Известно, что почти все английские пауки, поймав в свои тенета слишком большое насекомое, стараются оборвать нити и освободить добычу, чтобы спасти от разрушения свою паутину. Однако мне случилось видеть в одной теплице в Шропшире, что в неправильные тенета маленького паука попала большая оса. Паук, вместо того чтобы оборвать захватившие ее нити, еще крепче принялся опутывать ими тело и крылья своей жертвы. Сначала оса пыталась достать своего маленького противника жалом и уколоть его. Я смотрел целый час, как она барахталась; наконец, сжалившись, убил ее и снова посадил в тенета. Паук вскоре возвратился, и через час я с удивлением увидел, что он уже запустил свои челюсти в отверстие, через которое оса высовывает свое жало. Два или три раза я отгонял паука, но в течение всех следующих суток постоянно находил его сосущим свою жертву всё в том же месте. Паук сильно раздулся, насосавшись соков осы, которая была во много раз больше его.

Здесь уместно упомянуть, что в окрестностях Санта Фе Бахада я нашел много больших черных пауков с красными пятнами на спине, живущих обществами. Тенета расположены у них отвесно, как у всего рода крестовиков. Каждая паутина отстоит от другой фута на два, но все они прикрепляются к общим нитям, которые очень длинны и протянуты во все стороны, чтобы обслуживать всех членов общества. Таким образом верхушки некоторых больших кустов были со всех сторон окружены этими соединенными паутинами. Однако я не помню, чтобы мне когда-нибудь случалось видеть центральное гнездо, величиною в шапку, в которое, по словам одного путешественника, пауки откладывают свои яйца осенью перед смертью. Так как все пауки, которых я видел, были одинаковой величины, то можно думать, что все они были приблизительно одного возраста. Жизнь обществами донельзя удивительна для пауков, которые любят уединение и так кровожадны, что даже оба пола постоянно воюют между собой.

Неподалеку от Мендевы, в высокой долине Кордильер, я нашел другого паука, тенета которого отличались очень своеобразной формой. Из центра паутины, где сидит паук, шли лучами крепкие нити, но только две из них были связаны друг с другом симметричным переплетом, так что паутина была не круглой, как это обычно бывает, а клинообразной. Так были построены все тенета.

Глава третья
Мальдонадо

Монтевидео. – Мальдонадо. – Путешествие к реке Поланко. – Лассо и бола. – Куропатки. – Отсутствие деревьев. – Олень – Водосвинка. – Туку-туку. – Молотрус и его сходство с кукушкой. – Бентеви. – Хищные птицы. – Трубки, образованные молнией. – Разрушенный дом.

5 июля 1832 года. – Утром мы отправились в путь и вышли из великолепной гавани Рио де Жанейро. До Ла Платы мы не видели ничего особенного, только раз нам попалось большое стадо дельфинов. Сотни этих животных разрезали волны и подпрыгивали так высоко, что всё тело их высовывалось наружу. Когда корабль делал до девяти узлов в час, они совершенно свободно сновали взад и вперед перед самым его носом и потом быстро исчезали. В одну из темных ночей нас окружила стая тюленей и пингвинов; они производили такие странные звуки, что вахтенный офицер отрапортовал начальству, будто с берега уже слышно мычание коров.

Следующей ночью мы были свидетелями великолепного естественного фейерверка: верхушка мачты и концы рей засветились огнями святого Эльма, а очертания флюгера сияли, как будто натертые фосфором. Море светилось так ярко, что следы пингвинов обозначались огненными полосами, а в темных небесах по временам мелькала ослепительная молния.

Когда мы вошли в устье реки, я с любопытством наблюдал, как медленно смешивалась морская вода с речной. Мутная речная вода, которая была легче морской, текла сверху; это было особенно заметно в борозде, оставляемой кораблем, – в ней ясно было видно, как чистая голубая струя маленькими водоворотами смешивается с мутной.

26 июля. – Мы бросили якорь в Монтевидео. Следующие два года «Бигль» был занят съемкой восточных и южных берегов Америки к югу от Ла Платы. Чтобы избежать бесполезных повторений, я выпишу из моего дневника всё, что относится к этим местам, не соблюдая порядка, в котором мы их посещали.

Мальдонадо лежит на северном плоском берегу Ла Платы, недалеко от устья. Это маленький, тихий, заброшенный городок. Улицы его, как улицы всех здешних городов, расположены под прямыми углами друг к другу, а в центре города помещается огромная площадь или сквер, размеры которого подчеркивают малочисленность населения. Торговли здесь почти нет; предметы вывоза ограничиваются кожами и живым скотом. Почти все жители земледельцы, есть только несколько лавочников и ремесленников – кузнецов и плотников. Они обслуживают население на пятьдесят миль в окружности. Город отделен от реки рядом песчаных холмов, которые тянутся почти на милю в ширину. С других сторон его окружает открытая, слегка волнистая равнина, одетая однообразным зеленым ковром, на котором пасутся бесчисленные стада рогатого скота, овец и лошадей.

Обработанной земли очень мало даже в ближайших окрестностях города. Изгороди из кактусов и агав отмечают те немногие места, где посеяна пшеница или маис. Общий характер страны по всему протяжению северного плоского берега Ла Платы один и тот же. Вся разница в том, что возле Мальдонадо гранитные скалы несколько крупнее. Местность, вообще, непривлекательна. Только изредка оживляется она видом дома, ограды или дерева. Однако, пробыв долгим пленником на корабле, бродить по бесконечным луговым равнинам удивительно приятно, а если сосредоточить внимание на небольшом пространстве земли, то всегда можно найти много хорошего. Здесь многие мелкие птицы окрашены очень ярко, свежая зеленая мурава, коротко общипанная пасущимся скотом, украшена мелкими цветами; как старого друга встретил я среди них цветок, похожий на маргаритку. А что бы сказал любитель цветов при виде огромных пространств, так густо усеянных вербенами, что даже издали они горят алым цветом?

Я оставался в Мальдонадо десять недель и за это время успел составить почти полную коллекцию местных зверей, птиц и пресмыкающихся. Прежде, однако, чем говорить о них, я расскажу о своем путешествии к реке Поланко, которая протекает миль за семьдесят к северу от Мальдонадо. Кстати, вот образчик здешней дешевизны: двум проводникам с целой дюжиной верховых лошадей я платил в день всего два доллара. Мои спутники были хорошо вооружены пистолетами и саблями. Эта предосторожность показалась мне сначала излишнею; но первое, что мы услышали в пути, был рассказ о том, как накануне на дороге из Монтевидео был найден путешественник с перерезанным горлом. Убийство случилось около креста, поставленного в память такого же события.

Первую ночь мы провели в уединенном сельском домике, и тут оказалось, что некоторые из моих вещей вызывают у местных жителей величайшее удивление. Особенное внимание возбуждал мой карманный компас. В каждом доме меня просили показать его и объяснить, как при помощи этого инструмента и карты определяется направление. Туземцев несказанно поражало, что я, приезжий, так хорошо знаю дорогу: в этой открытой стране направление и дорога – одно и то же. Даже одна больная, – молодая женщина, лежавшая в постели, – специально прислала просить меня, чтобы я зашел к ней и показал ей компас.

Если местные жители удивлялись мне, то я, со своей стороны, удивлялся невежеству людей, которые владеют тысячами голов скота и обширными поместьями. Это невежество можно объяснить разве тем, что в эту глухую страну редко приезжают иностранцы. Меня спрашивали: земля ли ходит вокруг солнца или наоборот? теплее или холоднее к северу? где лежит Испания? и множество других подобных вещей. Жители большею частью полагают, что Англия, Лондон и Северная Америка – различные названия одного и того же места: однако находились люди и более сведущие, – они знали, что Лондон и Северная Америка – отдельные, но соседние между собою страны, а Англия – это большой город в Лондоне.

У меня были спички, которые я зажигал о зубы. Со всех концов сбегались люди посмотреть на это чудо. Кто-то даже предложил мне целый доллар за одну спичку. В селении Лас Минас много толковали о том, что я каждое утро умываюсь. Один богатый купец подвергнул меня подробному допросу по поводу такой странной привычки. Он расспрашивал меня также и о том, почему мы на корабле не бреем бороды, и, вообще, смотрел на меня очень подозрительно. Может быть, он слыхал об омовениях магометан и, зная, что я не католик, а стало быть, еретик, решил, что все еретики – турки.

В этих местах существует обыкновение просить ночлега в первом встречном доме. Удивление, которое возбуждали мой компас и другие «фокусы», вместе с бесконечными рассказами моих проводников о том, как я раскалываю камни, отличаю ядовитых змей от безвредных, собираю насекомых и тому подобное, было мне очень на руку – оно давало мне возможность отблагодарить за оказанное мне гостеприимство. Я пишу об этих людях так, как если бы я рассказывал об обитателях Центральной Африки. Боюсь, что жители Банда Ориенталь остались бы недовольны таким сравнением, но когда я разговаривал с ними, мне действительно приходила на ум Центральная Африка.

Назавтра мы отправились в селение Лас Минас. Природа оставалась такой же, разве что ландшафт был несколько более холмистым. Впрочем, житель пампасов, без сомнения, назвал бы эти холмы Альпами. Народу живет здесь так мало, что за целый день едва встретишь одного человека. Лас Минас еще меньше Мальдонадо. Селение лежит в маленькой равнине, окруженной низкими скалистыми горами. По обыкновению, оно построено симметрично: в центре стоит выбеленная церковь, и общий вид довольно красив. Крайние дома одиноко возвышаются на равнине; возле них нет ни садов, ни дворов. В тех местах сады вообще бывают редко, и потому дома имеют неприветливый вид.

На ночь мы остановились в пульперии, т. е. в кабаке. Вечером туда пришли гаучосы пить вино и курить сигары. Их внешность заслуживает внимания – они очень стройны и красивы, но кажутся чрезвычайно надменными; многие из них носят усы и длинные волосы, вьющиеся по спине. Яркая цветная одежда, звенящие шпоры, ножи, заткнутые за пояс как кинжалы, в качестве кинжалов их нередко и употребляют, – всё это придает гаучосам характер, далеко не соответствующий названию гаучо, что значит поселянин. Вежливы они чрезвычайно: ни один не выпьет своего вина, не предложив вам отведать его; но даже тогда, когда гаучо отвешивает вам свой изящнейший поклон, видно, что он не прочь перерезать ваше горло, как только ему представится случай.

На третий день мы продолжали наш путь, но часто отклонялись в стороны, потому что я был занят осмотром залежей мрамора. На зеленой мураве равнин мы видели много страусов. В некоторых стадах их было до двадцати и до тридцати штук. Страус, стоящий на возвышении, четко вырисовывается на светлом фоне неба. Нигде еще в этой стране я не встречал таких смирных страусов: они подпускали всадника очень близко к себе, потом распускали крылья и стремительно пускались по ветру, оставляя лошадь далеко за собой.

К ночи мы приехали в дом дона Хуана Фаунтес, богатого землевладельца, с которым, впрочем, никто из нас не был лично знаком. Здесь, когда приближаешься к чужому дому, полагается выполнить следующие требования этикета: медленно подъехать к двери и, не слезая с лошади, сказать: «Ave Maria». (Слезть с лошади до того, как кто-нибудь к вам выйдет и попросит войти, считается неприличным.) Ответная фраза хозяина: «Sin pecado concebida» (зачатая без греха). После того как вас ввели в дом, вы в течение нескольких минут ведете разговор на какую-нибудь общую тему и только после этого предлагаете вопрос о том, можно ли здесь переночевать. На эту просьбу всегда отвечают согласием, и с этой минуты гость уже принимает участие во всех семейных трапезах, ему отводят комнату, где он устраивает себе постель из чепрака своего рекадо, т. е. седла.

Любопытно видеть, как одни и те же условия вырабатывают сходные обычаи и нравы. На мысе Доброй Надежды повсеместно существует совершенно такого же рода гостеприимство и соблюдается почти тот же самый этикет. Но разница между испанцем и голландцем заключается в том, что испанец никогда не задаст гостю вопроса, выходящего за пределы самой тончайшей вежливости, тогда как добряк-голландец спросит вас, и где вы были, и куда поедете, и чем занимаетесь, и, наконец, осведомится даже о том, сколько у вас братьев, сестер и детей.