Роза, сосредоточившись, снова думает: «Тигр». Канала все нет.

Вместо этого Роза вспоминает тигра, которого однажды увидела в зоопарке «Франклин-Парк» в Бостоне, когда тот был еще открыт для посещения, а местный тигр – жив. Мама отвела Розу туда отметить ее шестой день рождения, что случалось не часто в их жизни на полуострове. Воспоминание размыто, но если закрыть глаза, то оно становится более отчетливым: мама, непривычно молодая, ест дорогое мороженое, сидя на обжигающе-горячей стальной скамейке. Вот она передает рожок Розе и держит под ее подбородком салфетку, пока та облизывает лакомство. А потом, когда от мороженого не остается ни крошки, она поднимает Розу, чтобы та посмотрела на зверя за решеткой, и между матерью и дочерью расцветает счастье, которое на ее родном языке звучит очень необычно.

«Хоранги», – говорит мать и указывает на тигра.

Роза виснет на ее руках, пытаясь привлечь внимание потрясающего полосатого зверя и повторяя слово на корейском. Запинается на втором слоге, и щеки начинают гореть от смущения. Тигру плевать на ее плохое произношение. Он сидит совершенно неподвижно, словно застыл в янтаре, лишь моргает, когда муха садится на темную складку глаза.

Пыльная картинка из прошлого, явившаяся из тонкого эфира. Дэмиен предупреждал, что без Флика память может неожиданно преподносить сюрпризы, но Роза не ожидала, что воспоминания будут казаться такими недавними. Она закрывает глаза – мать все еще там, звучит ее смех, который Роза совсем позабыла.

– Не могу открыть канал, – говорит Роза и возвращает Флик Юдифи.

Мадам убирает пробирку в деревянную шкатулку.

– Привыкнешь. Мейер хочет, чтобы Цветы были чисты, не испорчены технологиями.

Роза машинально трогает себя за ухом. Там нет ничего, кроме синей чернильной точки.

* * *

В свое первое утро в лагере Цветы собираются на завтрак в кухне, на каблуках, под флуоресцентным светом щеки блестят от пудры, губы сияют блеском. Снаружи пока царит кромешная тьма. Цветы изящно сидят за пластиковым столом, но без Фликов, отвлекающих внимание; пальцы постукивают по столешнице, рассеянно теребят браслеты на запястьях, тонкую золотую нить на шее. Взгляд то и дело по привычке направляется к углам комнаты, но развлекательный канал все не появляется. И девушки продолжают смотреть друг на друга.

Юдифь говорит, что они – первые Цветы в лагере и должны гордиться тем, что предпочтение отдано им.

– Мы рассматривали многих девиц, – произносит она, прицепляя каждой из них над сердцем бирку. – Отобрали только вас, шестерых.

Они быстро запоминают свои новые имена: Ирис, Жасмин, Фиалка, Флёр, Ива и Роза. Звучат довольно красиво. Как для королев школьного выпускного. Роза, представляясь, внимательно изучает каждую.

Та, которую зовут Ирис, пахнет душистым инжиром. У нее низкий, чувственный голос, и когда она улыбается всем Цветам по очереди, в уголках ее глаз на мгновение появляются морщинки. Ее рыжие волосы собраны в тугой пучок, она одета в белую шелковую блузку с большим бантом на вороте. В клубе у Авалон в «Петле» зрелым хостес, таким как Ирис, поручали изучение святой троицы: политики, путешествий, гольфа – тем, которые любили обсуждать за ужином пожилые клиенты определенного происхождения, прежде чем удалиться в номер на сеанс легкой щекотки или порки.

Волосы Жасмин подстрижены в виде прямого каре, и у нее длинные, изящные пальцы человека, искусного в игре на пианино или составлении букетов. То, что Авалон назвала бы «классической красоткой»: ясные глаза, чистая кожа и прелестная шейка. Таких Роза тоже видела в «Петле»: шлюха голубых кровей родом из Новой Англии, получившая образование в одном из последних элитных женских колледжей, где приобрела строгие манеры и эрудицию бостонского бизнес-класса. Девица, что носит дизайнерский жакет и жемчуга как вторую кожу, умеет обращаться с вилкой для салата и говорит на трех языках. Девушка на контракте. Спутница в путешествии. Отдых на частных яхтах и покрытых дюнами островах под охраной хорошо оплачиваемых головорезов в дешевых костюмах.

Фиалка – из Нового Орлеана, из исконно коренных жителей. Она рассказывает, что ее отец-креол был музыкантом и научил ее играть на полудюжине инструментов. Потом она получила частичную стипендию в известном музыкальном колледже Нью-Йорка, но вскоре бюджет сократили, и деньги кончились. Бросив учебу, Фиалка начала выступать с концертами в небольших клубах и встречаться с клиентами в кондоминиуме, который делила с четырьмя индивидуалками. На ней красный комбинезон, волосы заплетены в длинные косы.

Флёр – типичная блондинка и оправдывает сей факт тем, что она из Калифорнии. Она жила в прибрежном городке к северу от Сан-Хосе до того, как всех оттуда эвакуировали во время лесного пожара, а после свалила все свои вещи в машину и сбежала вглубь страны. Она нашла работу в «Доме голубой леди», одном из последних легальных борделей, все еще действующих в пустыне Невада, где с облегчением обнаружила бесплодную и безлесную землю. В свободное от обслуживания игроков и военных время она создавала скульптуры из разноцветного стекла и глины. После этой работы Флёр хочет больше заниматься искусством и надеется открыть свою первую выставку на неработающей заправке на окраине Лас-Вегаса, где установит скульптуры рядом с давно заброшенными топливными насосами. На Флёр покрашенная методом шибори туника, на запястьях позвякивают браслеты, когда она теребит именной бейдж на груди.

Цветок по имени Ива – единственная в повседневной одежде. Стройная девушка с бритой головой, в заляпанной спецовке, с подтянутым, гибким телом кикбоксера. В отличие от остальных Цветов она не объясняет ни откуда родом, ни почему здесь оказалась. Листает роман, покусывая ноготь, пока Юдифь не просит ее представиться. Ива поднимает глаза, с секунду окидывает взглядом Цветы, называет свое имя и тут же возвращается к книге.

Юдифь поворачивается к Розе:

– Роза присоединилась к нам из Плавучего города.

Цветы вдруг смотрят на нее одновременно и с уважением, и с недоверием.

В свой первый день Роза оделась как бдительная секретарша, чтобы показать остальным Цветам, что к делу она подходит со всей серьезностью. На ней туфли-лодочки из лакированной кожи, чулки с задним швом, короткое черное платье, стянутое на талии, помада цвета засохшей крови.

– Ты же знаешь, как тебе повезло там работать? – спрашивает Розу Фиалка.

– Да, почему ушла? – интересуется Жасмин.

– Хотела сменить темп, вот и все, – отвечает Роза, отмечая, как пристально за ней наблюдает Юдифь.

Флёр на мгновение закрывает глаза и улыбается.

– Понимаю. Всецело и полностью. Ты хотела увидеть, действительно ли жизнь на севере лучше.

Ива кладет книгу на стол, проводит по ежику волос рукой, смотрит прямо на Розу.

– И так ли это?

Роза все еще чувствует на себе взгляд Юдифи, и он заставляет ее отвечать с осторожностью.

– Конечно.

– Верно, Роза. Нам всем повезло быть на севере, – произносит Юдифь, одаривая Цветы благожелательной улыбкой. – Однако мы должны себя защищать. Вот почему, пока мы живем вместе, необходимо соблюдать определенные правила.

Юдифь говорит Цветам, что каждый день они должны совершать две прогулки: утром, после завтрака, когда на лагерь проливаются первые лучи солнца, и днем, когда оно садится. Ветер, гололед, снег, дождь со снегом – все это не имеет значения. Они должны гулять, продолжает Юдифь, независимо от погоды. Все остальное время их перемещения ограничены торговым центром. Их комнаты, кухня, неиспользуемые помещения универмага – постоянно в их распоряжении. Однако не стоит забредать без сопровождения в дальние уголки центра, тем более – за его пределы, где шоссе, извиваясь, уходит еще дальше на север.

Роза уже знает, каково это – оставаться в помещении, когда в летние месяцы температура взлетает до сорока градусов и выше. Она неделями сидела в прохладе, обеспечиваемой центральной системой кондиционирования воздуха, когда снаружи от жары асфальт просто плавился. Торчать в четырех стенах для нее не проблема. Главное – с кем это придется делать.

– Запрещается пересекать шоссе, – продолжает Юдифь. – На том складе в данное время находятся Копатели, которые отчаянно нуждаются во всем, что только способно отвлечь их от тяжких условий.

– Копатели? – переспрашивает Ирис.

– Да, Копатели. Мужчины, нанятые для работы на стройке, – поясняет Юдифь.

– Мы в состоянии о себе позаботиться. Уж мужчин-то мы знаем, – включается в разговор Фиалка.

– Таких, как эти, не знаете, – отвечает Юдифь. – Единственное, на что они годятся, – это копать ямы в земле. – Она смягчает голос. – В отличие от ваших клиентов, разумеется. Они настоящие джентльмены. – Юдифь смотрит в окно на падающий снег. – Какое это, должно быть, облегчение – чувствовать холод.

Несколько клиентов Розы из «Петли» проводили отпуск за полярным кругом, заплатив сумму, эквивалентную ее годовому заработку, чтобы подрейфовать на пароходе меж тающих айсбергов. «Утраченный мир, – сказал один, показывая Розе фотографию за фотографией голубого льда. – Когда-нибудь увидеть айсберг станет более невозможным, чем побывать на Луне».

Пророчества о том, как, что и, самое главное, кто выживет, были общей темой среди клиентов Розы. Они часто проговаривали, что в периоды кризиса планируют сохранить свои богатства. Офшорные банки. Офшорные города. Обращение нестабильных государственных облигаций в золото. Отказ от всех видов ископаемого топлива в пользу акций экологически чистой энергетики, с отводом значительной доли средств на мониторинг данных и исследований в области кибернетики.

«Мыслит ли Мейер иначе?» – гадает Роза. Если он хоть в чем-то действительно такой, каким его описал Дэмиен, тогда он все еще наивно верит в лучшее будущее. И Роза может использовать это в своих интересах: веру Мейера в то, что он способен спасти мир, а не просто нажиться на разрушении оного.

* * *

После завтрака из вареной овсянки Юдифь ведет Цветы ко входу в торговый центр и показывает, где хранятся их длинные парки на меху и зимние сапоги до колен. На каждой куртке разноцветными нитками вышита эмблема: кроваво-красный бутон – у Розы, темно-синее гнездышко – у Фиалки, гроздь белых цветков – у Жасмин, розовые мазки – у Флёр, фиолетовые и желтые лепестки – у Ирис. В отличие от остальных, чьи цветы изображены срезанными со стебля, на куртке Ивы красуется целое дерево с длинными томными ветвями, которые тянутся вниз, к сложной корневой системе, и на каждой распускаются серебристые цветки. Роза однажды видела похожую иву на кладбище полуострова, где похоронен ее отец, вырезанную на сланцевых надгробиях пуритан, заселивших Восточное побережье столетия назад. Символ смерти, но также и возрождения.

Цветы разбирают предназначенные им парки, одеваются для прогулки на свежем воздухе. Когда они выходят наружу, солнце только встает. Занимается утро, бодрящее, яркое, морозное. Роза набирает полную грудь воздуха. Он настолько свеж, что прямо хоть сейчас запечатывай в маленькие серебряные цилиндрики и отправляй на юг, где он будет цениться как набитый пайками ящик во время голода.

Роза предпочитает не искать себе спутницу и гуляет одна по заснеженной стоянке вдоль металлического забора, которым отмечена граница их нового дома. Замечает посреди забора ворота с интеркомом для пропуска людей внутрь или наружу. Правила Юдифи – это не единственное препятствие, что удерживает здесь Цветы.

Роза смотрит, как они нарезают круги по замерзшей парковке. Гадает, льстит ли им то, что они прошли тщательный отбор. Их курировали. Слово само приходит на ум, непрошеное. Их курируют. Рыжую зрелую женщину. Утонченную богатейку. Подтянутую чернокожую. Мечтательную блондинку-художницу. Странную крутышку. И Розу, которая занимает роль скромной азиатки. Кто их выбрал и почему?