Острие шариковой ручки быстро двигалось по бумаге, оставляя букву за буквой, но на более глубоком нано-уровне оно воздействовало на внедренную в бумагу тончайшую силиконовую сетку, преобразуя каждую нанесенную черточку в цепь электрических импульсов. Чип размером с сердце блохи обрабатывал информацию и по беспроводному каналу отправлял ее к мощному спутниковому передатчику, замаскированному под висящий на стене телефон. Оттуда, в зашифрованном виде, данные уходили сначала на спутник, а с него на смартфон «старой узкоглазой обезьяны», позволяя Таидо Хокудо читать написанное в режиме реального времени.

– Гоядзины есть гоядзины, – со вздохом констатировал господин Хокудо, прочтя свое новое прозвище и борясь с закипающим внутри самурайским гневом. – Нельзя обижаться на убогих. Особенно, когда мир только из них почти и состоит. Как дети… Ну, правда, как дети… Впрочем, вышедшего из-под контроля ребенка не только можно, но и нужно привести в себя добрым шлепком по попке. Шлепком пятидесятого калибра, если потребуется.

В глазах сидящего напротив сына читалось непонимание, смешанное с почтением. Парню не было и двадцати пяти, но держался он уверенно и с достоинством, как и положено потомку древнего рода.

– Отец, как вы можете! – произнес он. – Возиться с этими… червяками! Почему я не могу сделать то, что вы поручаете им?

– Дорогой мой Масахиро. Ты зря кипятишься, думая, что доверие, которого ты заслуживаешь, я демонстрирую двум дуракам-гоядзинам. Пойми, я представления не имею, в какой ширины пасть неизвестности им придется сунуться, и что их там ждет. Я не могу, не имею права так рисковать тобой. Потому что ты – мой наследник. И наследник «ХОКУДО». Да, я надеюсь, что они выполнят хоть часть задания раньше, чем разозлят меня до такой степени, что я прикажу Ичину их пристрелить, как бешеных лисиц. Но ведь дело не в этом. Выполнят они часть, или всю миссию, или провалят ее не начав, я все равно не смогу поручить ее тебе. Потому что мы с тобой оказались в роли ловцов такой дичи, которая запросто может проглотить и тебя, и меня, и… Если я прав, эта дичь, при желании, может отправить всю Землю в задницу демона ёкай. А может и всю нашу Вселенную.

– Вы не преувеличиваете, отец?

– Нисколько. По тем скудным данным, которые удалось собрать моим людям в разных уголках света, это нечто из ряда вон выходящее, уж поверь. Поэтому мы с тобой поступим мудро, и запустим в клетку к этому льву сначала двух гоядзинов. Посмотрим, что с ними станет. А уже потом поймем, как поступить нам самим.

– Вы как всегда проявляете мудрость, отец, – склонив голову, ответил Масахиро.

Ему, как потомку самурайского рода, не пристало демонстрировать эмоции, а потому следовало загнать ненависть к двум гоядзинам поглубже в недра души.

Сами же гоядзины, понятия не имея, что каждая написанная ими буква просматривается, продолжали играть в молчанку и переписываться, как школьники на уроке. Мэтью написал небольшой трактат на тему: «Почему я берусь за это дело». Из этого рукописного труда следовало, что Таидо предложил им окунуться в игру, которая действительно, на самом деле, станет тестом удачливости. Что самого Мэтью теория удачи интересовала всегда, а тут можно будет воспользоваться данными, собранными такой могучей корпорацией, как «ХОКУДО». Причем Ганни отметил, что не верит в теорию Таидо в том виде, в котором он ее изложил, ибо это уже за всякими рамками возможного. Скорее, речь идет о более простых вещах, а накрутил Таидо с той лишь целью, чтобы вызвать его, Ганни, любопытство. Причем, старой узкоглазой обезьяне это с успехом удалось. Но в любом случае речь идет об удаче и об игре. К черту покер и стритрейсинг! Пора встряхнуться по-настоящему!

Ознакомившись с докладом приятеля, изложенным на пяти страницах блокнота, Уолтер выступил с ответным письменным заявлением, суть которого сводилась к тому, что разок он уже встряхнулся по-настоящему, вот недавно совсем, у Макса, и если бы не Ганни, то его бы так тряхнуло автоматной очередью в живот, что ни о каких играх уже и помышлять было бы невозможно. И, если быть честным, Хант предпочел бы в это дело не вмешиваться. Но есть два аспекта, которые не дают ему так поступить. Первый аспект связан с Ганни, так как они друзья, а друзей в таких ситуациях не бросают. Второй аспект был связан с тремя миллионами долларов. И при всей любви к игре Хант всегда радовался не только выигрышу, но и призу, что и отличало его от Ганни. Но, так или иначе, мы вместе, старик, и все такое.

Прочитав эту сбивчивую тираду, написанную отвыкшей от пера рукой, Ганни улыбнулся.

– Ну, значит мы команда, – произнес он вслух.

– «Игроки», – добавил Хант.

– В смысле? – не понял Мэтью.

– Ну, команда «Игроки», – пояснил Уолтер.

– Ты серьезно?

– А почему нет?

– Да потому. Банально до ужаса. И пошло.

– Думаешь?

– Просто уверен, дружище. Мы же не на конкурсе геокешеров собираемся выступать. На кой бес нам название?

– Для командного духа. – Хант пожал плечами.

– Трех миллионов тебе для духа мало?

– Слушай, старик! – чуть обиделся Уолтер. – Хорош меня попрекать бабосами! Ты от своих тоже не отказался.

– Все, принято! – Ганни шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.

Оба приятеля рассмеялись. У обоих на душе скребли кошки, оба понимали, что ни такие деньги, ни такие задания не обходятся без последствий. Но они действительно были игроками. Оба. Каждый в своей ипостаси. И оба не могли упустить шанса ввязаться в подобную авантюру.

Обед, на который через пару часов отвез приятелей Ичин, носил совершенно официальный и сугубо деловой характер. Виски, что называется, «на старые дрожжи» легло замечательно, и быстро привело приятелей в то расположение духа, когда инстинкт самосохранения отступает на пару шагов, а петушиное геройство, наоборот, пробивается на первый план.

Стол накрыли в нью-йоркском офисе, только несколькими этажами ниже кабинета самого Таидо, в специально предназначенном для этого банкетном зале. Из приглашенных присутствовали: Мэтью, Уолтер, Таидо Хокудо, Ичин и Масахиро Хокудо, которого «старая узкоглазая обезьяна» представила не без пафоса в качестве сына и будущего наследника империи «ХОКУДО». Были японские поклоны, которым гоядзинов спешно обучил Ичин по дороге, был обмен любезностями. Все по правилам.

Скромно ели, немного пили. Зато много говорили.

К тому моменту, когда Хокудо-старший закончил излагать концепцию, почему он в качестве приглашенных экспертов выбрал именно Мэтью и Уолтера, принесли сырых осьминогов. Гоядзины вежливо отказались, чем вызвали неприсущее клану Хокудо веселье в стане представителей корпорации. Оказалось, что автором шутки являлся никто иной, как Ичин, запомнивший ряд вчерашних высказываний американских друзей. За что Хант мысленно окрестил его «молодой узкоглазой обезьяной».

Потом выступил Ганни, выразив безмерную признательность за оказанное доверие. Он сообщил, что он и Хант, то есть, оба, вместе, именуемые далее как команда «Игроки», постараются это доверие оправдать всеми доступными, а коль припрет, то и недоступными способами.

Хокудо-старший поздравил команду с крещением и выразил надежду, что удача ее не подведет, и миссия будет выполнена от начала и до конца. В заключение речи он поинтересовался, удовлетворены или американские друзья вчерашней культурной программой, на что получил два искренних утвердительных ответа.

Затем произошло главное. Ичин принес здоровенный бронированный ноутбук, каким, при необходимости, его самого можно было отправить в нокаут, и передал его Таидо Хокудо. Тот, приправив действия пафосными речами, совершил ритуальный перевод шести миллионов долларов на счета Ханта и Ганни, по три миллиона каждому.

За это выпили. Потом выпили еще. И потом еще совсем капельку – на два пальца чистого виски без содовой. Потом Хокудо-старший и Хокудо-младший откланялись и началась опять культурная программа в азиатском стиле, возглавляемая Ичином.

Правда, на этот раз несколько по иному сценарию. Ичин предложил отправится в казино. Мэтью хоть и изображал из себя крепко пьяного, но соображал отлично. Он сделал вывод, что, как и было обещано, операция началась сразу после обеда и перевода денег, а потому ушки надо держать на макушке и ничего не промухать под веселый шумок.

Начали с покера, причем Ханту и Ганни было предложено сыграть за разными столами. Деньги на ставки Ичин метал по первому требованию, а потому Хант, наверное, впервые в жизни, сосредоточился именно на игре, а не на выигрыше. Именно тут он и понял Ганни. Вот от души понял, на всю катушку. Деньги имеют значение только до тех пор, пока ты в них нуждаешься. А когда за тебя кто-то другой оплачивает ставки, и когда у тебя у самого на счету три миллиона, все меняется. И сам ты меняешься в первую очередь. Кардинально. Ты перестаешь нервничать, как пацан, откидываешь в сторону дешевые понты, да и блеф уходит на второй план. Ты начинаешь играть, строить планы, комбинации, взвешивать шансы, и все это в чистом виде, без тумана меркантильности, который все портит.

Как только у Ханта возникло это ощущение, ему поперло так, как не перло еще никогда в жизни. Причем он отдавал себе отчет, что вот это как раз, не слепая удача, а результат вдумчивого и спокойного анализа, проведенного незамутненным взором. Может в этом и есть секрет удачливости Ганни, о которой среди друзей ходили легенды? Может дело как раз в том, что деньги для него на самом деле, без бахвальства, не имеют значения?

Уолтер вспомнил, что в книге Ластбадера «Белый ниндзя», которую он в юности прочел не без удовольствия, говорилось о состоянии незамутненной водной глади. Типа, когда гладь пруда ровная, тогда и отражает она все без искажений. Но стоит поднять на ней волнение, тут же начинаются искажения и ошибки. И человеческое восприятие, считают япошки, устроено точно так же. Чем оно спокойнее, тем точнее отражает действительность и тем меньше человек совершает ошибок. А деньги, любая мысль о них, спокойствия не прибавляют ни в какой мере.

Игра шла. Причем шла так, как не шла еще ни разу в жизни Уолтера. Он косил соперников, ставил их на колени и давил, как вшей. Эйфория от побед нарастала, количество фишек вообще перестало иметь значение… И тут Ичин попросил покинуть игровой стол.

– Что? – Хант даже не сразу понял.

– Вам, сэр, необходимо закончить игру, – настойчиво повторил японец.

Возражать было бессмысленно. Пришлось сгрести гору фишек и отправиться обменивать их на деньги. У кассы уже стоял Ганни с объемом пластиковых кружочков, вдвое превышавшим находящийся в лотке Ханта. Ну, с ним Уолтер соревноваться и не собирался.

– Я понял Дао игры! – сообщил Уолтер приятелю без всяких обиняков.

– Да ну! – Ганни иронично вздернул брови.

– Да. Деньги в ней не главное.

– Поздравляю, дружище! Вот теперь я могу взять шпагу, стукнуть тебя ею по башке и торжественно посвятить в рыцари игры.

– Без шпаги! – попросил Уолтер. – У меня завтра и без нее башка будет, наверное, раскалываться.

Никогда еще у Ханта от наличности не трещали карманы. Но в этот вечер было именно так, в самом прямом смысле без всяких аллегорий. Правду говорят, что деньги липнут к деньгам. Пропустив еще на два пальца крепкого в баре, троица, с подачи Мэтью, решила, что культурную программу надо закруглять, так как завтра начнется работа, а она потребует максимума здравости.

Но Его Величество Случай решил иначе. И культурная программа получила продолжение самым неожиданным для всех образом. Виной такому перевороту событий послужил мочевой пузырь Уолтера, который дал о себе знать на пути от казино до отеля.

– Ей богу не дотерплю! – пожаловался Хант сидящему за рулем Ичину. – И ты прикинь, если я лопну, то тебе придется самому машину оттирать.