переводах в арабском мире см.: Hitti Ph. K. History of the Arabs from the Earliest Times to the Present. 10th ed. New York, 1996. P. 310–315; Gutas D. Greek Thought, Arabic Culture: The Graeco-Arabic Translation Movement in Baghdad and Early Abbasid Society (2nd–4th/8th–10th Centuries). London, 1998. Переводы с латыни на арабский изучены гораздо слабее, но ученые обнаруживают все больше данных об этом в период Кордовского халифата и позднее: переводы римских хроник, сочинений Орозия и Исидора Севильского, древнеримских сочинений по сельскому хозяйству (Колумелла, Варрон), а также Библии и текстов по каноническому праву (последние в переводе мосарабов, арабизированных жителей Пиренейского полуострова, не перешедших в ислам). См.: Safran J. M. The Second Umayyad Caliphate. The Articulation of Caliphal Legitimacy in al-Andalus. Cambridge, 2000. P. 164–166; Bermejo J. V. Fuentes latinas de los geógrafos árabes // Al-Andalus. 1967. Vol. 32. P. 241–260; Bolens L. Agronomes andalous du Moyen-Âge. Genève, 1981. P. 34, 44–49; Kassis H. E. The Mozarabs // The Literature of al-Andalus / Ed. by M. R. Menocal, R. P. Scheindlin, M. Sells. Cambridge, 2000. P. 423–425. Йуханна ал-Асад рассказывает, что читал сочинение по сельскому хозяйству, «Сокровища земледельцев», переведенное с латинского языка на арабский в конце X в. (CGA. F. 36v).
[222] Haywood J. A. Arabic Lexicography. Its History, and its Place in the General History of Lexicography. Leiden, 1960. P. 128–129. Латинско-арабский глоссарий, составленный мосарабами в Испании в конце XII или начале XIII века, приобрел в XVI веке французский ориенталист Гийом Постель. См.: Koningsveld P. van. The Latin-Arabic Glossary of the Leiden University Library. Leiden, 1977. P. 1–6. Единственный арабско-латинский словарь, который встретился мне в итальянском собрании, – это рукопись рубежа XII–XIII веков из библиотеки Доминиканского монастыря во Флоренции. Две трети ее составляет латинско-арабский словарь и одну треть арабско-латинский (Vocabulista in Arabico / A cura di C. Schiaparelli. Firenze, 1871. P. XII–XXI). Очевидно, что ни одного такого словаря не было в библиотеке Ватикана во времена Мантино.
[223] Biblioteca Medicea Laurenziana. MS Plut. 36.35: Al-Hasan al-Wazzan. De Arte Metrica Liber. F. 54r–55v: «El Chalil filius Hacmede el Farahidi»; Codazzi A. Il Trattato dell’Arte Metrica. P. 185–186. Об ал-Халиле см.: Haywood J. A. Arabic Lexicography, гл. 3–4; об арабско-персидских и арабско-турецких словарях см.: Ibid. P. 107, 118–119. Самым известным был арабско-персидский словарь аз-Замахшари (ум. 538/1144).
