В небе мимо девочки, метрах в ста, проплывала… медуза. Настоящая, совсем как на картинках, что Света как-то видела в интернете. Огромная, как воздушный шар, только плоская, розово-фиолетово-лиловая, с красивой бахромой по периметру огромного тела, с длинными лиловыми жгутами-щупальцами, свисавшими почти до земли, она проплывала, гонимая ветерком, казалась почти невесомой при всей своей величине. Медуза была очень красива. А за ней плыла еще одна и еще. Всего Светлана насчитала в небе шесть этих завораживающе красивых и величественных созданий. Они медленно улетали от нее вдаль. И слава богу. Девочка вспомнила, что голос, кажется, упоминал их, когда говорил об опасностях, ожидающих ее на поверхности. Он так и советовал ей: «Прячьтесь от медуз». Да, они медленно улетали в сторону. Светлана стала осматриваться. Сначала еще раз щель под камнем, не торчит ли голова мерзкого червяка, а уж потом, убедившись, что червяка нет, посмотрела в небо. Нет, медузы исчезли. Вдруг она поняла, что окружена обломками зданий, некогда крепких, с толстыми стенами и большими окнами. В паре сотен метров от нее высился целый каркас мертвого, пустого дома, от которого, впрочем, осталась лишь пара стен, до второго этажа, проем входа, парадная с бетонной ступенькой, но без дверей, да пустые глазницы окон. О! Поребрик! Непонятно почему Светлана даже обрадовалась. Да, это был бетонный поребрик, почти засыпанный землей. Значит, тут была проезжая часть, улица, движение, светофоры. Только теперь девочка поняла, что камень, из-под которого она выбралась, оказался углом развалившегося дома, с мощными стенами из красного кирпича и толстым слоем штукатурки. У нее не осталось сомнений, что это место когда-то было городом. Городом? Каким? Нет, это не Петербург. В Петербурге быть не может такого солнца. Здешнее солнце яркое, жгучее, похожее на южное. Тени тут почти черные, очень контрастные, резкие. Нет, это не Петербург. Солнце яркое, в воздухе большая влажность, много зеленой травы и удивительные серо-зеленые лужайки. Скорее даже лужайки были серебряные, с оттенком зелени. Здесь даже… красиво? Да, места вокруг – может, из-за такого синего неба, может, из-за серебряных лужаек – были красивы, ну, во всяком случае, необычны.

Светлана не могла оторвать взгляда от этой красочной местности. Каменные руины, холмы, покрытые зеленью, серебряные лужайки, все это залито ярким, белым солнечным светом, и очень мало вокруг деревьев и кустарника. Да, несомненно, все ей снится. Нигде больше, даже в южных странах, где она бывала с родителями на отдыхе, девочка не видела ничего более яркого и насыщенного светом. Ей даже становилось жарко. Она забыла о червяке под камнем, так увлекли ее виды вокруг. Может, поэтому Света вздрогнула, когда большая птица, громко хлопая крыльями, сорвалась с места недалеко от Светланы и понеслась прочь, зло и обиженно крича. И не успел испуг девочки улечься, как опять же рядом, может быть, сразу за камнем, раздался гортанный клекот, который она уже слышала. И на сей раз клекот, как показалось, имел оттенки раздражения. Она резко повернулась на звук и обомлела: на камне, на ее камне, чуть выше в пяти-шести метрах от нее, сидел на корточках голый старый мужчина. Именно он, запрокинув голову, странно и неприятно дергал горлом, заросшим седой, почти белой щетиной, и издавал эти резкие, неприятные звуки. Он казался тощим, но узловатые суставы, широкие плечи и крепкий костяк говорили о том, что старик, скорее всего, еще весьма силен. Он сидел на самом высоком выступе камня на корточках, и его мошонка касалась камня. Светлана так растерялась от крика и от его внезапного появления, что не успела скрыться, убежать. Она замерла в оцепенении. А старик, закончив орать, опустил голову и уставился на девочку. Уставился. Но… в глазах его не было зрачков. Да, не было. Лишь желтые бельма. Света, как парализованная, стояла и не могла пошевелиться, не могла убежать, может, думала, что он ее такими глазами не видит? А ведь если бы она побежала, он бы ее точно не догнал, но она лишь сжала свою нелепую палку так, что костяшки пальцев побелели. Ей очень хотелось закричать или снова позвать маму. И лишь парализующий страх не позволял этого сделать. А это существо не торопилось двигаться. Оно разинуло рот – челюсти большие, разеваются широко, а в пасти мощные желтые зубы. Кажется, мерзкий дедок не видел Свету. Смотрел на нее в упор и не видел. Только дышал часто своим страшным ртом. А потом он рот закрыл. И на том месте, где у людей нос, девочка увидела треугольное отверстие. Светлана даже разглядела внутри отверстия пазухи, они были лиловые, насыщенные кровью. А старик стал делать через эту дыру резкие вздохи. Один, другой, третий… Втянет воздух – чуть повернет голову, еще втянет воздух – еще повернет. Ищет источник запаха. А потом развернет в ее сторону свое ухо, заросшее серой шерстью, сначала нюхает, потом еще и слушает. Слепой явно подозревал, что рядом есть кто-то. А Светлана все так же завороженно смотрела на него, боясь пошевелиться.

Этот… Это существо, так ничего и не расслышав, снова начинает нюхать и после спускается чуть ниже с камня, всего на полметра, но еще ближе к девочке и снова начинает принюхиваться.

«Старайтесь не распространять свой запах», – вспоминает девочка наставления голоса. Ага, и как же это сделать? Голос ей этого не сказал. Солнце жарит так, что недавно еще влажные трусы и майка на Светлане уже совсем высохли, испарина покрывает ей и спину, и лицо, а уж про подмышки с промежностью и говорить нечего. Старик чувствует запах девочки, он начинает спускаться с камня, он точно выбрал направление. Слепой очень ловок, движения его вовсе не старческие, на самом деле он силен, он крупнее девочки раза в два, его слепые желтые глаза смотрят на нее. Не видят, но смотрят. Он знает, что она тут. Девочка поднимает палку над головой, но палка… Да ничего она ему не сделает, ни одну его мощную кость такой палкой не сломать… Бежать! Или ударить? Или ударить и бежать…

У нее в жизни никогда не было подобных ситуаций, другие страшные – да, но таких никогда. Ужас вперемешку с напряжением буквально парализует девочку, а до мерзкого старика пять метров… Вот он уже рядом, его крепкие, костистые, заросшие серыми волосами плечи. Три, два метра… Фу… Мерзкий треугольник носа, пустая черная дыра в обрамлении седой щетины – от одного вида тошнит…

«Мама, Господи! Какие страшные у него ногти! Ими кожу можно содрать!»

Ей нужно взять себя в руки, надо бить его… Или бежать. Она сжала палку, замахнулась, закричала и…

Глава 4

– Света-а… Света-а-а… Мы проспали, вставай, мы проспали! – Ее трясут за плечо, и она знает, кто это. – Света-а… Мы на завтрак опоздаем!

Это Колька, один из братьев-близнецов. Но его слова еще не дошли до нее, она их слышит, но не в состоянии реагировать.

– Еще говори, – слышит она голосок второго брата, Макса, – буди ее, скажи, что она в школу опоздает.

Макс всегда руководит Колькой, Максимка тихий, Коля понаглее.

– Света-а-а… – Колька трясет ее изо всех сил.

– Я не сплю… – Она поворачивается к ним. Сознание возвращается, но девочке нужно еще немного времени, чтобы прийти в себя. У нее каждое утро так. Она всегда встает с трудом. Ей всегда хочется поваляться под теплым одеялом.

– Ой, Света… У тебя бровь! – кричит Коля и лезет пальцем к ее лицу.

– Ты ударилась? – негромко спрашивает Максим.

Светлана перехватывает руку брата у своего лица.

– Света-а-а… А что у тебя с рукой? – снова удивляется Коля. – Она вся исцарапана.

– У Даши Пивоваровой из нашей группы так же все руки исцарапаны, у нее кот злой, – замечает Макс.

Света смотрит на левую руку, она вся в порезах и чуть вспухших проколах: кусаки, сволочи.

– Что это, Света? – спрашивает Максим. – Где ты изрезала руку?

И Коле интересно, что произошло с ее рукой, они стоят возле кровати и смотрят на сестру внимательно.

– Идите умываться, – говорит она. Ей не хочется вставать при них. – Надо спешить.

– Мы уже умылись! – кричит Колька. – Давно. Когда будильник прозвенел еще.

– И зубы уже почистили. Давно, – добавляет Макс.

– Одевайтесь тогда, быстрее, – строго говорит Светлана и вылезает из-под одеяла.

Мальчишки отворачиваются, а она, пока они не видят ее трусов и майки, выскакивает из комнаты и бежит в ванную, на ходу прихватив из кладовки чистую пару белья. Там, у зеркала, девочка замирает: левая бровь… на ней запеклась кровь. Теперь она еще рассмотрела и руки. Их точно кошка подрала. Все в порезах от ладоней до локтей. Она начинает мыть их, стараясь вычистить грязь из-под ногтей. И опять смотрит на себя в зеркало. На правой стороне лба темное пятно. Попыталась его смыть – больно. Это не пятно, а синяк. Ноги тоже в порезах и ссадинах, особенно колени. Она лезет в ванну, гибким надломанным душем быстро смывает с себя что может, не вытираясь снова к зеркалу, чистит зубы. Сразу вытирается, натягивает треники и олимпийку. Самое удивительное, что за время утренних процедур девочка так и не смогла толком вспомнить, что ей снилось. Подземелье, жуки, старики с противными мошонками. Расплывающиеся образы, неясные тени, кажется, голос какой-то. Порезы и ссадины на теле, грязное белье на полу возле ванны – об этом она не раздумывала, ни времени, ни желания у нее не было. А если честно, ей не хотелось все это вспоминать. Уж очень в том сне все было неприятно и… Натурально.

Света вышла из ванной, сушиться не стала – на улице еще не холодно, быстро прошла в прихожую: во-первых, торопилась, а во-вторых, не хотела встречаться с сиделкой мамы. Мальчишки уже обувались, они молодцы, самостоятельные, мальчишкам только шестой год, но они почти все могут делать сами.

Им только нужно напоминать.

Она быстро надела старенькие беговые кроссовки «Найк», они самые целые из всей ее обуви, проверила ключи от двери – в кармане. Отворила дверь:

– Выходите.

Колька играет с обувной ложкой, представляя ее мечом или саблей.

– Коля, не балуйся, выходи давай.

Девочка отбирает у него ложку, вешает ее на вешалку и выталкивает братьев за дверь.

– Пошли быстрее, а то опоздаете на завтрак.

Но она не успевает выйти.

– Света!

Это Иванова – одна из маминых сиделок. Она стоит в коридоре, как всегда, недовольная.

– Доброе утро, Ольга Александровна, – говорит Светлана.

– Ты там не задерживайся нигде, мне нужно уйти вовремя, – сухо отвечает сиделка и скрывается в маминой комнате, даже не дождавшись ответа девочки.

Света выходит на улицу немного раздраженная. Иванова грубая, всегда обиженная, девочке иногда хочется сказать ей что-нибудь в таком же тоне, но этого делать нельзя. Папа просил не ссориться с ней. Она может уйти в любую минуту, а другую сиделку с опытом за двести двадцать рублей в час в Петербурге сейчас просто не найти. Он и так едва уговорил ее поработать за эту цену до ноября. До ноября. То есть полтора месяца, а там придется либо платить ей больше, либо искать новую.

Светлана догнала мальчишек, они уже свернули в арку, братья сами знали, куда идти. Семьдесят пятый детсад совсем недалеко, лишь пройти по диагонали большую детскую площадку, и за ней был такой же дом, как тот, в котором жила Света. Можно было бы позволить братьям самим ходить в садик, но папа просил провожать их. Света не возражала. Ей не в тягость.

– Света-а… – начал Колька, и она уже знала, о чем пойдет речь. Она иногда их забирала раньше, но это лишь тогда, когда дома был ужин.

– Нет, – сразу ответила девочка. – До ужина я вас забирать не буду.