– Дым, – усмехнулся Берк. – Но ведь могло так случиться, сэр, что этот дым – результат поджога самими русскими тех штабелей с бочками, назначение которых…

– Так и осталось непонятным, – торопливо и с нажимом закончил за своего подчиненного адмирал, – и абсолютно неважным. Давайте считать, что в бочках была нефть. Или китовый жир. Или что угодно. Главное, что оно, чем бы это ни было, сгорело. Как и весь Петропавловск.

Капитан вопросительно взглянул на адмирала.

– В прошлую войну, – пояснил тот, – я уже атаковал русские берега, правда, не здесь, а на Кольском полуострове. Мы с легкостью разнесли деревянный острог, сожгли половину Архангельска, но когда морская пехота высадилась на берег, русские ждали наших парней и разбили их. Впрочем, там у нас все прошло немного лучше, чем здесь. Меня не прельщают лавры адмирала Прайса^[23].

– Вы не чистили перед боем пистолет, сэр, – усмехнулся капитан. – Вряд ли вам грозит та же судьба.

– Пистолет все-таки менее опасен, чем орудия. Какой процент боекомплекта вы уже расстреляли, Джеймс? По сорок снарядов на пушку?

– Да, сэр, согласно приказу.

– А сколько снарядов израсходовали крейсера русских? И сколько их было?

– Два, сэр! Я опознал «Нахимов». Кстати, судя по всплескам, они перевооружили их на шестидюймовки, как у наших «Имперьюзов»… Второй вроде бы «Корнилов». Мне показалось, что шестидюймовки на нем тоже новые… Они дали всего по десятку залпов и скрылись за дымовой завесой.

– За дымом пожаров, Джеймс. «Корнилов» тоже горел. Но, по данным разведки, крейсеров должно было быть восемь. Их новые быстроходные транспорты, угольщики и ледоколы тоже несут по шесть орудий среднего калибра и наверняка уже подняли крейсерские флаги. Не то чтобы они были так опасны, но их тут не оказалось. Как вы думаете, куда они ушли?

– Ледоколы я бы отправил в Северный океан, – пожал плечами капитан. – В условиях войны проход арктическими морями становится еще более актуальным.

– Именно. Возможно, оба угольщика и оба транспорта пойдут с ними, но…

– Вы считаете, что они могут отправиться навстречу эскадре адмирала Макарова?

– Это вполне вероятно. Мы не знаем направления и, судя по частому упоминанию Владивостока, туда – вряд ли. А если они пойдут сюда, то будут здесь уже завтра… Против четырех наших броненосных крейсеров русские могут выставить «Громовой» и пять быстроходных, уж точно не медленнее наших, стариков-броненосцев. Тогда против четырех наших бронепалубников у них будет восемь, не уступающих нам по боевой мощи. Забавно, что в случае встречи с обеих сторон будет по «Диане» и «Авроре». Действительно, забавно, но вряд ли этот курьез оправдает уничтожение нашей эскадры.

– Мне тоже не хочется встречаться с мистером Макаровым с пустыми погребами, сэр. Собственно, мне вообще не хотелось бы сталкиваться с ним при таком соотношении сил.

– Именно поэтому мы удовлетворимся полным, вы слышите, Джеймс, полным сожжением города и угольных складов! Что, собственно говоря, уже состоялось. И этот дым будет тому свидетельством.

Адмирал устремил свой взгляд на палубу, где кто-то из младших офицеров старательно фиксировал картину затянутого черными клубами берега с помощью массивной деревянной фотокамеры.

– Я полагаю, эти снимки станут достаточно впечатляющим свидетельством для истории, – задумчиво произнес он, – и доказательством для тех идиотов, которые раздергивают наши силы так, что мы не в состоянии достичь решительного преимущества ни в одной точке.

– С другой стороны, мистер Макаров вполне мог бы пойти и в Австралию, сэр, – возразил капитан Берк. – И отправка броненосцев адмирала Сеймура на юг вполне логична, не так ли?

– Будь «Центурионы» здесь, русская эскадра отправилась бы туда почти гарантированно, с весьма тяжелыми для нас последствиями. Мы вынуждены защищать слишком много позиций одновременно, Джеймс. А русские тоже умеют считать, и радиостанции у них, к сожалению, лучше наших. Узнав, что все наши свободные силы атакуют эту деревню-переросток, Макаров неизбежно сложил бы два и два… Ну почему, почему эти идиоты никогда не учат историю?! – воскликнул адмирал, страсть которого к историческим штудиям была широко известна. – Надеюсь, старине Уолкеру в Мурманске повезет больше, чем нам в свое время…

В это же время. Мурманск

Мурманск полыхал. Горели деревянные дома и здания мастерских, причалы, исходили ярким пламенем и черным дымом угольные склады. В пяти милях к норду, прямо напротив Белокаменки, горел новейший ледокол «Федор Литке», вынесенный ударом броненосного тарана «Санс Парейль» на отмель и только потому окончательно не затонувший. Лениво тлел и сам «Санс Парейль», поймавший сразу после тарана два снаряда с железнодорожной мортирной батареи. Она первым эшелоном была переброшена на Север, когда предназначенная для защиты нового российского порта береговая артиллерия отбыла неразгруженной в неведомые дали.

Еще два похожих на него корабля, «Конкерор» и «Хиро», чуть поменьше, но тоже с единственной орудийной башней в носу и выдающимся вперед массивным тараном, не горели. Из их коротких двенадцатидюймовых жерл каждые пять минут вылетали языки порохового пламени в тщетных попытках нащупать надоедливую батарею.

От взрывов снарядов горел редкий полярный лес, и клубы дыма надежно скрывали дюжину миноносок, укрытых рыбацкими сетями с навязанными на них ветками и кусками мешковины почти в самом устье Ваенги, еще восточнее. По сравнению с громадой английского броненосца кораблики выглядели несерьезно, да и технические их данные не слишком впечатляли. Единственным достоинством было то, что в случае нужды их можно перебрасывать хоть в трюмах кораблей, хоть по железной дороге, что и сделали в преддверии войны.

– Что «Рюрик»? – спросил лейтенант с надменным лицом у другого моряка, чуть постарше, с погонами инженера-механика.

– Говорят, не дошел до Кильдина. Влепили ему в румпельное, пытался машинами управляться, но где там! Подошла «Галатея» и торпедами добила. С острова передали: семерых спасли, а из офицеров – никого.

Лейтенант отвернулся. Видимо, от дыма у него защипало глаза.

– Позор, – наконец сказал он. – Просто позор, Василий Васильевич. Последний год только и говорили, что о войне, а у нас все не слава богу. Мины якорные есть, но ставить их не велят, чтобы не нарушать собственное судоходство. Даже торпеды есть, пусть и старые, а головные части только учебные: боевых не довезли-с. И привозят их аккурат в момент, когда британцы начинают станцию обстреливать. Как так?

– Как обычно, – вздохнул инженер-механик. – Я читал сборник статей по Крымской, очень похоже, знаете ли. Либо купили британцы интендантов наших, чтобы те перепутали все, либо, что вернее, обычная наша безалаберность да авось с небосью. Понадеялись, что все броненосцы у британцев заняты и гнать их в такую даль не будут, а они вон что учудили! Собрали все старье, да и этого нашей худосочной эскадре с избытком хватило. Хорошо хоть «Светлана» ушла, пока они «Рюрика» убивали… Был у вас на «Рюрике» кто-то? Родственник?

– Друг, – кивнул лейтенант, – Филиппов Дмитрий. В Корпусе вместе учились. Все за первенство спорили: то он первым по списку, то я… А теперь вот…

Инженер-механик поднял руку, чтобы перекреститься, но замер, развернувшись лицом к лесу.

– Идут, – сказал он, присев на корточки.

Лейтенант последовал его примеру. Матросы, залегшие за корягой, пошевелили рылом старого, под бердановский патрон, «максима».

Из-за деревьев показалась одетая в железнодорожную тужурку фигура. Человек остановился и помахал руками.

– Эгей! Есть кто? Сорок семь, господа моряки! – крикнул он.

– Пятнадцать, – ответил лейтенант.

– Ага, – удовлетворенно кивнул штатский. – Как и сказывали. Позвольте представиться, господа: коллежский советник Образцов Владимир Николаевич, начальник путейской службы Мурманской дороги.

– Лейтенант Колчак Александр Васильевич, – представился офицер.

– Инженер-механик Зверев Василий Васильевич, – кивнул моряк постарше. – Чем порадуете, Владимир Николаевич?

– Немногим, господа, – вздохнул железнодорожник. – Откатили мы руками ваш литерный вагон по лесозаводской ветке, туда англичане не стреляли. Ну а далыпе-то как? Удалось собрать два десятка лошадей, притом без телег. Поэтому взяли только то, что навьючить смогли, а это не больше шести пудов на лошадку: чай, не вагон и даже не вагонетка.

Моряки разочарованно переглянулись.

Тем временем на лесной тропинке показалась низенькая местная коняшка, которую вел под уздцы парень в поморской одежде, за ней еще и еще…

– Владимир Николаевич, – прохрипел лейтенант, вглядевшись в длинный деревянный ящик, венчавший вьюк первой лошади. – Дорогой вы наш человек! Да вы не представляете, что вы сделали! Боцман! – крикнул он в сторону корабликов. – Общий аврал! Мины привезли, метательные! Мины, понимаете! Как же вы угадали-то?!

– Да, собственно, мы и не угадывали. Просто эти мины поменьше. Те, что побольше, Уайтхеда, на лошадь не навьючишь, а эти удалось, хотя и с трудом.

– Свиридович, всех свободных сюда! Давай, братцы, освобождай лошадок, заряжайте аппараты! Ну, господа британцы…

– Далеко ли такая мина идет? – почему-то шепотом спросил путеец у инженера-механика, наблюдая, как матросы с матом и кряканьем заряжают похожие на рыб мины в установленные на носу корабликов трубы.

– Сначала по воздуху летит саженей на двадцать, – так же тихо ответил тот, – а потом еще столько же под водой: форма у нее специальная, обтекаемая.

– Так вы должны приблизиться к вражескому кораблю на сорок саженей? – охнул путеец. – Это же верная смерть!

– Не такая уж верная, – не согласился инженер-механик. – С шестовыми минами вообще на три-четыре подходить приходилось. И с метательными, конечно, опасно, но… Служба, знаете ли. И долг. К тому же мы ночью пойдем, глядишь, и повезет кому, а маневрировать британским броненосцам тут особо негде: залив-то пару миль шириной, не больше. Хоть одного да достанем, а повезет, так и двух. Не должны они отсюда после такого погрома уйти, никак не должны. Ведь даже по госпиталю стреляли, ироды!

– Крейсер! Крейсер с моря идет! – прокричал сигнальщик с устроенной в развилке кривой сосны наблюдательной площадки. – Похоже, «Галатея», вашбродь! Побитая! И с ей два транспорта, по всему – войсковых! Медленно идут, узла три всего, через час тут будут!

– «Галатея» – это хорошо, просто замечательно! Особенно побитая. Значит, противоминная артиллерия у нее частью не действует. А транспорты – так и вообще как яйцо ко Христову дню! Ветер… – лейтенант посмотрел на верхушки деревьев, – ветер с оста – то что надо. Шалько! Дымовые шашки разнести по берегу, поджигать по команде! Разводить пары, готовиться к атаке из-под дымовой завесы. В Ягельное передать: пусть выходят и перегораживают минами весь фарватер. Если повезет, британцы еще и «Австралию» с позиции в горле залива сдернут и на подмогу пошлют, когда мы тут тарарам устроим. Вот все их силы разом и запрем. Все там засеять, сколько мин хватит. Чтобы никто не ушел! «Светлана» вернется – поможет при нужде. Ну а вы, Владимир Николаевич, возьмите с собой нашего механика…

– Александр Васильевич…

– Отставить, инженер-механик Зверев! Без вас паровозникам не справиться. Подумайте, как удобнее: либо только боевые части на лошадей вьючить (в них как раз пудов шесть будет), либо целиком торпеды на волокушах тащить. Дотащим до берега – погрузим на лодки и переправим к ягельным. Когда британцам выход в море перекроем, все наши большие миноносцы уже при оружии должны быть. Вы уж, Василий Васильевич, постарайтесь…

* * *

Из одиннадцати рванувшихся в самоубийственную атаку миноносок не вернулся никто. Из зашедших в длинный Кольский залив кораблей его величества вырвались только «Австралия», два шлюпа и таранный броненосец «Конкерор». Последний черпанул слишком низким для открытого моря бортом волну и затонул на подходе к Шпицбергену.