Лана не ответила. Вместо этого она резко отпрянула от Эйлин, криво ухмыльнулась и зашагала прочь – звук от ее кроссовок эхом затухал в ушах Эйлин, – остановившись у небольшого скрипящего от каждого движения столика. Она хмурилась и покусывала губу – Эйлин чувствовала это на своей собственной, – а затем обернулась и снова внимательным и изучающим взглядом осмотрела ее.

– Да, – наконец медленно протянула Джанет, подтверждая свои неизвестные Эйлин выводы кивком, – ты определённо не он. О природа! я была глупа, если подумала, что такое создание, как он оставит себя без собственных воспоминаний. Конечно нет. Помешанный на контроле…

«…лишённый эмпатии…»

– …вечно капризный…

«…и бесконечно эгоистичный…»

– …Идеал, – закончили в унисон Джанет и голос в голове Эйлин, удивительным образом слившись друг в друга настолько, что стали одним целым, звуча чистой октавой.

Она не открыла дверь – рука слабо хлопнула по зазвеневшей ручке. Вместо этого Джанет рухнула на стоящий рядом табурет, покачнулась и уронила голову на грудь. Ноги ощущались набитыми ватой. Грудь сжималась на каждом вдохе пронизывающей ребра болью. Но Эйлин смогла преодолеть это небольшое расстояние, разделявшее их с Ланой, унимая выдававшую ее волнение дрожь в пальцах, нервное покусывание щеки и заложенный от нервов нос.

Нужно было поговорить с ней. Нужно было показать, что она рядом и не отпус… бросит ее. Иррациональный порыв казался логичным желанием. Она тянулась к Джанет, одёргивала руки и ловила каждый ее вдох, затаив дыхание. Нужно было защитить ее и уберечь от происходящего. Нужно было… Нужно было сделать все правильно.

– Расскажи мне о нем, – слегка гнусавя, Эйлин опустилась на колени рядом с подругой, аккуратно беря ее руку в свою и медленно массируя горячие пальцы Джанет. – Прошу.

Та нехотя повела головой и что-то промычала. Руки у Джанет были тёплые, пульсирующие под холодной кожей Эйлин, намного более горячие, чем руки обычного человека. Она дышала медленно и тяжело, иногда рассеянно трясла волосами и бормотала под нос, пока Эйлин продолжала стоять около неё, рассеянно выводя на ее коже круги и спирали. Возможно, нужно было уйти, нужно было оставить Джанет и заняться очередной порцией самокопания, но червяк любопытства внутри Эйлин не давал этого сделать. Ей казалось, что информация, которую скажет ей Джанет, будет важна. Но возможно ей это только казалось.

Наконец, Джанет еще раз судорожно втянула в себя воздух и, скрипнув покосившимся под ней стулом, прочистила горло.

– Я думала, я смогу помочь ему, направить, сделать лучшей версией того, кем он был. Удивительно, но он был в некоторой степени… невинен? как ребёнок. И как ребёнок жесток, – с горечью усмехнулась Джанет. – Все его существование обязано собой моим братьям и сёстрам. Они… Моё влияние распространилось и на них. Удивительно. Их тяга создавать выходила из-под контроля. Они не улучшали то, что было. Только создавали, создавали и создавали. Бесконечный круг. А когда хаос вокруг них достигал предела, приходила я, и все начиналось заново. Вечный цикл рождения и смерти, который нужно было замедлить, позволить мирам существовать и перестать их множить, плодить как виноград на ветвях, но это… было слишком сложно.

Мокрый мох, отдалённое тиканье часов, запах свежих булочек из кофейни на углу, перекрикивание птиц за пределами крепостных стен. Мальчик, бросающий свой мяч в стену соседского дома. Капающее мыльной пеной на асфальт белье и отборная французская брань. Бьющие себя по бокам хвостом коровы и кот на подоконнике. То самое чувство, когда читаешь книгу, но мыслями уносишься слишком далеко от происходящего и едва можешь вспомнить последнее прочитанное тобой слово – Эйлин пыталась сосредоточиться на Лане, на неё словах и интонациях, но вместо этого каждую долю секунды ловила себя на том, что вместо этого в ее голове возникают все новые и новые картинки незнакомых ей городов и раздражающие нервы ссоры людей. Она щурилась, медленно дышала, вглядывалась в темноту перед собой, сквозь которую просачивался мутный образ Джанет, и молилась, чтобы через секунду на месте ее подруги не оказался ведущий какого-нибудь юмористического шоу.

Приторная пудра парика. Треск костров. Вой людей и животных. Эйлин засасывало в бесконечный пёстрый тоннель. Картинки сменяли одна другу, пока она тщетно ловила их удочкой без лески и крючка. Программа новостей и детский мультик про бурундуков. Огненный гриб. Маленькое тесное раскалённое помещение наполненное жужжащими мухами. Запястья зачесались. Хотелось вырваться и скинуть с груди каменную плиту. Хотелось сделать хотя бы маленький глоточек свежего воздуха. Стекающая по эшафоту кровь. Взлетающие в небо семена одуванчика. И прицепившийся к вещам чертополох. Эйлин подавила рвотный позыв от накатывающего головокружения. Пар от автомобиля. Ржание лошадей и морской прибой. Она неслась вперёд на бешеной скорости, обдирала руки об узловатые стены реальности и щурилась от слишком яркого света. Свежее белье, шиповник после дождя и корица. Мокрый асфальт. Радужные разводы на лужах и скошенная трава. Шелест деревьев. Стрекочущие светлячки и каменный алтарь посреди леса.

– Один раз, – голос Джанет прорывался сквозь смешивающиеся потоки чужих голосов, хватал Эйлин за руку и утягивал за собой к поверхности расходящейся кругами реальности, обратно в небольшую сырую комнату, ставшую ей уже родной за несколько дней, – они уже избавились от него, разорвали на маленькие кусочки и раскидали по всему уголкам Вселенной. Он… – Джанет сглотнула, – он медленно восстанавливался, но эти миры, эти создания, бесконечные разрушения и попытки поддержать то немногое равновесие, что устанавливалось, подпитывание результатов нашего созидания, это все… Уничтожало его. Этот мир один из немногих, что все еще существует. И он же самый древний. Именно здесь все началось. Бесплотная материя едва ли может противостоять облачённым в кости и кровь Духам на пике расцвета их сил. И мы создали его – идеальное создание, сосуд по подобию человека, наполненный знаниями всего мира. Я вложила в него тот кусочек, что сохранила. Я вдохнула в него жизнь, распалила внутренний огонь. Но я не могла предположить, что моё создание обернётся против меня.

Джанет замолчала на несколько мгновений, с силой сжимая руки Эйлин. Кончики ее пальцев стали горячее, распалились и готовы были обжечь кожу Маккензи, оставив на той красные пятна – но Эйлин лишь поджимала губы, ощущая, что оттолкни она сейчас Джанет, и пути назад уже не будет.

Джанет молчала, потому что была обижена. Она имела на это полное право, но оставлять Эйлин в неведении было полным преступлением. После всего, через что они вместе прошли, после всего, что их связывало, вот так сидеть и молчать оказалось для Эйлин сродни предательству, сродни… Она тряхнула головой, бессильно хмурясь от зияющих в памяти черных пятен. Там было что-то важное, что-то, связывавшее их двоих прочнее, чем просто десять лет знакомства. Джанет была обязана помочь ей вернуть эту память, но вместо этого она молчала, как будто столь долгого расставания было для неё мало.

– Он сильнее, даже ослабленный он остаётся тем, кто внушает ужас всем высшим существам, кто может уничтожить этот мир щелчком. Пусть я и… – Джанет повела плечами, и ее ладонь выскользнула из руки Эйлин, – внесла некоторые изменения в конструкцию его сосуда. Его тело всего лишь слабая человеческая оболочка. Его сознание – бесконечная вереница событий и вероятностей, он видит все и абсолютно ничего, он находится в каждой точке этой вселенной, но не видит стоящей перед носом кружки с кофе. Он сильнее меня, но его разум нет. А люди склонны совершать безумные поступки.

Эйлин хотела было хмыкнуть: большего оскорбления она в жизни не слышала. Джанет делала вид, что ее просто нет. Говорила о ней так, будто ее не было рядом, словно она не сидела и не заглядывала ей в глаза, ловя каждое слово.

– Ты его любишь? – неожиданно для себя выпалила Эйлин: эти слова не были ее собственными, она не чувствовала, как ее губы шевелятся, но голос явственно раздался в ушах, а Джанет рассеянно хмыкнула. – Что?! Не смейся! Я слышу, как ты говоришь о нем. Я не представляю, кто он и где сейчас, но, уверена, что он…

– Ты сейчас сидишь передо мной, Эйлин. Не говори мне то, чего не знаешь. Если бы он любил, то – Джанет осеклась. – Неважно.

Джанет пахла цитрусами, она покалывала на языке кисло-сладким привкусом и вспыхивала в сознании ярким образом. Она погрузилась в свои мысли, заламывала руки и смотрела куда угодно, кроме лица Эйлин. Хотя Маккензи этого даже не могла видеть – только чувствовала и сдерживала полуулыбку, представляя, насколько сейчас она жалко выглядит: стоящая на коленях, в чужой вытянутой одежде и с раздражёнными слепыми глазами.

И все же образ Ланы… Джанет то и дело пробивался сквозь темноту, искрился и тут же гас, стоило Эйлин попытаться поймать взгляд подруги.

– Чего ты хочешь? – просипела Эйлин, осев на пол.

– Как и ты, – рассеянно пожала плечами Джанет. – Вернуться домой. И помочь мне это сделать можешь только ты, Эйл.

«Только ты можешь помочь нам», «Этому городу нужен герой» и «Народ никогда не забудет твою жертву» – кажется, именно так всегда говорили героям-неудачникам, на которых резко сваливались сверхспособности и всемирная слава. Неудачницей Эйлин себя не считала, да и славу планировала добиться другим способом – через сцену и немногочисленные на первый взгляд, но достаточно существенные связи отца. Но почему-то чувство, что на неё пытаются взвалить ответственность за весь мир только сильней укоренялось в сознании Эйлин.

И ее пугало лишь то, насколько внутренне она была к этому апатична. Словно это было очередной домашней работой, которую нужно выполнить к пятнице, а не то мистер Дженкинс будет расстроен и вызовет ее «безалаберного отца к директору». Она безуспешно пыталась найти ту самую кнопку на тумблере тревожности и паники, ту самую кнопку, за которой последует истерика осознания и беспомощности, но вместо них перед ней лежал лист бумаги, испещрённый кривыми зигзагообразными линиями шумящего телевизионной профилактикой сознания. Ничего. Только болезненная ухмылка на губах, темнота и опускающиеся от одиночества плечи. Ничего, что могло бы скрасить ее пребывание внутри собственного опустевшего сознания.

«О нет. Нет-нет-нет, – запротестовал голос в голове с такой силой, что Эйлин непроизвольно потянулась рукой к виску, прижимая к коже кончики пальцев и массируя пульсирующую чужим возмущением вену. – Нет. Ты не должна позволить ей это сделать!»

Как же назойливо. Словно маленькая вездесущая муха, от которой нельзя было спрятаться.

Голос звучал слишком экспрессивно для обычно ненавязчиво-ироничной манеры незримого собеседника. Эйлин вздохнула – мир вокруг неё начал затухать, погружаться в полумрак уплывающего кадра; голос Джанет звучал приглушённо, из-под нескольких толстых одеял, а все внимание Маккензи теперь было направлено внутрь себя, растекалось по венам и преследовало неуловимый голос, пока не зацепилось за его яркую вспышку где-то на самом краю сознания, заставив прервать свой импровизированный побег и поговорить.

«Почему?» – осторожно потребовала Эйлин, прикусывая щеку.

«Я… – голос осёкся. – Не могу. Ты не должна позволить ей вернуться обратно. Она не должна совершить эту ошибку и снова…»

Джанет ждала – Эйлин чувствовала на себе ее пристальный изучающий взгляд. Тот самый взгляд, которым она всегда смотрела, сделай она что-то не так. Тот самый взгляд, которым награждали всякого, что собирался усомниться в силе Джанет.

– Я не думаю… – Маккензи мотнула головой; несколько прядей налипли на мокрый от пота лоб. – Я не думаю, что я смогу тебе в это помочь. Я даже не знаю, кто я, – голос сорвался на хрип, и Эйлин зашлась кашлем, подавившись скопившейся от долгого молчания слюной.

Ложь. Она знала, кто она. Он жаждала быть собой, но вместо этого глупо строила глазки каждому, терпела разливающийся в сознании чужой голос и молила о помощи первого встречного. Слабая и жалкая Эйлин Маккензи, отрицающая очевидные вещи.