– Ещё чего! – вылупилась мелкая. – Ты посторонний человек, так-то, трогать.

– Смотри сама, – недовольно дёрнул плечом Павел.

Сомневаюсь, что он горел желанием тащить килограмм тридцать-сорок живого, вертлявого веса, но Алёнка своим поведением на самом деле задерживала нас. Никита наверняка был сильным парнем, только вряд ли выносливым. С таким-то ростом и худобой. Моих познаний в физиологии хватало, чтобы понять это, но его младшая сестрёнка об этом, конечно же, не думала.

В полной тишине мы прошли ещё несколько километров. Правда, полная тишина – это всё же преувеличение. Стоял бесконечный птичий гомон, который то нарастал, то затихал, после снова нарастал с новой силой. Птицы словно с ума сошла. Пищали, скрипели, свистели на все лады и голоса.

– В тайге всегда так шумно? – догнала я Пашу.

– Ага, – неопределённо ответил он и прибавил шага, явно стараясь отойти от меня подальше.

Услышала, что он говорил по рации с Амгаланом, но о чём именно, было не разобрать. Обрывки непонятных фраз, из которых невозможно было составить представление о происходящем.

– Вот что, – подошёл к нам Павел. – В нужном квадрате обнаружен огонь, вертолёт не сядет, меняем маршрут.

– Огонь? – подпрыгнула Алёнка, захлопав в ладоши. – Мы увидим настоящий лесной пожар?

– Типун тебе на язык, – пресёк восторги сестры Никита, дёрнув её за рукав лёгкой ветровки, которую та поминутно порывалась стащить, только брат не давал – Алёнку жрала мошкара даже через слои репеллентов.

– Надеюсь, нет, – отреагировал Павел. – Ребят, давайте поторопимся. Если верховой накроет – мало не покажется.

Мы с Дашкой припустили, что есть мочи. Алёнка притихла, как-то сразу собралась, схватила свой рюкзак, нацепила на тщедушные плечи, и пошла своим ходом, держась рядышком с Никитой.

Мы слышали переговоры Павла с Амгаланом по рации. Насколько я понимала, они где-то рядом, недалеко ушли, мы почти дышали им в затылок. Почти…

Почва становилось неровной, то и дело попадались торчащие коряги, выступающие корни деревьев, встречались небольшие овражки и крутые подъёмы. Идти становилось сложнее и сложнее. Несколько раз я спотыкалась, один раз здорово приложилась головой о сухую, крупную ветку, чудом не выколов глаз о сучок.

Павел схватил меня за руку и буквально поволок за собой, отгребая от меня торчащие со всех сторон ветки, сухой валежник, который валялся под ногами, и о который я постоянно спотыкалась.

Даша же передвигалась с грацией лесного животного, лани, например, или косули. Настоящая спортсменка, не олимпийская чемпионка, конечно, но свои разряды по лёгкой атлетике получала честно, выступала за университет.

Зачем, спрашивается, я убивалась на дополнительных занятиях по математике, зубрила днями и ночами? Как знание аналитической геометрии на плоскости и в пространстве могло мне помочь? Нужно было, как Даша, заниматься семиборьем или хотя бы спортивной ходьбой.

Резко налетела гарь, тягучая, противная до тошноты, потянулся дым, обволакивая всё вокруг.

– Прибавим хода! – отдал приказ Павел, а что это был именно приказ, кажется, поняли все, включая птиц, которые примолкли, словно исчезли или… улетели от пожара?

От страха я не могла соображать, анализировать, вспомнить собственное имя не могла. Как же так? Ведь те, кто отправил вертолёт, должны были знать, предвидеть должны были!

Накануне Паша рассказывал, что зачастую пожар обнаруживается далеко не сразу, что иногда его замечает лётчик-наблюдатель, когда тот набирает обороты, и остановить его почти невозможно. Почти, но бригады всё равно справляются. Вылетают, десантируются и останавливают. Копают какие-то минерализованные полосы, используют взрывчатку, лом и какую-то там мать, но останавливают.

А мы? Как мы могли остановить то, что надвигалось на нас убийственной, зловещей силой? Тьмой, от которой хотелось отмахнуться.

Хотелось закрыть глаза, зажмуриться изо всех сил и перенестись в безопасность. В тишину своей родной комнаты, к маминым цветам на балконе, коту, сериалам, даже если они с тупым сценарием и бездарной игрой актёров.

В какой-то слепой, необъяснимой надежде я так и сделала, встала, как вкопанная, зажмурилась, повторяя, как заклинание:

– Я не здесь, я не здесь, я не здесь, я не здесь, я не здесь…

Глава 8

Одновременно я услышала какой-то громкий шелест, мат, оглушающий визг Алёнки. Поняла, что я всё ещё здесь.

Здесь, где запах гари проникает в нос, рот, глаза, впитывается в кожу. Здесь, где сизый, полупрозрачный дым стелется вокруг, как хищное животное, которое вот-вот сожрёт, поглотит, не оставив и следа. Здесь, где становится невозможно дышать.

– Твою мать… – услышала я голос Никиты, которые сидел у ствола покосившегося дерева, согнувшись пополам, и держался за ногу.

– Перелома нет. Вроде… – сказал Паша. Он устроился рядом, покрутил голеностоп Никиты, озадаченно глядя на пострадавшего. – Идти можешь? – наконец выдавил он.

– Да, конечно, – сквозь зубы прошипел Никита.

Поднялся, держась за корявый ствол дерева, переступил с ноги на ногу, скривился, стиснул зубы до появления побелевших желваков на всегда беззаботном лице, сделал ещё шаг.

Паша подхватил Никиту с одной стороны, тут же подскочила Даша, подставила плечо с другой.

– Чуть-чуть осталось, – сказала она ободряюще. – Правда, ведь, Паш?

– Да, в общем, да, – кивнул Паша, отводя глаза в сторону. – Девчат, прибавим ходу, – крикнул он мне и ревущей в три ручья Алёнке.

Пока я пыталась хоть как-то угомонить плачущую, скорее впавшую в истерику девочку, троица немного продвинулась вперёд. Был слышен шум рации, переговоры с Амгаланом, кажется, ещё с кем-то, я не разобрала из-за рёва Алёнки. Отборная ругань Паши разнеслась по лесу, да такая забористая, что, несмотря на всё происходящее, никак не вписывающееся в понятие «привычная жизнь», я всё равно покраснела.

Через несколько секунд мы с Алёнкой подбежали к троице. Бледный Никита потрепал по взлохмаченной макушке сестрёнку, подмигнул ей, сказал, что всё будет отлично.

– Там вертолёт садится, нас ждут… – шепнула Даша.

– Где? – уставилась я на подругу.

– Сказали, долго ждать не могут…

– Подождут, куда денутся, – отрезал Павел.

– Ребят вы идите вперёд, – сказал Никита. – Я сам доберусь, – он попытался откинуть руки Павла и Даши.

– Не-е-ет! – завизжала Алёнка, чуть не запрыгнув на брата со всего маха, благо, Паша мгновенно сориентировался, перехватил шуструю и истерящую мелочь.

– Ты давай заканчивай в сорок второй год играть, – одёрнул Никиту Павел. – Все дойдём. Дождутся, никуда, на хуй, не денутся!

Он даже не стал извиняться за мат, никто и не ждал. Мы продолжили брести, хорошо хоть началась ровная просека, словно в этом месте спилили деревья сплошной стеной, как скосили. Если присмотреться, то так оно и было, за порослью молодых деревцев виднелись огромные, не в обхват, пни. Вспомнилось, как говорили, что часто случаются пожары именно в местах незаконных вырубок.

Тогда я не придавала этому значения, казалось, всё это – пожары, огонь, незаконные и законные вырубки, экологическая обстановка, – не имеет никакого значения, ведь лично меня не касается, и коснуться никак и никогда не может!

– Вот что, – после разговора с Амгаланом остановился Павел.

Мы тоже. Картина была понятна, ясна без лишних слов, только не укладывалась в голове. Вертолёт через десять-пятнадцать минут должен был подняться, с противоположной стороны шёл огонь, и ждать он больше не мог. Обещал кружиться в нашем квадрате, в удобном месте подхватить, но ждать не мог никак.

– Ты же спортсменка, Даш? – посмотрел он внимательно на Дашу. – Здесь по прямой, никуда не сворачивая, дождутся. Беги. Марина, Алёна, вы тоже. Дашунь, как добежишь, ори что есть мочи, что за тобой ещё двое. Поняла меня? Хорошо поняла?

– Да, – кивнула Даша.

– Давайте, девчат, – подтолкнул он нас с Алёнкой. – Бегите, только не сворачивайте. Не сворачивайте!

– Нет! – заорала Алёнка, да так громко, что заложило уши. – Я не побегу без него.

– Алён, ты должна, – рявкнул Никита, чего не случалось никогда в жизни.

Алёнка – «ребёнок» Никитки, он никогда, ни при каких обстоятельствах не повышал на неё голос.

– Нет! – продолжила визжать Алёнка. – Нет! Нет! Нет! Нет же, я сказала! Я тебя не брошу! Не брошу, так и знай!

– Я не добегу, – прошептала я. – Я бегать не умею…

Я на самом деле не умела бегать, тем более на большие дистанции. Задыхалась, меня скручивало, как черепаху, прогневившую бога, начинал болеть правый бок, а потом и весь живот по поясу, появлялась тошнота, слабость, могло и вырвать. Не могла я бегать. Не умела.

К тому же «не сворачивайте» в лесной местности для меня звучало какой-то китайской грамотой. Всем известно, что прямых путей нет, тайга блудит, кружит, куда я в итоге добегу, если добегу? Кто меня отыщет потом, если отыщет? Как я останусь одна, посреди тайги и пожара?

– Марина, ты должна, – прошипел Павел, глядя в упор на меня.

– Дашка, беги! – крикнула я. – Беги!

Она посмотрела на меня, обвела взглядом всех нас, я запретила себе думать, что прощальным, обернулась и рванула со всех ног, что было силы побежала. А мы остались…

– Пойдём, – скомандовал Павел. – Стоять нельзя. Дождутся, – упрямо твердил он, подставляя плечо Никите, а потом и вовсе подхватил его на закорки.

Время от времени он переговаривался, орал в рацию, матерился, как последний сапожник. Амгалан твердил, что пойдёт навстречу и поможет, но даже я понимала, что это бессмысленная трата времени. Добежать-то он добежит, только быстрее мы все идти не сможем. Критически ничего не решит, только подвергнет Амгалана лишней опасности.

К тому же, как я поняла, наши парни рвались в бой, хотели вернуться, а это совсем никуда не шло. Они уже сидели в вертолёте, и пилоты, конечно, их не отпустили бы, не за тем прилетели, чтобы оставить кучу трупов из гражданских лиц. Удерживал троицу Макса, Алика и Тима всё тот же Амгалан.

Я тащила упирающуюся Алёнку, отойдя хоть немного вперёд. Далеко отходить от Паши я боялась на физическом, если не животном уровне. Словно приручённый зверёк, боялась упустить из вида хозяина, постоянно оборачивалась, но в то же время питала надежду, что нас дождутся. Должны дождаться, просто обязаны.

Что даже если я сама не залезу в вертолёт без Паши, то Алёнку затолкаю, чего бы мне это ни стоило.

– Добежала! – крикнул Пашка, взмахнув рацией.

Я поняла, что Дашка добралась. Поняла и разревелась, словно одна из пружин, туго натянутых в моём организме лопнула со звоном и разлетелась на множество мелких-мелких осколков, заставивших задыхаться.

Добралась. Добралась. Добралась Даша. Даша добралась!

Значит, и мы успеем. Успеем же, правда? Только я собралась крикнуть что-то в ответ, передать Дашке привет, например, как услышала шум вертолёта. Лопасти шумели где-то совсем рядом, будто над головой, казалось, прямо в желудке.

Я крутила головой во все стороны, не понимая, что происходит, наконец, посмотрела в сторону Паши. Он, поддерживая одной рукой Никиту, отчаянно махал нам с Алёнкой, чтобы мы шли к нему.

Что я могла думать в тот момент? Только то, что нас просто-напросто бросили, как ненужные игрушки на детской площадке. Только изо всех сил отказывалась понять это, принять сердцем, душой, всем перепуганным организмом. Но я всё равно потащила упирающуюся от страха Алёнку за собой на буксире.

Но нет, вертолёт подлетел, сделал круг над нашими головами, едва не касаясь верхушек деревьев, как мне казалось, и завис, издавая лопастями оглушительный звук.

– Сейчас спустят спасательный трос. Страховочная система у меня одна, моя личная. Алёна, ты первая полетишь! – рявкнул он.

– Нет! – снова взвилась Алёнка.