– Похож на типичного плохого парня. Спорим, он приехал на мотоцикле и в свободное время участвует в каких-нибудь незаконных мероприятиях?

– Как я уже говорила, Ви, ты пересмотрела фильмов.

– Что тут сказать? Я просто обожаю троп «плохой парень и хорошая девушка».

– Знаю. Поэтому я и не хожу с тобой в кино, – отвечаю я, закатив глаза.

– Ты даже не представляешь, что упускаешь. Кстати, скоро выходит экранизация одной книги. Тебе точно понравится, – зловеще ухмыльнувшись, Летта достает из кармана джинсов телефон и открывает сайт кинотеатра. – Ну вот, билеты уже в продаже. Берем?

Обреченно вздохнув, я все же киваю, потому что слишком дорожу нашей дружбой, чтобы отказаться еще раз. И пусть я пробью себе лоб, постоянно делая фэйспалм, зато мы посмеемся на год вперед.

– Готово! – сообщает подруга, когда мы, поднявшись на третий этаж, уже подходим к нужной двери. – Ничего не планируй на вечер следующего вторника.

– Придется отменить кое-какие деловые встречи, – шучу я, немного расслабившись после утреннего напряжения.

– Уж постарайся ради меня.

Заглянув в небольшую аудиторию, где собралась только наша группа, мы замечаем стоящего у окна преподавателя по дизайн-проектированию. Воспользовавшись тем, что он не смотрит в нашу сторону, мы, тихонько пробравшись внутрь, устраиваемся на первых попавшихся свободных местах.

– Даже не пришлось ничего выдумывать про тренировку, – радуется Летта, доставая из рюкзака тетрадь и ручку.

– Это точно. Ненавижу врать, – соглашаюсь я.

Когда дверь в аудиторию открывается еще раз, до меня доносится ее громкий скрип и последующие за этим уверенные шаги. Не поднимая головы, я судорожно осматриваю содержимое своей сумки.

– Кажется, я забыла дома телефон, – шепотом делюсь я с подругой. – Оставила на полке в ванной.

– Какая досада, – раздается голос сбоку от меня. – Я присяду?

Быстро повернувшись на звук низкого голоса, замечаю перед собой того самого мрачного козла.

– Я так не думаю, – категорично отвечаю я, хотя мы с Ви вполне можем сдвинуться немного влево, чтобы освободить для него место.

– Ты мне должна, – заявляет он, выставляя вперед левую ногу. Ту самую, на которую я наступила. На его черных берцах красуется след от грязной подошвы моего сапога.

– Я уже извинилась за это и ничего тебе не должна.

– Ну конечно, ты можешь тут сесть. – Вежливо вступившая в нашу перепалку Виолетта двигает все наши вещи в сторону и, виновато улыбнувшись, тянет меня влево.

– Большое спасибо, – благодарит ее незнакомец, не забыв бросить в мою сторону суровый взгляд.

– Ты новенький? – любопытничает подруга, пока я нервно вдыхаю воздух, наполнившийся ароматом мужского одеколона.

– Да, а ты? – задает он встречный вопрос.

– Мы вам не мешаем? – спрашивает преподаватель, чем-то громко стукнув по столу.

– Извините! Мы просто очень соскучились, – оправдывается Летта, натянув на лицо свою фирменную обворожительную улыбку.

– Что ж, с возвращением. Видел ваши выступления на контрольных прокатах. Впечатляет, – резюмирует он, – но давайте вернемся к теме лекции. Итак, сегодня дизайн-проектирование является одним из основных элементов…

Переглянувшись с продолжающей беззаботно улыбаться подругой, я качаю головой, испытывая раздражение от всего, что происходит вокруг меня.

– Ты чего не пишешь? – тихо спрашивает Ви, заметив, что я даже не открыла тетрадь.

– Не вижу смысла писать лекцию, которую не собираюсь читать, – объясняю я, стараясь не смотреть на сидящего сбоку парня. Меня нервирует само его присутствие, хотя он не делает ничего плохого. Похоже, у маминых ежедневных предсказаний есть побочный эффект.

– Я не буду снова фотографировать тебе конспекты, – угрожает подруга. – Пиши давай.

– За что ты так со мной? – Страдальчески рухнув на парту, я закрываю лицо руками. – Не хочу здесь быть.

– Знаю, Эми, я тоже не в восторге. Как по мне, то лучше дважды подряд откатать произвольную программу, чем записывать под диктовку.

– Даже не напоминай. Лука настаивает на изменении финальной дорожки шагов. Я не выдержу, если он решит заняться этим на вечерней тренировке.

– Пиши конспект, чтобы попросить отсрочку, – предлагает она и, прикрыв рот ладонью, тихо хихикает.

– Это не поможет. Он еще строже Марины.

– Кто бы мог подумать. Он ведь такой душка на первый взгляд.

– Не называй нашего хореографа душкой, – шиплю я, надеясь, что ее никто не слышал. Еще не хватало, чтобы он об этом узнал.

– Думаешь, это правда, что он встречается с Ингой?

– Конечно нет. Это все нелепые сплетни.

– Уверена? – с сомнением в голосе переспрашивает она.

– На все сто процентов.

– Ну ладно.

Решив, что нет смысла начинать записывать лекцию, я достаю из сумки скетчбук, карандаш и черную ручку. Попробую на новом листе проработать отдельные детали будущего наряда.

– Снова ты за свое, – замечает Летта.

– Меня не отпускает одна идея. Хочу кое-что сделать к Гран-при.

– Заинтриговала.

– Я тебе потом расскажу, – обещаю я подруге, надеясь, что успею доделать эскиз платья черного лебедя, в образе которого мне предстоит выступать в этом сезоне.

– Чёрные лебеди, в озере нашем, вы красоты символ, счастья, покоя. И не всегда злой, кто чёрным окрашен, может и в светлой одежде быть злое. ¹

Шокированная услышанным, я поворачиваюсь к сидящему рядом парню.

– Что это?

– Стихотворение, – невозмутимо отвечает он, даже не смотря на меня.

– Чье?

– Полагаю, поэта. Так ведь называют тех, кто пишет поэзию?

– Откуда ты знаешь про черного лебедя? – Меня охватывает паника. В голове сразу всплывает образ мамы с картами в руках.

– Перестань меня отвлекать, – говорит он, продолжая как ни в чем не бывало переписывать текст с экрана.

– Ты первый начал, так что не затыкай меня. – Видимо, окончательно спятив от паранойи, я закрываю его тетрадь. – Потом допишешь. А сейчас объясни мне, зачем процитировал это стихотворение?

– Вспомнилось что-то, – безэмоционально объясняет он, наконец-то повернувшись ко мне лицом.

У него смотрящие исподлобья темно-зеленые глаза, отрешенный вид которых заставляет меня вздрогнуть.

– И часто с тобой такое? – Уже с меньшим гонором, но продолжаю я напирать.

– Иногда случается. А что, какие-то проблемы?

Когда я уже собираюсь ответить, Летта берет меня за руку.

– Эми, посмотри вон туда, – говорит она и кивает на стену рядом с нами.

Разглядывая подобие доски почета, я замечаю десятки фотографий, среди которых есть и кадр моего последнего выступления на контрольных прокатах в образе черного лебедя.

– Я…

– Хочешь извиниться за нападки? – подсказывает незнакомец.

Чувствую себя настолько ненормальной, что перестаю понимать, что я делаю среди остальных людей.

– Мне лучше уйти, – шепотом говорю я подруге и, не обращая внимания на ее возражения, прибираю все вещи в сумку и встаю с места.

– Эмилия, что-то не так? – интересуется преподаватель.

– Да, мне нехорошо. Можно я пойду подышать?

– Ладно, кому-то пойти с тобой?

– Не надо, спасибо.

Ви порывается пойти со мной, но я останавливаю ее.

– Нам нужен этот конспект, помнишь?

– Эми, блин! – возмущается она.

– Увидимся на тренировке.

Быстро спустившись вниз, я захожу в гардеробную, чтобы забрать плащ. Не понимаю, что на меня нашло. И до чего же неловко перед тем парнем. Он, наверное, уже тысячу раз пожалел, что сел рядом со мной.

В надежде избавиться от неприятного ощущения в груди, похожего на разрастающееся черное пятно, я выхожу на улицу, где меня тут же встречает прохладный ветер.

– Эмилия.

Обернувшись, я вижу уже знакомую мрачную физиономию, зачем-то выбежавшую вслед за мной.

– Что?

– Это выпало из твоего альбома. – Он протягивает мне свернутый пополам листок с одним из моих эскизов. На среднем пальце его смуглой руки красуется квадратный перстень со странным символом.

– Спасибо… не знаю твоего имени.

– Тамаз.

– Красивое имя, – говорю я первое, что приходит на ум.

– У тебя тоже, – все с той же равнодушной интонацией отвечает он. – Не обязательно было уходить.

– Мне нехорошо, – повторяю я сказанное ранее.

– Из-за стихотворения? – предполагает Тамаз.

– Это было неожиданно и немного зловеще.

– Это очень проникновенное стихотворение.

– Не сомневаюсь. – Прибрав листок в сумку, я поджимаю обветренные губы, не зная, что еще тут можно добавить. Трудно представить более нелепое знакомство, чем это. – Ну, еще раз спасибо.

– Пожалуйста, Лебедь. – Быть может, это очередная фантазия, но его лицо и пронзительный взгляд после этих слов заметно смягчаются.

– Пока, Тамаз.

– До завтра, – уверенно заявляет он, хотя у меня и в мыслях не было появляться здесь в ближайшие дни.

Как только он возвращается в здание, я остаюсь на месте, боясь представить, что по этому поводу сказала бы мама.

Скарабей

Ледовая арена – это не просто место, где прошла большая часть моей жизни. Я буквально выросла в этих стенах. Тут сформировался мой непростой характер и именно здесь я познала сладкий вкус победы. В детстве мне льстило, когда кто-то называл меня будущей чемпионкой, но, только достигнув определенного возраста, я осознала, что действительно могу это сделать – выйти на лед и завоевать принадлежащую мне по праву медаль.

Не обошлось без травм и неудачных прокатов, но в конечном счете мне удалось достичь того, о чем мечтают все фигуристы. Сейчас, имея за плечами несколько весомых титулов, я все равно продолжаю соревноваться, раз за разом доказывая, что меня не просто так называют лучшей.

Когда мне говорят, что секрет моего успеха в генетике, природном таланте или предрасположенности к этому виду спорта, я лишь снисходительно улыбаюсь, прекрасно зная, что мотивировало меня все эти годы на самом деле. И как бы цинично и прагматично это не прозвучало, но огромную часть тренировок я провела в мыслях о том, что получит моя семья, если мне удастся выиграть.

Говоря начистоту, мои родители не стремились вырастить из меня чемпионку по фигурному катанию. Они едва ли способны отличить двойной прыжок от тройного, не говоря уже о более сложных элементах. Так что в спорт я попала совершенно случайно – благодаря нашим на тот момент соседям. Зимой они часто ходили на каток и однажды осмелились взять меня с собой. Если верить им на слово, то я выдала чуть ли не грандиозный олимпийский прокат, от которого все присутствующие попадали в обморок. Именно они посоветовали отдать меня в фигурное катание.

Стоит упомянуть, что зарплата у родителей всегда была скромной, а состояние мамы ухудшалось с каждым годом. Отцу пришлось решать, на что именно уйдут накопленные средства: на все необходимое для профессионального спорта или на поиск хорошего врача. Всю сознательную жизнь я чувствую вину за то, что он выбрал меня, а не маму. Она нуждалась в помощи специалиста, а мне вовсе не обязательно было становиться лучшей фигуристкой мира.

Однажды осознав, в каком положении находится наша семья, я решила сделать все, чтобы это изменить. Тогда меня перестал волновать статус соревнований, на которые мы едем, я стала интересоваться суммой, которую получу за каждое из призовых мест.

Когда мне исполнилось четырнадцать, я попала в юниорскую сборную страны и стала получать регулярную зарплату. Она позволила папе бросить вторую работу, из-за которой он постоянно пропадал в командировках. Но и этого оказалось мало, чтобы спасти наше положение.

Отношения родителей портились так же стремительно, как развивалась моя карьера. Пока тренер и болельщики ликовали после моего очередного победного проката, я думала лишь о том, каких еще высот мне нужно достичь, чтобы у нас дома все наладилось.