Алан медленно похлопал его по плечу и скрылся за щёлкнувшей замком дверью. Лана смотрела на Уилл не скрывая своей надменности во взгляде, что раздражало: отец всегда смотрел на него подобным образом, учитель в школе не упускал случая поставить юного ученика на место, а затем каждый новый начальник предпочитал сомневаться в способностях Уилла, хотя тот уже мог проводить операции с закрытыми глазами. Если бы только не мучившие его с периодичностью головные боли, после которых память рассыпалась и ускользала меж пальцев, как песчинки. Уильям забывал. И порой он даже не мог вспомнить, что из его прошлого потерялось на этот раз, какой паззл оказался вытащен из кривой картины жизни. Имена выцветали, лица на фотографиях смазывались, а Уилл путал банальные вещи, раздражался и начинал учиться всему заново.

Единственным, что он никогда не забывал, были карты. Да и они с каждым годом пригождались все меньше.

Лана рухнула на стул напротив сваленных в кучу кусочков мяса и сложила перед собой руки.

– Может стоило взять разделочную доску? Это было бы более гуманно по отношению к столу, – предположила она, глядя за тем, как Уилл остервенело начинает нарезать оставшийся кусок на кубики.

Зачем? Уилл и сам не представлял.

Он не ответил Лане, оставив кухню утопать в лязганье стали, тиканье часов и собственном хриплом дыхании. Воздух со свистом вырывался из его носа, как будто Уилл обиженно сопел – что было некоторой правдой. Лана продолжала сидеть напротив него, следя за каждым движением, что оставляли руки Уильяма. И через несколько минут молчания, когда он бросил нож, отвернулся и начал распахивать каждый шкафчик в поисках миски, Лана негромко спросила:

– Вы живете вместе?

Уилл замер, держась рукой за открытую дверцу и бегая взглядом по полкам. Во рту пересохло, когда голос гостью колокольчиками отразился в его ушах, и он через силу разомкнул слипшиеся губы.

– Иногда.

– И спите тоже вместе.

Лана не спрашивала. Она утверждала. И ждала реакцию Уильяма.

Сделав медленный и глубокий вдох, он схватил с полки полупрозрачную стеклянную миску в зелёный цветочек, кинул в неё пластиковую банку с мукой, вытащил из холодильника канистру бутылку яиц и прежде чем вернуться к столу снял со стены венчик. Стекло миски звякнуло о стол, когда Уилл одним махом все на него опустил. Полотенце, о котором он уже успел забыть, едва не соскользнуло с плеча, и Уилл поспешил снова вытереть руки и кинуть его на край стола.

– У меня в доме сейчас одна кровать. – Пальцы с силой открутили крышку бутылки. – Так что это очевидно. Я не могу положить его на коврике, а на диване он спать не хочет.

Банка с мукой отправилась на стол, и Уилл с силой плеснул бледно-жёлтую жидкость в миску. Отставив бутылку – хотя она больше смахивала на канистру, – он схватился за венчик и принялся яростно взбивать жидкие яйца, бренча о стеклянные стенки миски.

– То есть вы любовники?

Звон стих вместе с вопросом Ланы. Пальцы разжались, чтобы в следующую секунду снова стиснуть рукоять венчика, а рука задвигалась с еще большей скоростью. Удивительно, как он еще не разбрызгал все вокруг – нервная ухмылка тронула губы Уилла, стоило ему вспомнить недовольное лицо Алана, когда последняя попытка готовить закончилась смертью его пиджака. Но мог бы сказать спасибо, что Уилл в принципе научился делать что-то сложнее яичницы и тостов.

– Нет. Мы друзья. – Скинув крышку, Уилл бросил немного муки в миску и продолжил взбивать пузырящуюся смесь.

Он не видел выражения лица Ланы, но мог поклясться, что скорее всего она ухмылялась его неловким попыткам уйти от этого разговора. Она вздохнула и пробежала кончиками пальцев по столу, негромко ими цокая.

– Друзья, которые живут вместе. Понятно.

– Что тебе понятно?! – наконец, не выдержав, взорвался Уилл, взмахнув венчиком и забрызгав себя кляром. – Что Алан мой друг и я беспокоюсь о нём? Что ваши с ним… – он запнулся, выдавив из себя следующее слово: – отношения могу кинуть тень на его репутацию и лишить его работы? Не забывайтесь, мисс Блейк. Если для вас положение Алана безразлично, мне не все равно, что он окончательно сядет на мою шею. Помните о девятом разделе¹⁰, мисс Блейк. Люди могут не так понять. – Он ткнул в бесстрастно смотрящую на него Лану венчиком и прищурился. – Не слишком ли быстро развиваются ваши отношения? Что это вообще за бред? В этом нет никакой логики!

Его лицо горело. Он снова почувствовал это – детскую обиду и злость от одного вида сидящей перед ним девушки. Лана смотрела на него, как преподаватель на идиота-студента. Она ставила себя выше, насмехалась над всеми вокруг в своей мнимой исключительности – Эйлин часто рассказывала об этом. И пусть Лана не всегда была столь разговорчива, как сейчас, она никогда не упускала шанса продемонстрировать окружающим, насколько они для неё скучны, в своих маленьких проблемах и маленьких заботах. Если Алан пытался быть человеком, то Лана просто предпочла оградиться, насмехаясь над остальными.

Даже сейчас ее губы были плотно сжаты, как будто она не испытывала никаких эмоций, а внутри у неё была дыра вместо сердца. Человек не мог быть настолько спокоен, как Лана. И уж точно человек не мог настолько спокойно сказать то, что Уилл услышал в следующую секунду.

– Не беспокойтесь. – Лана поднялась со стула, обошла стол и остановилась рядом с Уиллом, скользнув пальцами по рукояти ножа. – Мой интерес к мистеру Маккензи исключительно научный. И, пожалуйста, отложите сейчас венчик в сторону, возьмите вот этот нож и порежьте себе руку. Люди бывают так неуклюжи, вам так не кажется?

Она смотрела прямо ему в глаза, продолжая оглаживать разделочный нож. И почему-то Уилл уже знал, что будет дальше. Он не смотрел вокруг себя: за краем его зрения уже начали плясать оранжевые круги, как у двери. Мир начал покрываться рябью, как будто он был отражением на поверхности воды, а Лана – маленьким овальным камушком, брошенным в него. Часы стали тикать медленней, а маленькие коричневые веснушки в глазах Ланы закружились в безумном хороводе.

Уилл уже все это видел.

И сейчас впервые смог отвести взгляд сам.

Он отложил заляпанный в немного густом светлом кляре венчик на стол и бросил в миску несколько кусков мяса.

– Не знаю, о чем вы сейчас, мисс Блейк, – сквозь плотно сжатые зубы процедил Уилл. – Но советую не играть со мной в эти игры. К тому же я уже опаздываю, а заплатить придётся, как за полный. Час. Можете убрать мясо в холодильник, а можете… – он схватил миску и сунул ее в руки впервые растерявшейся за это время Ланы, – сами пожарить его Алану. Уверена, из ваших рук оно будет намного вкуснее.

После стольких-то лет.

***

– Вас что-то беспокоит?

– Я… ревную.

Уилл никогда не думал, что скажет подобное, развалившись в неудобном жёстком кожаном кресле перед своим психотерапевтом. Кушетку, к которой он уже привык, вынесли еще в конце прошлой недели за ненадобностью – Уилл был единственным, кто ей пользовался. Поэтому теперь приходилось нервно перебирать пальцами по холодным подлокотникам, а отвести взгляд было намного труднее.

Доктор Калверт сидела, обхватив руками колено, и смотрела на него золотистыми глазами. Забавно, он никогда не замечал, какие у этой женщины интересные глаза: пятнистые и яркие. Почти как у…

– И кого же? – доктор прервала его медленную цепочку умозаключений, заставив перевести взгляд с часов на письменном столе на неё.

Нехотя, Уилл приподнялся в кресле и хмыкнул:

– Своего лучшего друга.

– Того самого, что живёт с вами в квартире. Я ведь правильно помню? Но вы говорили, что вы с ним просто друзья. Или вы все же мне солгали?

– Да. То есть нет. Он мой друг. Но я вам не лгал. Ревность друзей к другим друзьям естественна для людей, просто…

Уилл осёкся. Слов повисли на кончике языка, и Уилл поспешил проглотить их, закинув ногу на ногу, а руки сцепив перед собой в замок. Доктор Калверт недовольно нахмурилась и покачала головой. Уголки ее губ растянулись в мягкой улыбке, и женщина напомнила Уиллу в этот момент скорее заботливую мать, нежели специалиста с большим опытом.

– Не надо закрываться от меня. – Она отпустила колено и развела руками, демонстрируя открытость к разговору. – Я начинаю беспокоиться, ту ли проблему я лечу все это время. Усталость от работы и происходящего вокруг никогда не сравнится с теми страхами и установками, которые прячутся в вашей голове, мистер Белл. Попробуйте начать с самого начала. – Доктор Калверт заглянула ему в глаза. – Прошу.

Просить было проще, чем давать. Уилл очень хорошо это узнал, за годы жизни в родительском доме. С отпрысков семьи Белл только спрашивали. В ответ Уильям получал в лучшем случае три – он каждый раз считал – хлопка отцовской руки по макушке и скупое «Хм», за которым скрывалось не то нежелание признавать успехи сына, не то собственная уязвлённая гордость – Уильям никогда не был похож на него. «Порка, строгость и смирение», – кажется именно так всегда говорил отец о собственном детстве. И хотя Уилл никогда не понимал, чего в нем было больше, сам предпочитал не следовать ни одному из отцовских правил.

Пусть и знал последствия.

– Мне было шестнадцать. – Он сжал пальцами жёсткие подлокотники кресла. – И я учился в школе, когда…

– Продолжайте, мистер Белл. Иногда разговор – лучшее лекарство.

– Как и время. Но оно никогда не сможет вылечить меня, – Уилл нервно усмехнулся. – Я слишком глубоко погряз в собственном отрицании. Даже сейчас. Мой отец был прав, когда говорил, что я…

– Ваш отец ошибался, мистер Белл. Что бы он вам ни говорил, сейчас я хочу услышать вас. Пожалуйста. – Доктор Калверт смотрела на него умоляюще, кажется, выискивая в его усталом взгляде намёк на желание продолжать этот разговор. – Здесь нет ни вашего отца, ни вашей матери, ни ваших друзей. Только я. Но, если вам будет легче, я могу отвернуться или выйти. Только не вздумайте выпрыгивать из окна.

Она собралась подняться, но Уилл тут же остановил ее жестом, а затем зачесал пальцами волосы: кажется, он и сам не был уверен, что хотел, чтобы она не уходила.

– Нет, останьтесь. Я не смогу снова говорить это в одиночестве.

Доктор Калверт медленно моргнула, откинулась на спинку кресла и положила руки на подлокотники. Максимально расслабленная поза – Уилл читал что-то подобное на одном из недавних курсов. Кажется, это должно было расположить его к себе. Но вызвало лишь короткую горьковатую ухмылку на лице и сводящую челюсть боль, когда он начал сжимать ладонь в кулак, не решаясь никак начать.

– Я встретил шестнадцатилетие в школе, – слова тихим хрипом вырвались из горла Уилла. – У нас было частное обучение, религиозные преподаватели. Каждое воскресение в церковь, молитва перед сном и иконы в каждой комнате. Не слишком располагающая к… грехам атмосфера. – Уилл нервно сглотнул и ослабил узел галстука: воздуха стало резко не хватать. —Я… – он опустил взгляд, усмехнувшись, и взмахнул руками, – я не понимал, что со мной происходит. Мой сосед по комнате все время сбегал по ночам в соседний городок – у него там была невеста. А я зарывался в книги. Знаете, я правда думал, что мне это поможет. Учёба, подработка. А потом…

– Продолжайте. Что было потом?

– Я влюбился.

Да, кажется, это чувство называлось именно так. Но от воспоминаний о нем у Уилла сводило челюсть, нос начинал пульсировать болью, а сердце подпрыгивало и тут же срывалось в пропасть, как на качелях. Что-то давило на него внутри, сжимало и оседало в горле солёным привкусом. Завтрак из соседней с работой забегаловки подкатил к горлу горьким комком, и Уилл несомненно решил бы, что отравился, не будь в его пальцах мелкой уверенной дрожи. Он поймал на своих руках взгляд доктора Калверт, и сжал их в кулаки.

Женщина молча поднялась с кресла и, подойдя к окну, открыла его, не спрашивая, нужно ли это Уилл. Холодный вечерний воздух ворвался в кабинет, и Уильям поёжился. Неприятное чувство все еще давило на его грудь, но спутавшиеся мысли начали медленно раскручиваться в длинную и ровную цепочку из запрятанных в памяти страхов. Уилл проследил взглядом за врачом: она медленно развернулась, оправила резким движением узкую юбку-карандаш и уже через несколько шагов снова оказалась в кресле напротив, ожидая продолжения истории.