В эту секунду стало понятно, из чего сделан круг вокруг помоста. Это были большие кучи сухих дров, пропитанные каким-то горючим. Стеф увидела, как искра, взметнувшаяся вначале одного из полукругов, мгновенно потащила за собой шлейф пламени и потом перекинулась на другие. Стефания беспомощно оглядывалась, понимая, что они уже в кольце плотного огня, который уже перекинулся к деревянной платформе, пожирая её, вытесняя людей, пытающихся собрать столь важные улики. Пламя разрушало тщательно собранную картину, корчило декорации в своих объятиях и вскоре взвилось над самым центром настила рёвом пламенного взрыва, ломающего под собой лёд. Стефа́ния почувствовала, как всё дрожит под ногами. Вода, освободившись от ледяной корки, стала пробираться наверх из глубин озера, и картинка окружающего хаоса стала тонуть в оцепенении оттаявшего льда. Но вдруг пламя снова с рёвом взлетело вверх, и последним ярким пятном для Стеф стало удаляющееся огненное буйство, погружающееся в недра лесного озера.

Ма́рычев, стоявший на берегу, заметил изумление на лице начальника главка, которому он докладывал происходящее.

– Это ещё что за пиромания?

Иван развернулся и увидел лишь, как пылающая деревянная постройка ломается под гнётом огня и уходит в вековой мрак озера среди разорванного взрывом льда. Остолбенев на секунду от увиденного, Ваня услышал чей-то вздох рядом и короткую фразу: «кто-то упал за пределы». Ма́рычев побежал вперёд, столкнул со снегохода одного из полицейских и погнал вперёд наперерез снежному валу метели, к темнеющей на фоне белого снега человеческой фигурке, к которой, глотая снег, также стремительно приближался тёмный язык озёрной воды. Соскочив со снегохода, мужчина провалился по пояс в наметённый наст и стал пробираться к лежавшей без движения фигурке.

– Сейчас, сейчас, я сейчас.

Увязая в ломающейся под тяжестью тела ледяной корке, Марычев оглянулся на расходящуюся полынью, уцепился за лыжу, и кое-как выбравшись из снежной ловушки, снова запрыгнул в снегоход и подъехал совсем близко.

– Стеф. – тихо выдохнул он, когда свесился с сиденья и прощупал пальцами слабо бьющуюся венку на шее.

Вдруг рядом раздался тихий рокот второго снегохода, и Ваня увидел, что это Малинин примчался на помощь.

– Не слезай, срочно развернись. Её в больницу нужно. – закричал Марычев.

Малинин до максимума выкрутил ручку газа, взвился на месте, чуть ли не поставив самоходные сани вертикально, но ловко уронил их обратно на лыжи и встал так, чтобы прицеп подлетел к Марычеву.

– Марычев, быстрее! – заорал Егор. – Полынья близко. Сам не дури, прыгай тоже.

Вода была уже всего в нескольких сантиметрах от снегохода Марычева, когда он водрузил Стеф на сани Егора, потом оперативник почувствовал, как просела задняя часть повозки, прыгнул на боковины снегохода и, прикрывая от метели тело Стеф, поехал к берегу. Его же снегоход ушёл под воду в ту секунду, как он с него спрыгнул.

Ошеломлённый ночными происшествиями лес шумел верхушками деревьев, расступаясь для холодного северного ветра, серый рассвет обнажил уродливую, обугленную, но уже поддёрнутую плёнкой новорождённого льда полынью, посреди некогда тихого озера. Позёмка засыпа́ла колючими крупинками прорехи в снежной глади. Вокруг была тишина, и только белые вихри водили хороводы, скорбно склоняясь к земле.

***

Уже несколько часов пытаясь что-то безуспешно рассмотреть в трещинах лака на рабочем столе, Марычев сидел в своём кабинете. Телефон, поняв безнадёжность звонков, потух и затих, дверная ручка перестала елозить в разболтанном отверстии, наступила тишина. Но вдруг в молчаливом коридоре раздались шаги, и высокий женский голос проговорил:

– Ваня, я знаю, что ты там. Открой мне дверь. Только что звонили из больницы, операция прошла успешно.

Оперативник молча встал со своего места, надел куртку и, открыв дверь, столкнулся с невысокой рыженькой женщиной, ненамного старше его, но уже дослужившейся до майорских звёзд.

– Спасибо, Настя. – уронил он и быстро пошёл по коридору.

– Постой. Ваня, я отвезу тебя. Я на машине. – спокойно сказала Анастасия и пошла вслед за ним.

Раннее утро бродило по тихим больничным коридорам от палаты к палате, везде было спокойно и лишь изредка слышались чьи-то стоны, но вскоре они затихали, и дремота окутывала пространство.

Когда Марычев подошёл к отделению реанимации и уже хотел открыть дверь, его руку перехватила подоспевшая медсестра.

– Куда? Там тяжёлые лежат.

– Я только гляну на неё.

– Да нельзя.

– Нам можно. – спокойно, но очень веско сказала Анастасия и предъявила удостоверение. – Следователь по особо важным делам Колизина Анастасия Ивановна. – На минуту. Мы войдём на минуту, я прослежу.

– Ой, ну только быстро. Мне и так влетит. – посетовала медсестра и скрылась за дверью процедурного кабинета.

Марычев остановился перед стеклом, за которым стоял ряд кроватей, мерцали мониторы и лежали люди, среди которых была Стеф, ещё вчера такая весёлая и жизнерадостная. Настя потянула Ивана за руку и, когда он попытался отстраниться, тихо проговорила:

– Она всё равно тебя сейчас не видит и не слышит. Но я где-то читала, что мы своим беспокойством создаём ненужные вибрации, а здесь и так всё очень плохо. И помни, пожалуйста, что ты, прежде всего, лучший оперативник и только во вторую очередь друг Марго, а уж в последнюю – влюблённый. Сейчас нам необходимы все силы. Но ты в растерянности и панике. Пожалуйста, не выпадай из команды, Марго выпала и вот результат.

– Не надо так. – Марычев выпрямился, мышцы лица напряглись, и он снова отошёл от женщины на шаг.

– Нет, надо. – твёрдо сказала Колизина. – Она в результате своих действий не только погибла сама, но и поставила под угрозу жизни многих людей, в том числе своей сестры. Мы командные игроки, я бы даже сравнила нас со стаей. Недаром каждый из нас изучает изначально одинаковые дисциплины, а затем выбирает узкую специальность, и вместе мы складываем потом мозаику преступления из разных частей. Пойдём, нам нужно собраться и работать.

Марычев лишь вздохнул, кинул последний взгляд на бледный овал любимого лица и послушно вышел из реанимации.

Стеф пыталась уловить обрывки мыслей, пробиться сквозь дымку размытого сознания, выбраться из нарастающей боли, но потом снова отключалась. В один момент она осознала, что видит через мутную пелену перед глазами склонённую над ней, искажённую преломлением света фигуру.

– Вы кто? – смазанный женский голос донёсся до слуха Стеф.

Вошедшая медсестра увидела склонённого над кроватью Стефани незнакомого мужчину.

– Я лекарь. – отозвался мужчина выпрямляясь.

– Новый доктор, что ли? Что-то я не помню вас. – нахмурилась пожилая дама. – Что вы делаете? У неё вся рука красная.

На предплечье Стеф, там где незнакомец держал свою ладонь, действительно расцветало красное пятно.

– Нет, я лекарь, я врачую по-другому. Она скоро поправится. – тихо произнёс он и, направляясь к двери, по дороге перехватил руку женщины и растянул в улыбке губы.

– Что вы делаете? – воскликнула медсестра.

– Удерживаю мгновения вашей жизни. – тихо ответил мужчина и, резко отпустив запястье женщины, открыл дверь палаты. – Я отдал ей слишком много энергии.

***

В управлении теперь уже бывший кабинет Маргариты был забит людьми. Колизина, занявшая место и стол своей предшественницы, отдавала чёткие распоряжения и потихоньку разгоняла коллег с заданиями. Оставшись с Марычевым и Малининым, она выдохнула:

– Чертовки тяжёлый день. – женщина несколько секунд помолчала, потом подняла на Ивана глаза и продолжила. – Стеф в больнице, больше у них нет родственников, – она движением руки остановила порыв Марычева вставить слово, – подожди. Я возьму организацию похорон на себя. Ваня, ты хорошо разбираешься в оперативной работе, а я прекрасный организатор. Давай каждый будет заниматься своей работой. Сейчас важно бросить все силы на раскрытие этого дела.

– Хорошо. – Марычев покивал. – Я хотел съездить сегодня и на земле там походить, с местными поговорить.

– Отлично. Давай. Егор, ну а тебя я нагружу половиной не законченных Марго дел. – обратилась она к Малинину.

– Да, но я хотел бы принимать непосредственное участие в, – Егор запнулся, – в этом расследовании.

– Егор, мы все одна команда. Я всегда рада выслушать конструктивные предложения.

Анастасия отвлеклась на телефонный звонок, нахмурилась и когда положила трубку на место, Марычев спросил:

– Из больницы? Что там? Как Стеф?

– Всё в порядке. Мы пост поставили. Есть там неприятный момент, но к Стефани он не имеет отношения. – махнула рукой Настя.

– Что случилось? – Малинин взглянул на дёргающегося Марычева и покачал головой. – Ваня, правда, ну чем ты сейчас там поможешь?

– Ваня, там реанимационная медсестра на посту умерла. Пожилая женщина, сердечный приступ. Я вообще не понимаю, почему мне посчитали нужным это сообщить. – Настя вздохнула. – Кстати, Стефани пришла в себя, её уже даже в интенсивную терапию перевели.

***

Буквально через неделю, к удивлению врачей, Стефани уже была на ногах и, пройдя через долгую, утомительную беседу с лечащим врачом, всё-таки настояла на своей выписке.

– Вы были практически при смерти. – доктор поправил очки и с тяжёлым вздохом подписал документы. – Мы вас еле собрали. Вы понимаете, что у вас сердце останавливалось?

– Но сейчас-то я здорова? – спросила Стеф.

– Больше того, у вас шрамы почти все затянулись, а это знаете ли нонсенс.

Мужчина молча развёл руками, подвинул девушке выписку и встал из-за стола.

– Доктор, у меня только один вопрос, что это за пятно? – спросила Стефани, закатывая рукав футболке и показывая предплечье, на котором коричневыми пятнами расползался замысловатый рисунок.

– Пятно родимое. – кинув короткий взгляд, сказал врач. – Вот видите, вы не помните, что оно было. Это тревожный признак.

– Но его не было. – покачала головой Стеф.

– Конечно, могло вследствие множества травм и после хирургического вмешательства появиться. – врач ещё раз присмотрелся. – Но, конечно, не такое большое. В любом случае это повод наблюдаться. Обратитесь хотя бы в поликлинику по месту регистрации.

Выйдя из больницы, Стефани вызвала такси, доехала до дома и, забравшись в душ, долго сидела без движения под струями горячей воды. Она долго не могла посмотреть на странное изменение кожного покрова на руке, потом всё-таки заставила себя глянуть и ей пришлось зажать себе рот, чтобы не закричать. Стефани только один раз видела такой рисунок и то это было под большим секретом. Она тогда с несколькими студентами за астрономические для простых ребят деньги ездила на какой-то колдовской съезд, изучала ритуалы и хотела писать дипломную работу на тему «Ритуалы, как проводники веры». Она помнила одну женщину, позвавшую только её к своей машине. Там она молча раскрыла ветхую, почти рассыпающуюся книгу, ткнула в точно такой же знак пальцем и, подняв на Стеф потемневшие глаза, сказала:

– Когда ты его увидишь, значит, ты перестала жить. Значит, ты перешла рубеж смерти и снова вернулась. Ты стала другой. Значит, ты сможешь закрывать ритуалами прорехи между мирами.

Тогда Стефани это показалось странной глупостью, и вообще вскоре она поняла, что их развели на деньги, потому что весь съезд был больше похож на пьянку и какое-то неинтересное шоу. Но с тех пор слова той женщины неотступно преследовали девушку, а сейчас, когда она всё вспомнила, ей стало нестерпимо страшно.

Страшно оттого, что ничего нельзя изменить. Страшно оттого, что вчера она умерла…

Глава 2

Пятнадцать лет спустя…

Тёмную извилистую улицу ночной дождь постепенно превращал в ручей, резкие порывы ветра расшатывали кроны невысоких деревьев, в темноте клацали железом резные металлические вывески, которые так нравились туристам, кое-где хлопали не закреплённые деревянные ставни окон. Единственное светлое пятно, выделяющееся в сумраке, дрожало размытыми тенями на стене дома напротив, отражаясь от вывески «БАР», раздражающей своим миганием.

За залитым мерцающим светом окном внутри находилось всего два человека, которые не торопились в такую погоду покидать уютное тепло. Мужчин разделяла лента барной стойки и явно непростой разговор. Один из них наконец вдруг на что-то решился, поставил на тёмную поверхность столешницы толстостенный бокал с осколками оплавившихся льдинок и поднял глаза на хозяина заведения.

– Почему именно она?

– Ты пришёл ко мне с вопросом, – спокойно ответил бармен, – я тебе на него ответил. Если ты пришёл ко мне, значит, ценишь моё мнение и мне не надо его объяснять. – мужчина пригладил короткую щетину бороды, часто исколотую сединой.