Наталья Нестерова: Мексика – она одна такая! ¡Como Mexico no hay dos!

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Е. Умеренков, 2023

Все права защищены

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Наталья и Евгений Умеренковы поженились, когда учились на журфаке Ленинградского университета. Девичья фамилия Натальи – Нестерова – стала ее литературным псевдонимом. Первым читателем всех ее книг был муж, а его одобрение выражалось формулой «катит», то есть новая история держит внимание, цепляет, хочется ее дочитать. Пару раз, когда «не катило», Наталья рукопись откладывала, начинала новую. Сделать совместную книгу о Мексике задумала Наталья, семь лет семья прожила в этой стране, где Евгений работал собкором «Комсомольской правды». Но написать для нее она успела совсем немного. А «катит» эта книжка или нет, решать уже вам, читатель!

* * *

В молодости мы ищем рассказчиков, а в старости – слушателей. Может, поэтому я быстро согласился с предложением Наташи: давай вместе напишем книгу о Мексике. Мы прожили там с детьми почти семь лет, и нам действительно было что вспомнить об этой стране и ее людях.

¡Como Mexico no hay dos! (Мексика – она одна такая!) – говорят мексиканцы иностранцам, интересующимся историей, культурой, да и политикой страны ацтеков и майя. Русский человек тоже уверен в уникальности своей страны и культуры. В этом у нас с мексиканцами общий подход к теме: такой страны, как наша, больше не найти. Но это ни в коем случае не означает: «наша страна лучше других и выше всех».

Идея была проста: отбираем самые интересные из моих репортажей и очерков, которые я написал для газеты «Комсомольская правда», чьим собкором в Мексике был в девяностые годы, а Наташа «связывает» их своими воспоминаниями, комментариями, наблюдениями. Добавляет, как она собиралась, «крупный план» – впечатления и ощущения, портреты и предыстории…

Наташа успела написать только зачин. Дала почитать. Мне показалось, что как-то слишком лихо задала она тон и стилистику нашей будущей книги, подумалось, что ее энергетике, жизнерадостности и чувству юмора будет соответствовать далеко не всё, что написал о Мексике я. Но она убедила меня, что всё получится.

Мои материалы, как и других зарубежных коллег-собкоров, выходили в газете в те годы сильно сокращенными – тогда была только бумажная версия, а девятый вал судьбоносных событий в собственной стране в «роковые девяностые» оставлял мало места на ее полосах для рассказов о заморских чудесах и чудаках. В лучшем случае напечатанной оказывалась половина текста моих «познавательно-развлекательных» репортажей из Мексики. Увидеть, какой «омылок» вышел в номере от переданного в стенбюро объема, я мог только через неделю-полторы после публикации – пока еще газета с почтой дойдет из-за океана. А узнать очень хотелось. Поэтому, когда редактор по телефону сообщал, что публикация вышла, но в сокращенном виде, мы спрашивали: «Руки твои после рубки по живому тексту в крови, как у мясника, по локоть или только до запястья?..»

Решать, получилась или нет книга, будет читатель. Наташа считала, что тем, кто интересуется этой далекой и удивительной страной, будет интересно. Это и придало мне недостававшей самоуверенности, чтобы предложить к чтению тексты, написанные в конце прошлого века и даже тысячелетия. Менять временные ориентиры я не стал – просто делайте поправку на прошедшее время, даже если какие-то реалии той поры будут вам незнакомыми или покажутся не совсем понятными. Править время – дело неблагодарное, это оно нас с вами еще поправит…

Крупный план. Последний

Наталья Нестерова
Муза как спутница жизни

Муза – это ерунда. Существо капризное и быстропортящиеся. У творца должна быть жена. В своей массе творцы (живописцы, поэты, скульпторы, композиторы, изобретатели и так далее, включая журналистов) любят домашний уют, чистые носки, вкусную еду и натурально-биологические произведения в виде хорошо воспитанных детей. С этим всем никакая муза долго справляться не способна. Если, конечно, не переквалифицируется в жену, верную спутницу жизни. Имя этим труженицам, то есть нам, – миллион. Безмолвные героини, которые греются у чужого костра славы. Хотя дровишки-то своими ручками таскали да подкидывали.

Слово «безмолвные» меня почему-то бесит. Мы ведь не объекты природы, вроде деревьев или гор. Нам есть что сказать. Вот возьму и скажу. Каково было жене собственного корреспондента «Комсомольской правды» в Мексике в конце прошлого века. Тут людям, помнящим те годы тёмные, уместно скривиться: у кого щи жидки, у кого бисер мелок. Исстрадались они там, за границей! Не исстрадались. Но я и не собираюсь оправдываться, рассказывая о тоске по Родине, друзьям и близким, тревоге за них, когда происходящее в стране иначе как лихолетьем назвать нельзя. Я хочу дать своего рода обрамление статьям моего мужа, выходившим в «Комсомолке».

Если переводить на кинематографический язык, то газетная публикация – это общий план и проезд. В газетной статье главное – информация, а чувства, настроения, впечатления и прочая рефлексия неуместны. Нарушение жанра. Пренебрегать законами жанра хуже, чем в одной кастрюле варить борщ, макароны и кисель.

Я попробую дать крупный план – те самые впечатления и ощущения, портреты и предыстории.

День мёртвых

В конце 1988 года мы приехали в Мехико. Мы – это я и двое сыновей-школьников. Митя – первоклассник, Никита в четвёртом классе. Славные мальчики, в хорошие дни дерутся только утром и вечером.

Женя приехал на месяц раньше. Снял квартиру. Ходил по ней, гордо показывал. Я ответно восхищалась, мы еще никогда не жили на таких площадях. А про себя думала, что мыть и убирать в квартире в сто квадратных метров – это проститься с возможностью осуществить мечту: написать книгу, ведь я теперь безработная… К слову, первую книгу я написала через десять лет.

– По контракту, – говорил Женя, – за ущерб мебели владелец вычтет из залога.

– Ущерб? – застыла я. – При наших-то детях. Редакция оплатит?

Вопрос был жизненно важным. За аренду квартиры, которая одновременно корпункт, также за автомобиль и его обслуживание платила редакция. Не от щедрот. Если бы не оплачивали, то на зарплату Жени мы нашли бы жилье только в трущобах, об автомобиле и не мечтали бы. Какая-то изощренная политика, остававшаяся с советских времён. Она касалась дипломатов, специалистов – всех государственных служащих, на зарплату которых ориентировалось и начальство журналистов. Поселить тебя в достойной квартире, предоставить хороший автомобиль – и платить копейки: на хлеб и воду.

– Что ты о грустном? – попенял Женя. – Тебе не нравится квартира?

– Очень нравится. Такая большая.

В этот момент из детской донёсся грохот. Начался ущерб.

– Мальчики не поделили кровати, – вздохнула опытная я. – Они, кровати, совершенно одинаковые. Но по разным стенкам.

– Мне надо работать, – сказал Женя. – Ночью передавать.

«Работать» – это святое. Из-за разницы во времени Женя передавал стенографисткам по телефону статьи глубокой ночью. Хронически не высыпался.

Приструнила сыновей: предложила кинуть жребий, сыграть в «камень-ножницы-бумага», вспомнить считалочки и вообще заткнуться, не позорить перед соседями своими воплями гордое имя советского человека.

– Митька вообще еще не человек, – сказал Никита.

– А ты недонепересоветский. – Умненький младшенький не остался в долгу.

Потом они хором спросили, когда мы будем есть.

Не успела ответить. Раздался звонок в дверь.

– Видите? В смысле, слышите? – грозно спросила я. – Соседи уже пришли! Убрать в комнате!

Про соседей я из карательных педагогических устремлений ляпнула.

Но эта была соседка. Из квартиры снизу, как она показала жестами.

Женщина в туфлях на высоких каблуках. Надеюсь, вам не надо объяснять разницу между женщинами в шлёпанцах, в кроссовках, в сандалиях с женщиной в модельных туфлях на тонких шпильках? У нее и платье было скромно нарядным – шёлковое, умеренно цветастое, плотно облегающее чуть полноватую фигуру за тридцать. Причёска – волосок к волоску. Но всё это я мельком отметила, как и очень приятное лицо, как и улыбку – вежливую и одновременно искренне добрую.

Я таращилась на поднос, который дама держала в руках и протягивала мне. Она что-то говорила. Я в панике и по причине слабого знания испанского вычленила только несколько слов. Соседи, добро пожаловать. вам подарок… мёртвое, мёртвое…

Хорош подарок! На подносе стояли четыре шоколадных черепа размером с мой кулак. Пустые глазницы, лысая башка, проваленный рот… У нас такие только при электрической опасности рисуют «Не влезай – убьёт!»

И самое жуткое. На лбах у черепов были написаны наши имена: Наталья, Эухению, Дэметрио, Никита…

Чёрная метка? Убирайтесь, или вам смерть? Мексика – страна транзита наркотиков. Мы попали в бандитское логово?

– Женя-я-я! – сначала прохрипела я, а потом завопила. – Женя-я-я!

Он прибежал, мило поворковал с соседкой, принял поднос с нашими черепами. Кроме того, что галантно благодарил, я ничего не поняла.

Когда закрылась дверь, Женя стал пояснять мне, что в Мексике сейчас отмечают День мёртвых…

– Он у них часто? – спросила я. – Дни живых, надеюсь, у них тоже случаются?

– Ты не понимаешь! Люди боятся смерти. Посмеяться над тем, чего боишься – это переступить через страх. Мексиканцы удивительный народ! Я сейчас как раз пишу статью про День мёртвых.

– Можно я Никитину башку съем? – спросил Митя.

Дети крутились рядом и рассматривали шоколадные подарки. Безо всякого смущения и страха.

На следующий день мы вышли погулять. Я и дети. Меня поразили грузовики с бархатцами. Представьте: едут грузовик за грузовиком – и у всех в кузове плотно-плотно цветы, которые мы называем высокие бархатцы. Тонны цветов. Зачем? Кому?

Мальчики возбудились у прилавков с бесчисленными шоколадными, сахарными черепами, с пластиковыми скелетами всех размеров, брелоками в виде гробиков и прочей похоронной атрибутикой. Предвкушали, как приедут летом на каникулы и подарят их своим дружбанам.

У детей нет панического отношения к смерти. Как у мексиканцев.

Эту главку Наташа написала, чтобы дать «крупный план» для репортажа «Тыква против черепа». Для других не успела…

Три символа Мексики

Текила: сначала с водой, потом без воды, а затем – вместо воды
Если вы взяли поводья этой «лошадки», то лучше ее не пришпоривать

Текилу вы пьёте? Еще бы! А есть люди, которые в ней живут. Потому что именно так называется небольшой мексиканский городок в штате Халиско, давший имя известному сегодня во всем мире алкогольному напитку. И около тридцати тысяч «текильчан», как сказали бы у нас, живут в городе, где родилась кактусовая водка.

Хотя магей, или американская агава, который служит сырьем для текилы, в строго научном смысле к семейству кактусов не принадлежит. Но что делать, если даже многие мексиканцы об этом не подозревают? Так что пусть будет «кактусовка»…

И еще одно уточнение. Текилой этот напиток стал называться гораздо позже, чем возник. В Мексике он был издавна известен как «мескаль». Но в окрестностях города Текила растет особая, синяя агава, из которой получался самый хороший мескаль. И когда именно этот вид мескаля уже в ХХ столетии стали экспортировать в другие страны, то дали ему новое имя – текила.