В Восточной Пруссии 8-я германская армия под командованием фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга воспользовалась тем, что командующий Северо-Западного фронта Жилинский развёл армии Самсонова и Рененкампфа в разные стороны. Рененкампф получил приказ на севере брать крепость Кёнигсберг, а Самсонов двигаться на запад вдоль Мазурских озёр.

Двадцать второго августа Гинденбург, приняв от Максимилиана фон Притвица дела, уловил опасный для русских армий разрыв, и стал группировать корпуса своей армии полукольцом вокруг армии Самсонова, не мешая тому идти на запад.

Жилинский это угрожающее положение заметил на два дня позже Гинденбурга. Командующий Северо-Западным фронтом двадцать четвёртого августа даёт приказ армии Рененкампфа срочным порядком разворачиваться и двигаться ускоренным маршем на юг. Ещё четыре дня Яков Григорьевич Жилинский размышлял, стоит ли нарушать приказ Верховного главнокомандующего о наступлении в Восточной Пруссии, и останавливать Самсонова. Тот по инерции двигал свою вторую армию вперёд, и лишь двадцать девятого августа сообразил, что влез в немецкий мешок. Самсонов даёт команду к отходу, но немцы уже заняли все шоссейные дороги, и русским приходилось отступать через лес. Сказалось неумение штаба второй армии наладить управление войсками и организованно пробиваться из окружения. Немцы не могли плотно охватить армию Самсонова, и бреши в обороне были, но русская разведка их выявить не могла, офицеры были деморализованы, и предпочитали сдаваться в плен, чем со своими солдатами бродить по лесам и болотам.

Тридцатого августа генерал Самсонов, осознав полный разгром своей армии, застрелился. Генерал Рененкампф пытался пробиться на выручку второй армии, но Гинденбург смог задержать его, а тридцать первого августа армия Самсонова перестала существовать как боевая единица. Рененкампф одоздал ровно на одни сутки.

Генерал Жилинский снятый с поста командующего Северо-Западным фронтом, в разгроме армии Самсонова винил Рененкампфа. Удобной фигурой для битья был Павел Карлович Рененкампф – немец, к тому же в годы первой революции 1905 года немало русской крови пролил, подавляя восстания. Потому, впоследствии его стали обвинять в гибели армии Самсонова и историки, пишущие о Первой мировой войне. Но дорогой читатель, как известно: «Не суди, да не судим будешь», потому мы осуждать Павла Карловича не станем, ибо он строго выполнял все приказы генерала Жилинского, и просто-напросто не успел прийти на помощь генералу Самсонову, который сам влез в ловушку, расставленную ему немцами.

После разгрома второй русской армии, фельдмаршал Гинденбург был назначен командующим Восточным фронтом. Начальником штаба у него стал генерал – майором Эрих фон Людендорф. Кстати, если уж быть точным, то это он, а не Гинденбург, в августе уловил опасное положение армии генерала Самсонова. Именно Людендорф разработал тот великолепный план, в результате которого армия Самсонова оказалась в «мешке». Теперь Гинденбург и Людендорф обдумывали операцию по прорыву русской обороны. Планировалось, что войска Восточного фронта будут атаковать позиции русских с севера, а армия Австро-Венгрии с юга. Соединиться предполагалось возле польского городка Лодзь, окружив все силы Северо-Западного фронта.

Восточный фронт начал своё наступление одинадцатого ноября и две недели терзал русскую оборону. Бои были кровавые, но прорвать оборону Северо-Западного фронта не удалось.

В начале декабря третья и четвёртая армии Австро-Венгрии также начали своё наступление, они смогли в боях у Лимановы сильно потрепать войска третьей и восьмой русских армий, отодвинули их от Кракова, заставили покинуть Западные Карпаты. Однако прорвать оборону русских австрийцы тоже не смогли.

В декабре на Восточном фронте от Балтийского моря до Карпатских гор, войска принялись зарываться в землю. Новый год все воюющие стороны встречали в окопах. Война ещё не ожесточила людей, и в Рождественскую ночь рядовые солдаты: немцы, англичане, французы и русские, сидя в своих траншеях, пели песни и поздравляли тех, кто в окопах, напротив. В некоторых местах и вовсе выходили из окопов, и на нейтральной полосе, встречались с солдатами противника. Люди угощали друг друга водкой, шнапсом и виски, играли на гитарах, гармошках и аккордеонах, вместе пели песни. Это была последняя ночь, когда в них оставалось что-то доброе. Все последующие военные годы вытравят из них человечность газами, и выбьют снарядами – Рождественская ночь 1916 года врагов примирить не сможет.

Второго января 1915 года начальник Большого Генерального штаба генерал Фалькенхайн вызвал к себе Вальтера Николаи.

– Зимнюю кампанию этого года майор, мы начнём с серии ударов в Восточной Пруссии и Галиции, – генерал провёл указкой по карте, висящей на стене, – нужно срезать выступ русского фронта около Варшавы. Мы уничтожим там несколько русских армий. После чего продвинемся вглубь России. Это заставит русского царя пойти на заключение с нами сепаратного мира. Для этих целей, снимаем с Западного фронта десять пехотных дивизии. Также в Германии нам удалось сформировать четыре резервных армейских корпуса. Они тоже пойдут на Восточный фронт.

– Я уверен господин генерал, мы сокрушим оборону русских! – щёлкнул каблуками Вальтер Николаи.

– Мне бы тоже на это хотелось надеяться, – улыбнулся Фалькенхайн. Он положил указку на стол, задвинул карту занавеской: – В прошлом, наши действия против русских грешили недостаточной продуманностью. У нас существенно хромает разведка. Это ваша недоработка майор.

– Я приложу все силы, чтобы исправить это упущение господин генерал! – щёлкнул каблуками Николаи.

– Оперативное управление особенно интересует состояние русских войск в районе Рык³⁸ – Райгород³⁹

Придя к себе, Николаи сказал своему адъютанту лейтенанту Кетлеру:

– Пауль, вызовите в Берлин Н-18.

В картотеке отдела III В Большого Генерального штаба под кодом Н-18 значился Вяйне Алто, представитель финской фирмы «Фискарас» в Стокгольме.

Генерала Фалькенхайна интересовало сосредоточение русских войск в районе Рык – Райгород. Это район дислокации 10-ой русской армии. В штабе этой армии начальником контрразведочного отделения служил полковник Мясоедов, давний агент Вальтера Николаи. Вяйне Алто ещё до войны планировался майором Николаи как связной в России с несколькими русскими агентами. Он финн и являлся гражданином Российской империи, вместе с тем, живя в Стокгольме, он мог выезжать в Германию.

***

Сильно удивила военная Москва Виктора Кудельмана, которого вся хитровская шпана звала Васькой Пуделем. Это был ловкий мошенник, специализировавшийся на подделке облигаций⁴⁰ и векселей⁴¹.

Отсидев три года в Орловском централе, вернулся Васька Пудель в Москву, и понял, что такое война. В городе было полным полно военных, многие здания были отданы под госпитали. Кудельман увидел странных военных – вроде форма как форма, и офицерские погоны на плечах, а на них вензель: «ВЗС»⁴².

– Кто это такие? – поинтересовался он у щупленького солдатика, с перебинтованной рукой, который курил возле здания «Ляпнинского общежития» на Большой Серпуховской улице.⁴³ Во время войны там разместилась команда выздоравливающих.

– Не военные это вовсе, – махнул рукой солдатик. Он презрительно сплюнул: – Их зем-гусары зовут.

– Какие гусары?! – ещё больше удивился Васька Пудель.

– Богатые баре, которые от войны отлынивают и во всяких тыловых конторах сидят, – солдатик усмехнулся, – вроде при армии, в форме ходят, а всё же от войны далече.

Солдатик рассмеялся:

– Наш начальник команды выздоравливающих полковник Иванов, им больно завидует. Сам Иванов тоже повоевать не успел, акурат на десятый день войны с сифилисом в госпиталь угодил, а оттуда к нам в команду выздоравливающих. Однако до конца войны у нас не отсидишься, всё равно на фронт отправят. Вот полковник Иванов и вознамерился из армии по болезни в зем-гусары уйти. Однако с сифилисом его никак не комиссуют. Теперь он планирует триппер подцепить и по девкам шляется, да пока не везёт, здоровым ходит.

– Боевой у вас полковник, – улыбнулся Кудельман.

– У нас в команде выздоравливающих, почитай все офицеры с паскудными болезнями. Один прапорщик Лузин с прострелянной коленкой.

Так за разговором Васька Пудель и познакомился с солдатиком. Звали того Иван Косых, был он из Рязанской губернии. Решили они отметить знакомство, и пошли в чайную «Петроград» около Рязанского вокзала⁴⁴.

– А ты мил человек, откуда? – поинтересовался Иван, когда шли в чайную. Он кивнул на Ваську Пуделя: – По тебе сразу видно, не местный.

– Как раз местный, – рассмеялся тот, – из тюрьмы я. На Орловском централе сидел. Слышал о такой тюрьме?

– Деревенский я, – вздохнул Иван, – тридцать лет в своей Егорьевке прожил, а в Рязани, что в пятидесяти верстах, всего два раза и был. Зато война в саму Пруссию закинула.

Косых с уважением посмотрел на Пуделя:

– Ты в тюрьму за политику сел?

– За неё самую, – соврал Васька Пудель.

Пришли в чайную, заказали по стакану чая и по бублику, а спиртного там не было.

– Погоди мил человек, – сказал Иван и достал из шинели бутылку.

– Что это?

– Динатурка, – пояснил Иван Косых.

– Нет, брат, лучше водки.

– Да где ж её родимую взять-то?! – развёл руками Косых. Он вздохнул: – Царь с начала войны сухой закон ввёл. Теперь водку только знатные баре пьют, она почитай червонец бутылка.

– Червонец?! – изумился Васька Пудель. Покачал головой: – Раньше на десять рублей можно было так гульнуть! Водка не дороже пятидесяти копеек стоила.

– Война, – Иван полез в карман брюк. Он достал оттуда смятый рубль: – Мил человек, не взыщи, нет у меня больше. Возьми рубль, все на хлеб хватит.

Взял Васька Пудель рубль у солдата, и распрощался с ним. Отправился он на Хитровку⁴⁵, там, в трактире «Сибирь» повстречал своего давнего приятеля Николая Сафронова по кличке «Сабан». Тот кореша вернувшегося из тюрьмы встретил достойно – стол накрыл. Половой⁴⁶ в чайнике что-то принёс.

– Теперь у нас так, – улыбнулся Сабан, – пьём не из графинов, а из чайников.

Он разлил по стаканам коричневую жидкость.

– Что это? – подозрительно спросил Васька Пудель. Он уже был научен, что в Москве нельзя пить всё, что наливают.

– Мы на Хитровке её зовём «ханжа», смесь клюквенного кваса и денатурата.

– Я почти все своё здоровье в Орловском централе оставил, – Пудель отодвинул от себя стакан с «ханжой», – здесь в Москве остатки на ваше пойло разменивать, не намерен. Вели водки подать!

– Водка больших денег стоит! – вздохнул Сабан. Он обвёл зал трактира рукой: – Здесь её пить некому.

– Как же вы живёте-то теперь?

– Скучно, – вздохнул Сабан.

– Где Наталья, красавица моя ненаглядная? – Васька Пудель достал пачку «Дюген». Рубля, что Иван Косых дал ему, как раз только и хватило на эти папиросы.

– Она на Лубянке промышляет, – ответил Сабан, – там во дворе доходного дома «Россия», двухэтажная гостиница, вот она клиентов в её номера и водит.⁴⁷

Десять лет назад Наталья, шестнадцатилетней девчонкой пришла из деревни в Москву, и устроилась служанкой к генералу Разумовскому. Двадцатилетний генеральский сынок попользовался Натальей, а когда она сообщила, что беременна, хозяйка Разумовская, выставила её за порог, да ещё и причитающееся жалование не заплатила. Что было делать бедной служанке?! В деревню ехать, там отец вожжами до смерти забьёт. Сидела она и горько плакала возле Хитровского рынка, там её и повстречал Васька Пудель.