– Какой такой шанс? Или ты мне дашь свой план покурить? Так в это время планом не балуются, его надо в жизнь претворять! А как? У меня голова раскалывается от кучи рутинных дел, там представительствуй, там речь толкни, там отзаседай среди выеденных молью мозгов и новеньких парадных мундиров! Это же мука, б…ь! Никогда не думал, что работа государя состоит из огромной траты времени ни на что хорошее! Просто п…

Подросток удовлетворенно шмыгнул носом.

– А это оттого, Мишенька, что с организацией труда у тебя что в том времени, что в этом просто швах! Ты все всегда хотел сделать сам, до всего дойти лично, перепроверяя то, на что уже было потрачено время толковыми специалистами. Ну на хрена тебе был нужен факторный анализ делать под чистовик, тебя что, выкладки Арсеньева не устраивали? Потратил полгода на то, чтобы освоить на х… тебе не нужный математический аппарат, потому что потом все это пришлось из диссертации убрать! И вот снова. Во все вникнуть! Все самому перезапустить, наметить, решить вопросы… Ты уже почти десть дней у руля государством, и где твоя команда… Б…

Михаил Николаевич только руками развел в ответ. Крыть последнюю матерную тираду учителя было нечем.

Иоанн Кронштадтский

Иоанн, сын и внук священника из Суры, сельца, что расположилось на Пинеге, а в новгородских летописях упоминалось как Сура Поганая, уж больно неприветливо относились в тех местах к христианским проповедникам, молитву закончил. Почему-то он знал, что должно поступать именно так, а не иначе. Как будто тут взорвалась не царская семья, а какая-то важнейшая часть государства Российского и История сделала невольный поворот, но куда несет ее, было то неведомо, а потому – страшно. А ежели страшно – иди на место страха и молись, Господь тебе укажет! И каждый день он приходил сюда после службы в Андреевском соборе. И горячо молился. Ибо не верил он, что русский человек мог совершить такое злодеяние, сие мог сделать только человек без Бога в сердце и голове. Неужели безбожие, нигилизм, отрицание всего светлого и порядочного победит и станет знаменем сего времени? Негоже это! Иоанн вспомнил последний приезд в Суру, род Сергиевых уже триста пятьдесят лет служил Господу в этих Богом забытых местах.

Никольская церковь, с которой был связан их род, все так же крепко стояла на возвышенном месте, строили на века, так, чтобы разливы реки зданию вреда нанести не смогли бы. Он тогда забрал к себе в Кронштадт матушку, Феодору Власовну, да племянника, сына сестры Анны, Ивашку Фиделина. Парень смышленый, грамотный, пристроит его, при деле будет. Так и стало: теперь он секретарь протоиерея Иоанна, без него как без рук.

«Аминь…» – прозвучало. В первые дни множество людей, особенно солдатиков, охраняющих да разбирающих завалы, рабочего люда приходило за благословением. В последние два дня вечером уже не работали, как стало ясно, что никого более из завалов не извлекут. Посему из охранения подойдут, да и только. Сего дня подошло двое господ. Точнее так: отец и сын, взрослый муж и подросток. Отчего же, узнал одного из них, великий князь Михаил Николаевич, чудом спасся в тот самый первый день взрыва. Второй, скорее всего сын его, Александром нареченный, по возрасту али он, али Георгий… Так и не скажешь. Они приняли благословение, поцеловали священнику руку и, став рядом, молились. Ему показалось, что каждый из них молился о чем-то своем, но весьма важном и сокровенном. Ну что же, когда человек говорит с Господом, мешать ему не след.

Закончив молитву, Иоанн отметил про себя, что отец и сын никуда далеко не ушли, а беседуют, устроившись неподалеку. И показалось ему на какое-то мгновение, что эти две мятущиеся души не могут найти общего языка между собою. Слишком смущен их разум, слишком много зла разлито вокруг… Слишком много плохого пережили они в сей короткий миг их жизни. Ему показалось, что должен он подойти к ним. «Иди к ним…» Почудилось? Как голос прозвучал, ласковый такой, серебряными колокольчиками заиграл на морозном воздухе. Так вот Бог разговаривает с любимыми чадами своими…

Иоанн часто поступал согласно наитию, что приходило к нему, – Господь вел его по этой жизни. Так случилось, когда он увидел себя служащим в Андреевском соборе, что в Кронштадте, бросил все, поступил на службу. Вот и женился. Так повелел ему Господь, приказывая не притронуться в грехе к супруге. Так и жили. В последнее время характер матушки Елизаветы стал портиться, вот, посты уже не соблюдает, скоромное ест. Да сие – просто еще одно испытание, данное ему свыше. А еще Господь подарил ему двух дочерей (племянниц жены) Елизавету и Руфину, а еще Господь, кто же еще, исцелил по молитве его отрока (Костылева), три года прошло как… А разве не Господь сказал ему, что человек должен открыто исповедоваться в своих грехах? Так и поступал, навлекая на себя неудовольствие многих, особенно обреченных высоким саном. И сейчас поступил по наитию. Подошел.

Как ему показалось, между родственниками произошла какая-то размолвка. Довольно серьезная. Ибо глаза красные, налитые злостью и обидою были у обоих. А ведь похожи, точно отец и сын… Хотя так чаще учитель и ученик разговаривают. Один делает выволочку другому.

– Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию^[5]. Так сказано в Евангелие от Луки. Вижу, что в смятении души ваши и ищете вы ответа друг у друга. Обратитесь к Господу. Он даст вам ответы. Он ведет вас. Важно только не кричать, а внимательно слушать, тогда и слова Господа нашего услышите, и по пути, вам предназначенном, сумеете пройти.

– В том и беда, отец Иоанн, что сбились мы с пути и найти его не можем. Ни раб Божий Михаил, ни раб Божий Александр! – горько произнес старший из них.

– Сложно прозреть слепому. Но слепой у Иерихона увидел Господа нашего Иисуса Христа сердцем своим. Потом пришло прозрение и глазам его. Ибо вера в основе всего. Вы потеряли веру в себя и в Господа нашего. Укрепитесь в вере. И Господь вас не оставит.

И Иоанн протянул обоим по простому деревянному крестику, освященному на вечерней службе в Андреевском соборе сего дня. Оба были простой, даже грубоватой работы и находились на обычных черных ниточках-шнурках, даже не шелковых… Они взяли сии крестики, каждый поцеловал его, и отец Иоанн почувствовал, что Господь улыбается, глядя на них. И это значило, что все будет хорошо…

На следующий день к отцу Иоанну, протоиерею, пожаловал курьер. Он протянул священнику конверт. В нем был чек на весьма солидную сумму, даже так на очень даже неприлично большую сумму. И записка. «На благие дела. От неизвестного».

«Нет никого неизвестного Господу», – подумал про себя отец Иоанн. Но если великому князю Михаилу Николаевичу так блажит, отчего же. Пусть будет сей взнос от анонима. Так и запишем. Но в записной книге своей появилась иная запись: «Прислано… рублей от в. к. Мих. Ник., велевшего остаться инкогнито. 25 февраля 1880 года».

Глава четвертая
Захотелось пострелять… опять

Я тренируюсь не для того, чтобы стать

сильнее других, а для того, чтобы стать

сильнее слабостей своих и лени!

Петр Квятковский

Санкт-Петербург. Манеж. 5 марта 1880 года

ЕИВ Михаил II

После разговора с некоторыми людьми рука инстинктивно тянется к револьверу. Хочется пристрелить кого-нибудь. Ну, мне пока одной Веры Засулич достаточно^[6]… Запулил в историю-мать, можно сказать, на весь дебют царствования хватило… Впрочем, потешить себя на стрельбище идея-то недурственная. Вот по окончании всех самых неотложных дел я и собрался посетить творение великого Кваренги, именуемое в народе Манежем. Место тренировок кавалергардского полка чуть было не стало выставочным залом. Сперва, почти тридцать лет тому назад, «батюшка» Николай I, батюшка в кавычках, ибо он отец исключительно моего тела, а вот сознанием его сынок влился в мое, при подавляющем преимуществе попаданца… Извините, отвлекся, так вот, тридцать лет назад в этом Манеже прошла первая выставка, организованная Императорским Вольным экономическим обществом, и на ней были выставлены произведения… сельского хозяйства. Таков был император Николай, первый сего имени, затейник! А чуть более двух лет назад Государственная дума соизволила отметить столетие покойного государя Александра I художественной выставкой. Мсье Бенуа расстарался, и участь Манежа стать вместо тренировочного зала кавалеристов тренировочным залом зрительных нервов восторженных почитателей изобразительного искусства была практически решена. Но не сейчас. Дзуськи вам! Потехе будет час, и не сейчас!

А посему поздно вечером я очутился в Манеже, где конные экзерциции уступили место иным тренировкам. Тут проходили отбор и тренировались уже прошедшие первое сито отсева охранники царской семьи, то есть мои собственные, да и вообще – структура, которая в будущем будет охранять высших должностных лиц государства.

– Петр Александрович! Как ваши успехи? – я обращаюсь к высокому генералу, руководившему тем бардаком, что назывался тут тренировкой. Казаки на конях, те, кому придется обеспечивать парадную охрану, тренировались в джигитовке и демонстрировали красоту выездки. Да, смотреть приятно. Но для цели сохранения жизни государя и его семьи несколько…

– Разминаются казаки лейб-гвардейского казачьего эскадрона, ваше императорское величество! После чего у них стрельба и рубка. Стрелять обучаются как из карабинов, так и револьверов. Изволите посмотреть, или хотите руку размять?

После покушения я ежедневно стараюсь «размять руку», отстреливая по полусотне примерно патронов. Во всяком случае, на ворошиловского стрелка не тяну, но поглядываю. В молоко пули не посылаю. Пора начинать тренировать стрельбу в движении.

– Хотелось бы сегодня попробовать побегать…

– Вот оно как! – чешет затылок генерал. Потом выдвигает встречное предложение: – А ежели сначала пару барабанов по мишеням на скорость? А потом и в движении постреляете! Михал Иваныч все подготовит, не сумлевайтесь!

Конечно, услыхать это «сумлевайтесь» от целого товарища министра внутренних дел, да еще и товарища шефа жандармов… Это было нечто, но генерал Черевин долгое время командовал казаками, и в составе Конвоя были казаки-гвардейцы. Общение накладывает… Выбор этого человека был прост: в свое время именно он и подполковник Ширинкин организовали охрану императора Александра Третьего, ныне так и не ставшего императором. От добра добра не ищут. Сразу после взрыва в Зимнем появились слухи, что генерал Черевин погиб в Зимнем дворце. Они оказались несколько преждевременными. Откопали. Повезло человеку очутиться далековато от эпицентра взрыва, да еще и перекрытие потолка удержалось, на его счастье. Так что злости на бомбистов у него было хоть отбавляй. А подполковника Ширинкина я ему по той же моей памяти сосватал. Вот только Евгений Никифорович занялся, как и в моем варианте истории, тайной охраной государя. И тренировался он со своими молодчиками, коих набрано было уже восемь человек, конечно, не в Манеже.

Ну что же, взял в руки револьвер, тот самый «Беби Раша»^[7], револьвер Смит и Вессон, модель 2, производимый как раз для России. Небольшие размеры, действительно короткоствол, делали его выгодным оружием для скрытного ношения.