– Ой, мне ещё суп надо варить, – спохватилась мадам. – Витька сегодня на обед может забежать. Работает же рядом. Пойду я, пожалуй.

Нимфа звонко чмокает меня в щёчку, страстно шепчет «ты был великолепен», вскакивает, быстро облачается в халатик и покидает комнату.

После неё поднимаюсь я. В нашем холодильнике обнаруживаю связку розовых сосисок в целлофановой плёнке и десяток яиц. На скорую руку делаю себе яичницу, завтракаю, быстро одеваюсь, сгребаю всю имеющуюся наличность и выхожу на улицу.

Улица встречает меня солнечной погодой, небольшим игривым ветерком и традиционной кучкой оживившихся при виде меня бабушек.

– Здорово, принцессы. Чего так смотрите, влюбились? – с невинным видом спрашиваю у престарелых дам.

Бабушки возбуждаются и взрываются потоком возмущенного чириканья.

– Ах ты, охальник, морда развратная!

– Иди отсюда, рожа бесстыжая, ишь чего удумал, влюбились в него, кобеля облезлого!

– Принцессами обзывается, сволочь! Сталина на вас нет, паразиты! Нехристи окаянные!

– Ишь, в брючки вырядился, футболку срамную нацепил с коричневой страхолюдиной!

– Петровна, да це ж мишка олимпийский. Ты чего, совсем в маразм ударилась, старая?

– Вот я и говорю, страхолюдина мохнатая! Морда больше тела, лапы от хомяка присобачили, пузо втянул, а жопа-то огромная и выпяченная, как у Надьки с пятого подъезда. Рахит какой-то.

– Сама ты рахит, Петровна. А мишку нашего не замай!

– Я вас тоже люблю, дамы, – приветливо машу рукой разговорившимся старушкам.

Бабули продолжают бурчать, но я их уже не слушаю. Выхожу на улицу, останавливаю пожилую женщину в блузке и длинной юбке.

– Подскажите, как пройти или проехать к рынку? Мне цветы нужно купить.

– Ехать никуда не нужно, тут недалеко. Идёте прямо до перекрестка, потом сворачиваете налево, ещё буквально сто метров проходите, там рынок и будет. А цветы продают в небольших павильончиках у входа, – приветливо отвечает женщина.

– Спасибо, – вежливо благодарю даму и продолжаю путь по указанному маршруту.

Прохожусь по павильонам, носатые торговцы в больших блинах-кепках зазывают к себе.

– Э-э-э, дарагой, сюда иди, у меня лучшие розы, бутончики тугие. Когда расцветут, такая красота будет. Твоя девушка довольна будет, любить тебя горячо станет, да.

– Слушай, тюльпаны надо? Только что привезли. Свежие, как утренняя роса.

– Мои цветы лучшие, мамой клянусь. Нигде таких не найдешь, да. Проходи, дарагой, выбирай, что захочешь, хорошую скидочку дам.

Захожу в один из павильонов. Торговец – небольшой восточный мужчина с усами – начинает суетиться возле меня.

– Кому цветы купить хочешь? Маме, любимой, коллеге, родственнице? Для любой женщины букет подберём. Вот тут гвоздики есть, розы, тюльпаны, всё, что твоей душе угодно.

– Моей душе угодны розы. Нужен букет из трёх штук. Сколько?

– Э-э-э, пять рублей, – быстро нашелся торговец.

– Два, или я к твоему соседу сейчас пойду.

– Э-э-э, без ножа режешь, – стонет продавец. – Ладно, только для тебя, три рубля. Меньше не могу, правда.

– По рукам. – Передаю ему деньги. Выбираю три тёмно-бордовые розы. Торговец суетится, заворачивая их в прозрачную упаковку и перевязывая алой ленточкой. Тугие бутоны только начали распускаться, на лепестках прозрачными жемчужинами сверкают капельки воды. От цветов идёт еле уловимый нежный аромат.

Прощаюсь с торговцем, предлагающим «захадыть ещё», и отправляюсь в обратный путь.

Через двадцать минут я уже стою перед дверью, обитой чёрным дерматином и с ромбической железной табличкой «160», прикрученной сверху. Руку с цветами предусмотрительно прячу за спиной. Вдавливаю палец в кнопку звонка. Пронзительное верещание напоминает приглушённый вой сирены.

Глазок темнеет. Меня несколько секунд рассматривают, потом дверь открывается. Передо мною стоит невысокая коренастая девушка. Симпатичная, с длинными тёмно-русыми волосами, но не в моем вкусе.

– Привет, – вежливо здороваюсь с девушкой.

Зина смотрит на меня, и у неё на лице расцветает искренняя улыбка.

– Привет, Мишка, тебя уже из больницы выписали? Здорово, я так рада, что ты вылечился.

– Я тоже рад, – сообщаю девчонке.

Моя рука выныривает из-за спины с букетом бордовых роз и протягивает ей цветы.

– Ой, это мне? – Девушка краснеет.

– Тебе, конечно. Спасибо огромное, что не бросила, вызвала врачей. Ты мне жизнь спасла.

– Да перестань, – смущённо бормочет Зина. – Не могла же я тебя бросить в таком состоянии. Это как-то не по-человечески.

«Правильно. А ещё тебе бы пришлось отвечать за мою смерть. Прежде всего, за неоказание помощи. Хотя плевать. Главное, что медиков вызвала и жизнь спасла. По крайней мере до того момента, пока я в тело этого оболтуса не вселился. Остальное неважно».

Зина осторожно берёт букет, вдыхает аромат роз и мечтательно прикрывает глаза.

– Они так чудесно пахнут. Спасибо.

– Не за что. Тебе спасибо.

– Да, а чего мы тут на пороге стоим? Разувайся и проходи на кухню. Я сейчас чай поставлю, – спохватывается хозяйка.

Кухня у продавщицы оказалась симпатичной. Небольшой, но светлой и уютной. На стенах – белая плитка с узорами из синеньких колокольчиков. Небольшой квадратный столик с клеёнчатой скатертью, бежевый линолеум, стилизованный под древесину, маленькая газовая печка в углу комнаты. Напротив у окна – компактный пузатенький холодильник «Днепр».

– Присаживайся, я сейчас, – засуетилась хозяйка, отложив цветы и ставя на конфорку беленький чайник.

Опускаю задницу на табуретку рядом со входом.

Хозяйка наполняет водой небольшую вазочку на подоконнике, вставляет в неё розы.

Затем на столе появляются тарелочки с печеньем и сушками, пузатый миниатюрный чайничек с заваркой, сахарница и пустые чашки на блюдцах.

Хозяйка пристраивается на табуретке напротив меня, подперев подбородок ладошкой.

– Как там в больнице, все нормально прошло? – спрашивает она.

– Вытянули. Практически с того света, спасибо тебе и нашим докторам, – честно отвечаю я.

«Особенно Мастеру. За новую жизнь».

– И как ты сейчас себя чувствуешь?

– Нормально, – отвечаю я. – Конечно, не так, как прежде, но в целом неплохо.

Минут пятнадцать мы болтаем о разных пустяках. А потом я решаю перейти к делу.

– Зин, разговор есть.

– Говори.

В её глазах на секунду мелькнуло разочарование.

– Я на работу решил устроиться. В твоём магазине место есть экспедитора там или грузчика?

– Ты поэтому ко мне пришёл? – Голос девушки похолодел на несколько градусов.

– Не совсем. Я в любом случае обязательно зашел бы тебя поблагодарить. Как бы там ни было, ты мне всё-таки жизнь спасла. А это не забывается. Но понимаешь, после того, что пережил, решил изменить свою жизнь. Вот хочу на работу устроиться. Вчера с Санькой разговаривал, он мне посоветовал к тебе обратиться. Ты же продавщицей в универмаге работаешь, а там могут грузчики требоваться или ещё кто-то. И сейчас совмещаю приятное с полезным. Пришел сказать спасибо симпатичной девушке и заодно узнать о работе.

– Понятно, – вздохнула Зина. – А почему на завод устроиться не хочешь?

– Не вижу там особых перспектив. Грузчиком в магазине мне проще и удобнее.

– Сейчас я тебе сказать ничего не могу, – задумалась девушка. – Может не получиться.

– Из-за судимости? – интересуюсь я.

– Да причем здесь это? – отмахнулась продавщица. – Наоборот, таких и берут. У нас большинство грузчиков судимые. С ними проще. Работают они нормально и лишнего не болтают. Только одна проблема – пьют много. И судимые, и несудимые. Вот на этом и можно сыграть. Петрович в последнее время не просыхает. Совсем ополоумел хрен старый. Бухой валяется, а нам приходится самим ящики ворочать. Но в любом случае это не я буду решать, а директор или его зам.

– Так спроси, Зин, а я в долгу не останусь.

– Сегодня я отдыхаю. А завтра на работе и поговорю. Знаешь, что? Приходи ко мне послезавтра, в это же время, может, уже будет что-то известно.

– Договорились, приду обязательно.

Мы ещё минут двадцать поболтали, а потом я засобирался. Сегодня ещё надо в боксёрскую секцию забежать. Когда с Дубой и Санькой сидели, парни сказали, что буквально через пару кварталов ДЮСШ есть с секцией бокса, и объяснили, как туда добраться.

Забежал домой, в своих вещах нашёл кожаную сине-бело-красную сумку с символом Кремля и олимпийскими кольцами под ним и надписью сбоку «Olympiad-80», запихнул туда голубые треники, майку и полотенце. И быстро сбежал на тренировку, послав извиняющуюся улыбку пухлышке, снова терроризирующей меня томными взглядами. По дороге заскочил в аптеку и купил парочку запечатанных в полиэтилен рулончиков широких эластичных бинтов. Других там не было. А спортивных для бокса я в 70–80-х годах в свободной продаже не видел.

Зал бокса в ДЮСШ был погружен в полумрак, пах мужским потом и выглядел брутально благодаря разбитым грушам, обмотанным разлохмаченной синей изолентой и прозрачным «свемовским» скотчем.

В отдалении квадратный дядя обрабатывал грушу сериями ударов, накидывая троечки-четверочки прямых и боковых. После каждой подачи по залу разносилось гулкое эхо ударов.

«Хорош, – оценил я его технику, – кмс как минимум и с убойным ударом».

На ринге боксировали парни в синей и красной майках. «Красный», худой и высокий, работал на отходе, стопорил противника джебами и изредка добавлял прямой или боковой правой. «Синий», ниже соперника на полголовы, качал корпус и рвался в ближний бой с короткими крюками и апперкотами, изредка кидая левую при входе в атаку.

Недалеко от меня двое подростков работали в паре, имитируя спарринг. За ними с секундомером в руке наблюдали пожилой полный мужчина лет пятидесяти и молодой спортивный парень в синей футболке.

Пожилой увидел меня. Окинул взглядом с ног до головы, задержавшись на пальцах с синими вытатуированными перстнями, нахмурился и решительно направился в мою сторону.

– Чего тебе надо? – сурово спросил он.

– Боксом заняться хочу, – простодушно ответил я.

– Староват ты для бокса уже. – Из глаз тренера буквально сочилась ирония.

– Так я же не собираюсь чемпионом становиться. И вообще, боксом уже занимался когда-то давно. Хочу всё вспомнить и в форму войти.

– Зачем? – Взгляд пожилого стал подозрительным. – Для чего тебе это нужно?

– Для самого себя.

– Извини, – разводит руками пожилой. – Я мог бы тебе сказать, что мест нет, группы уже набраны, но не люблю врать. Уголовников не тренирую. Мне проблемы не нужны.

– Василий Петрович, – к нам подошёл парнишка в синей футболке. – Товарищ надоедает? Может, его вежливо на выход проводить? Только скажите.

– Вова, перестань. – Тренер недовольно посмотрел на неожиданного помощника. – Парень сам уйдет. Не нужно обострять обстановку.

– Василий Петрович, я уйду без проблем. Но вы поступаете некрасиво. Да, у меня неоднозначное прошлое. И посидеть пришлось в тюрьме и на зоне, я этого не скрываю. Молодой был, дурной. Сейчас я захотел новую жизнь начать, нормальную. Пить бросил, на работу устраиваюсь, с прошлым завязал. Хотел снова боксом заняться, как уже говорил, для себя, а вы меня с порога посылаете. Зря вы так. Нельзя всю жизнь судить человека за пару ошибок. Я за это уже сполна расплатился.

Разворачиваюсь и иду ко входу.

– Постой, парень, подожди, – окликнул тренер. – С прошлым точно покончено? Никакой уголовщины?

– Точно. Никакой, – подтверждаю я, развернувшись.

– Форма, бинты, перчатки есть? – интересуется Василий Петрович.

– Форма и бинты имеются, а перчаток пока нет. Но я в ближайшее время куплю, – обещаю я.

– Иди в раздевалку, она сразу напротив входа в зал. Посмотрим, что ты умеешь. Перчатки я тебе на первое время найду.