Прошедший утром дождь прибил листья с деревьев, и теперь они лежали вдоль тротуаров. В воздухе уже носился их густой запах, смешиваясь с ароматами выпечки и кофе из заведений вдоль дороги.

Мотоцикл выехал на окраину и понёсся дальше, мимо пригородных домиков и вдоль куда более тёмных дорог, которые выхватывал фарами. Персефона быстро потеряла чувство направления, но доверяла Анубису. Она ощущала, как он выпускает силу, позволяет тёмным крыльям распахиваться, добавляя скорости. Персефона даже не была уверена, что шины всё ещё касаются асфальта.

Улыбаясь, она присоединяла и собственную силу, запах карамели и перестук костей, ощущение подгнивших цветов.

У неё как раз начинали мёрзнуть руки, когда Анубис плавно остановился на обочине. Выпрямившись, Персефона огляделась, но не смогла понять, где они. В обе стороны от дороги уходили тёмные поля.

– Перекур?

Она кивнула, и Анубис слез с мотоцикла, сжимая снятый шлем подмышкой. Он достал сигареты и закурил, выпуская дым в звёздное небо.

Персефона потирала руки друг о друга, радуясь, что захватила тёплые вязаные перчатки. На ветру они почти не согревали, но лучше, чем ничего. Лёгкий шарфик цвета бычьей крови немного сбился, и Персефона его поправила.

Анубис молча предложил сигареты, но Персефона покачала головой. Она не любила вкус.

На дороге никого, машины мимо проносились крайне редко, так что Персефона, не снимая перчаток, сделала несколько быстрых движений, направляя силу. И в её руки устремились пожухлые листья, из которых она начала плести венок.

Если с Амоном приятно поболтать ни о чём или о важном, то с Анубисом уютнее молчать. Тишина не казалась давящей. Она скручивалась колечками вместе с дымом, оседала на чёрном баке мотоцикла и сплеталась меж пальцев Персефоны вместе с упругими черенками кленовых листьев.

– Уже привыкла, что ты теперь богиня?

Голос Анубиса звучал хрипловато после долгого молчания и сигареты. Персефона вздрогнула, но быстро поняла, о чём он. Её руки продолжили проворно сплетать венок:

– Не чувствую разницы.

– Ну, можем тебя убить.

– Очень смешно!

Не бояться смерти Персефона пока не научилась. Слишком непривычно ощущалась мысль о том, что теперь она стала такой же богиней, как все другие. Она вернётся в этом же теле. Теперь не требуется проводить часть жизни с Деметрой, а часть с Гадесом, она, и только она решает, что ей делать, как жить и куда идти.

Деметра звонила или наносила визиты довольно часто и почти каждый раз прозрачно намекала, что готова к возвращению дочери домой. Она не могла понять, что никто не заставлял Персефону уходить. Она сама жаждала любви и тьмы, она сама предлагала искушение и смерть. Принимала их, когда собственной рукой отправляла в рот очередное гранатовое зёрнышко и по подбородку сбегала алая струйка сока.

Богиня весны и королева Подземного мира. Дочь плодородия и жена смерти.

– Мне нравится, – честно сказала Персефона. – Могу не думать о том, что придётся уходить и снова переживать цикл. Он был… утомителен. Хотя конечность жизни добавляла остроты.

– Ты можешь поговорить с Гекатой. Она снова напомнит о конечности даже божественной жизни.

– Пока мы с Аидом почти всё время в Подземном мире, – Персефона вернулась к венку. – Ему там нравится, но мне бы не хотелось проводить так всё время.

– Тянет к настоящему небу?

– Что-то вроде того. Хотя жить в Подземном мире куда дешевле, чем в Лондоне.

– О да! – улыбнулся Анубис. – Сет на днях ворчал, когда пришли счета.

– Он во все времена умел приспосабливаться и строить бизнес из ничего.

– Не волнуйся, Сеф, если захочешь поработать, могу поговорить с Сетом, пойдёшь к нам официанткой.

Анубис весело подмигнул, и пирсинг на его лице мерцал в свете фар.

– Ну тебя, – фыркнула Персефона. – Вы сговорились. Нефтида уже звала к себе в галерею. Амон предлагал выращивать травы и продавать онлайн.

– Для него актуальный вопрос. Амон жаловался, что почти израсходовал скопленные на счёте деньги, и надо либо удачно их вложить, либо чем-то заняться. Мне кажется, он много потратил на Эбби и ему попросту скучно.

Обычно это и становилось причиной, почему боги устраивались на вполне человеческие работы: им тоже надо на что-то жить, либо они чем-то интересовались. Целую вечность осваивать новое.

– А что… что с твоей жизнью как Софи? – спросил Анубис.

– Сейчас я должна была быть в колледже, но решила не поступать. Аид посоветовал не отказываться от идеи совсем, а пойти в следующем году, но я не знаю. Моя подруга Хелен уехала учиться и до сих пор поверить не может, что я нет! Кажется, она считает, что я влюбилась в странного парня и бросила привычную жизнь ради него. Хотя Хелен видела Аида, и ей-то он нравился.

Ещё какое-то время они точно смогут общаться с Хелен. Хотя Персефона прекрасно понимала, что позже придётся либо рассказать правду, в которую подруга не поверит, либо медленно перестать с ней общаться. Иначе скоро она заметит, что Персефона не стареет.

Что ж, поэтому боги предпочитают держаться других богов.

– Я когда-то пытался учиться в колледже, – задумчиво сказал Анубис. – Мне нравилось. Даже очень. Пока за неделю до выпускных экзаменов Осирис не вызвал обратно в Дуат. Говорил об ответственности и о том, что мне как проводнику надо обновлять дороги мертвецов.

Персефона могла понять Анубиса. У него не было цикла перерождений, но и он никогда не принадлежал себе и собственным выборам.

– Теперь я могу проводить среди людей столько времени, сколько хочу. Но как одновременно быть и владыкой мёртвых, и почти человеком?

– У Аида выходит.

– И у тебя. И ты лучше понимаешь, что такое человеческая жизнь. Может, ты что-то посоветуешь? Я так боюсь напортачить…

– Все мы совершаем ошибки. В них нет ничего страшного. А ты лучше многих можешь отыскать свой путь.

Персефона не была уверена, что это именно то, что ожидал услышать Анубис, но его улыбка преобразилась в искреннюю, из неё исчезла печаль:

– Спасибо.

Когда Анубис остался в мире людей, он первым делом решил, что ему нужна какая-то работа, так что Персефона полагала, он зря волнуется. Анубис один из самых сознательных богов, которых знала Персефона.

Хотя она понимала, о чём Анубис. Дуат будет его самой большой заботой, его ответственностью. Персефона видела, как Аид устремлялся в Подземный мир, стоило там возникнуть проблемам. Как защищал его границы и порядки. Боги смерти могут вести себя как люди, но они даже от других богов отличаются. У них есть их миры мёртвых.

Теперь понятно, почему Анубис хотел поговорить именно с ней. Но зря. Персефона сама пока не понимала, как ей оставаться одновременно и Софи, и королевой мёртвых. То ли пойти на следующий год в колледж, то ли заняться обустройством новой башни в Подземном мире. Или попытаться и то, и другое?

Листья проворно летели в руки Персефоны, и она быстро закончила венок. Хотя успела пожалеть, что не сняла перчатки, теперь шерсть вымокла.

– Он тебе, конечно, пойдёт, – заметил Анубис. – Но шлем надевать неудобно.

Фыркнув, Персефона повернулась и водрузила венок на голову Анубиса. Смотрелось весьма странно, а он ещё и резко выпрямился:

– Проклятье, он мокрый!

Быстро поняв ошибку, Персефона щёлкнула пальцами, и венок из пожухлых осенних листьев сменился на тёмные розы. На бархатных лепестках поблёскивали капельки влаги, точно в тон пирсингу на лице Анубиса.

– Даже не хочу знать, что это, – проворчал он. – Убирай свою цветочную магию, и поехали. Успеем к чаю.

Нефтида любила заканчивать вечера чаепитием, и Персефона знала, что на сегодня та специально отмеряла ягоды шиповника и сушёные листья смородины. Персефона взмахнула рукой, рассыпая венок розами.

– Не хочу опаздывать. Сможешь довезти нас быстро?

– Без проблем. Залезай.

Сняв бесполезные перчатки, Персефона снова надела шлем, затянула ремешки и устроилась за спиной Анубиса. Ей не хотелось смотреть по сторонам, она почти уткнулась в кожу, чувствуя запах дыма и чего-то густого, бальзамического.

Анубис оставался ещё и богом погребения.

Персефона ощущала движение, чувствовала, как они несутся сквозь ночь, и ей нравились поездки и скорость. Гадес пожимал плечами на любовь Персефоны к мотоциклам, а Сет улыбался уголками губ и произносил одну и ту же фразу.

Когда хочешь привести мысли в порядок, просто двигайся вперёд.

Двигайся.

Персефона не смогла бы точно объяснить, она почувствовала напряжение Анубиса или сама ощутила что-то. Они ехали ещё далеко от города, если судить по тому, что свет фонарей оставался жидким, а с их стороны дороги темнели кусты.

Персефона осторожно обернулась и поняла, что их мотоцикл освещается фарами идущей позади машины. Та прибавила скорости, как будто хотела обогнать, и в этом не было ничего странного.

Пока, почти поравнявшись с ними, машина не сделала резкий рывок в сторону, так что Анубис с трудом остался на дороге, быстро сбросив скорость и оказавшись позади преследователей.

В следующий момент он прибавил газу, чтобы вырваться вперёд, и Персефона вцепилась крепче. Это было не совсем то, что она могла любить в поездках, но ей тоже категорически не нравилась машина, тёмная, с тонированными стёклами, которая устремилась за ними.

Анубис использовал силу, чтобы оторваться, но и машина не отставала, убеждая Персефону, что там за рулём не человек. Да и кому бы из людей пришло в голову их преследовать?

Огни проносились мимо смазанным пятном, а единственное, о чём могла думать Персефона, как бы не навернуться с мотоцикла. Она подозревала, потому и Анубис не делал резких поворотов и уходил очень плавно, опасаясь за Персефону.

Может, именно поэтому машина не отставала.

Она ещё пару раз попыталась сбросить их в кювет, и после очередного раза Анубис снизил скорость, наверняка тоже куда медленнее, чем мог бы, но Персефона была благодарна. Руки без перчаток совсем замёрзли и одеревенели, девушка не была уверена, что смогла бы удержаться.

Мотоцикл остановился, машина встала чуть впереди.

Анубис снял шлем и, не поворачиваясь, сказал:

– Будь готова. Если что, стартуем и обходим их.

– Хочешь поговорить?

– А тебе не интересно, что тут происходит?

По правде говоря, Персефону терзало любопытство. Кто мог выследить их на пустынной дороге за городом? Оставалась ещё небольшая надежда, что это местные решили поиграть.

Мысль истаяла, когда вместе с открывшейся дверцей в ночь вырвались сполохи теней. Гибкие щупальца, истаявшие чёрным дымом – демонстрация силы, чтобы показать, что это она.

Геката изменила своей любви к юбкам, на этот раз предпочла тёмные джинсы и чёрную водолазку. Обилие серебряных украшений осталось тем же: плотно охватывающие запястья широкие браслеты, кулоны с изображением Луны, длинные серьги-капельки. Тёмные волосы Геката собрала в высокий хвост.

Она шагала лёгкой походкой прогуливающегося человека, подошла близко, но стояла расслабленно. Скользнула взглядом по Анубису и посмотрела на Персефону:

– Здравствуй, сестра.

Персефона не говорила об этом с матерью, хотя наверняка зря. На тёмной дороге, продрогнув и сцепив заледеневшие руки, Персефона думала, как так вышло, что Деметра связалась с Зевсом и у них родилась Геката. Отцом самой Персефоны был смертный, но Геката называла её сестрой.

– Не лезь в это, – тихо посоветовала Геката. – Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Не поздно ли? Ты выпустила Кроноса.

– Я не хотела, чтобы он вредил тебе.

– А что насчёт Подземного мира? Ты разрушаешь его. Это мой дом.

– Это не твой дом. С тобой ничего не случится, если его не станет.

В глубине души Персефона знала, что это так. Гадес – владыка Подземного мира, он его создал, он им управлял. Персефона прежде всего богиня весны, она королева по мужу, а не по крови или праву создателя.

Но Подземный мир и её дом.