– Это визуализировать в голове не так сложно, как четырёхмерный куб, верно? – усмехнулся Эльми, – просто бесконечно ветвящееся дерево. И промежутки между ветвями настолько малы, что их, в общем-то, нет. Точнее, они, конечно, есть – но равны самой фундаментальной единице, – он сделал паузу, как бы подчёркивая важность того, что будет сказано: – Каждый мир отличается от следующего ровно на одну единицу информации. Во время нашего разговора мы, как ты понимаешь, наплодили несчётное число других вселенных, где сидим мы с тобой и беседуем. Но каждый раз те беседы чуть отличаются от нашей. На один звук. На один жест. Впрочем, ты ведь достаточно умный парень, и понимаешь, о чём я говорю. Вы ведь уже вплотную подошли к созданию квантовых вычислительных устройств, верно? Биологическая форма которого интегрирована в твой мозг, кстати. Ты ведь знаешь об этом?

Я молча кивнул, продолжая бесстрастно глядеть на старика. На экране в это время светящийся куб уменьшился. Из его граней появились «ветви», на которых «росли» другие маленькие «кубики», проникая один в другой. Эта визуализация мало походила на дерево. Скорее, на какой-то абстрактный узор.

Но я не очень обращал внимание на происходящее на экране, фиксируя его только краем глаза. Думаю, я всё ещё ждал подвоха; какой-то ловушки, которая раскроется в любой момент.

– В этом мы похожи, кстати, – Эльми усмехнулся, – только я полностью живу в четырёхмерном мире. Осознаю себя на всех уровнях. А ты – совсем нет. Только пользуешься частично теми благами, которые даёт такое существование. Скорость вычислений. Это ведь естественно, что квантовый компьютер способен за секунды решить задачу, на которую у обычного, трёхмерного, уходит тысячи и миллионы лет? Потому что вычисления проводятся сразу во всех возможных мирах. Понимаешь?

– И… как это должно объяснить то, что здесь происходит? Кто вы? Зачем следите за Землёй и за мной?

– Терпение, молодой человек, – вздохнул Эльми, – мы только приблизились к самому важному. Ты ведь уже понял, что эта станция – трансмировая. Она, как и я, существует сразу во всех возможных вселенных. Мы переместились немного вниз, чтобы нам было комфортнее общаться.

– Стоп! – до меня неожиданно дошла одна важная вещь, – ты уже несколько раз говорил «выше» и «ниже», когда рассказывал о мирах. Но разве эти понятия имеют смысл, если вселенных несчётное количество?

– Умница, Гриша! – старик назидательно поднял вверх указательный палец, – возможно, ты не зря родился с такой необычной конфигурацией мозга. Соображаешь быстро.

На экране снова было движение. «Дерево» вдруг начало как бы отдаляться. Крона перестала ветвиться, и в конце концов оно стало похоже на веретено, довольно толстое в центре, и истончившееся до тонкой нити по краям.

– То, что ты видишь на экране – это довольно точная модель четырёхмерной вселенной, в которой мы живём, – пояснил Эльми, – и ты, думаю, обратил внимание, что, согласно модели, вселенная эта невероятно велика. Но не безгранична. Верх и низ тут, конечно, условные. А толщина модели отражает число реализованных трехмерных континуумов на каждом из уровней. В центре их довольно много. Если бы ты оказался там, то решил, что попал в один из фантастических фильмов, популярных у вас. Там множество населённых планет в каждом пласте реальности. Несчётное число разумных рас, которые развиваются, создают союзы, изучают мир, создают новые вселенные… ты ведь понимаешь, от чего зависит число возможных вариантов планов бытия, да? Я это уже упоминал.

– Единица информации, – кивнул я, – чем сложнее устройство мироздания – тем больше вариантов оно даёт на единицу времени.

– Совершенно верно, – Эльми просиял, – и ты, конечно, уже понимаешь, что эта модель является открытой. То есть, наша четырёхмерная мультивселенная не должна выглядеть так, как выглядит. Наоборот, из исходно ограниченного начала… – изображение изменилось; острые концы «веретена» стали утолщаться, пока не стали больше его центра, и, в конце концов, вылезли за пределы экрана, – …она должна уходить в бесконечность по обеим векторам временного потока. Бесконечно расти. И самая большая загадка нашего мира, Гриша – это вопрос, почему этого не происходит. В реальности все несчётные миры центра вырождаются по мере приближения к полюсам вероятностей. Сначала исчезает разумная жизнь. Потом любая жизнь. Потом сложные элементы. Потом фундаментальные взаимодействия, – на экране снова возникло «веретено», – до тех пор, пока четырёхмерный континуум не схлопывается в трёхмерный, потому что исчезает понятие времени из-за того, что исчезает причинность. Потом трёхмерный мир схлопывается в плоскость. И в линию. И, в конце концов, в точку.

Эльми замолчал, выдерживая паузу. Кем бы он ни был, но из него наверняка получился бы хороший учитель. Он объяснял мне вещи, которые наверняка потребовали бы целых томов разных формул и витиеватых формулировок, если бы о них задумались на Земле.

– Это очень интересно, – осторожно заметил я, – и познавательно. Но каким образом это связано с моей Землёй? И той опасностью, которая нам грозит? Ведь Считыватели реальны – я сам видел, что даже в этой системе есть пылевое облако, которое, уверен, некогда было планетой…

– Дело в том, Гриша, что любая жизнь не терпит ограничений, – тепло улыбнулся Эльми, – даже такие формы жизни, как я, – он почесал подбородок, – особенно такие, как я. С момента открытия ограниченности мультивселенной я и множество моих коллег пытаемся понять природу этого ограничения. И, конечно же, избавиться от него. Во всех уголках нашего мультимира существуют организации и отдельные существа, входящие в совет Экспансии.

– Но… зачем? – спросил я, – чем плохо жить в ограниченной Вселенной?

Кажется, я понял ответ ещё до того, как закончил вопрос. Но Эльми уже начал отвечать:

– Ограниченность это смерть, Гриша, – сказал он, – в самом фундаментальном значении этого слова. Если мы не сможем найти выход, существа, подобные мне, и цивилизации, вышедшие далеко за рамки своей биологической основы, рано или поздно начнут воевать между собой. Просто для того, чтобы распространить свою информационную матрицу. Это фундаментальное свойство – даже не жизни, нет! – это свойство информации, Гриша. Основы нашего мироздания. Наша деятельность – это единственное, что сдерживает огромную войну, которая, как мы знаем, закончится вырождением мира. Но даже это знание будет не в состоянии её остановить.

– Сколько… – я запнулся и сглотнул, – сколько у вас есть времени? Чтобы найти выход?

Эльми снова улыбнулся.

– Гриша, ты же понимаешь, что в описанной мной конструкции твой вопрос не имеет смысла, – ответил он, – такие как я живут сразу во всех временах. И вопрос только в том, в какую сторону склоняется равновесие. Совет Экспансии нашёл способ медленно раздвигать границы мультиверсума. Для этого в пустых и безжизненных областях вероятности, максимально близко к полюсам, искусственно создаются миры. Затем они населяются жизнью. Некоторые из них бывают настолько успешными, что рождают разум. И наша основная задача – продлить их существование как можно дольше, чтобы они дали как можно больше ветвей реальности, «утолщая» общую структуру мультиверсума. Понимаешь теперь?

– Это всё-таки вы… – пробормотал я, – вы – Создатели… вы сделали нас из звёздных ран…

– Очень романтично, Гриша, – усмехнулся Эльми, – я никогда об этом не думал с этой точки зрения. Сама технология довольно простая.

– Но… – растерянно произнёс я, – что тогда происходит с мирами? Что уничтожает их? Обращает в пыль? Разве не вы? Вырастили нужное число информации, смыслов – и считали это всё? Забрали себе! Это ведь логично!

Эльми рассмеялся.

– Да, Алиса поработала на славу, – сказал он, успокаиваясь, – но дело в том, что фиксированная информация, неспособная к делению вероятностей, нам совершенно не нужна. Понимаешь?

– Тогда кто или что это делает? – спросил я.

– Вот мы и подошли к самому главному, Гриша, – вздохнул Эльми, ласково улыбаясь, – дело в том, что мы этого не знаем.

– Подождите, – сказал я, – тут… что-то не сходится. Мы уже поняли, что в нашей системе вы создавали несколько версий человечества. На Фаэтоне. На Венере. На Земле. И земные люди были обречены на то, чтобы стать безвольными клетками в составе супер-личностей, которые…

– …это не мы Гриша, – перебил Эльми, всё так же улыбаясь, – скажу больше: та версия Земли, из которой ты прибыл, забралась дальше всех. Вам уже удалось по-настоящему раздвинуть границы нашего большого мира. Вы столкнулись непосредственно с тем, что нас сдерживает. Те эгрегоры, о которых ты говоришь… мы видели намёки на это в других «верхних мирах». Мы получали сообщения о них от отдалённых от нас членов совета Экспансии. Но только в вашем мире эти проявления были настолько… яркими.

Я чувствовал: Эльми что-то недоговаривает. Вернее, даже не так – сомнений в том, что он говорит правду, у меня не было. Но он специально поворачивает разговор так, чтобы у меня не было возможности исследовать всю ситуацию под другим углом… впрочем, если он говорит правду о себе – то тягаться с таким существом в искусстве софистики не было никакого смысла. Лучшее, что я мог сейчас сделать – это получить максимум доступной информации. А уже потом думать, что с ней делать. Ещё мне остро не хватало Гайи. Возможно, она бы смогла как-то помочь… впрочем, о ней лучше даже не думать. Старик пока ни словом не обмолвился о том, что ему известно о её существовании. И это было очень хорошо.

– Мы не знаем, почему ваш мир так сильно выделился, – продолжал он, – некоторые из нас даже высказывали гипотезы, что в игру вступили какие-то фракции из той неназываемой силы, которая нас держит взаперти. Что Земля стала пробным камнем будущего конфликта… но по мне так они просто выдают желаемое за действительное.

– Допустим, – кивнул я, – скажем, я верю в то, что это не вы устроили игры с версиями человечества. Хотя и были изначальными творцами. Но что такое тюрвинги? Зачем вы системно делились такими технологиями? Какой в этом был смысл?

– О-о-о, Гриша, я ещё не успел тебе рассказать, – кивнул Эльми, – ты, наверно, уже понял, что мы тоже не сидели просто так, когда поняли, что «верхние миры», созданные нами, начинают погибать один за другим, по мере приближения к границе осознанных вариантов мироздания… конечно же, мы пытались что-то с этим сделать. Поначалу искусственно стимулировали быстрое развитие, но это не давало никакого эффекта. Как только миры приближались к началу этапа звёздной экспансии – они неизменно погибали. И тут одному из философов совета Экспансии пришла идея. Он предложил добавить тонкий дестабилизирующий элемент, который мог бы сбить расчёты гипотетического стороннего наблюдателя.

– И всё? – ухмыльнулся я, – так просто?

– Не совсем, Гриша, – вздохнул Эльми, – мы много экспериментировали с этими дестабилизирующими элементами. И со временем смогли создать довольно надёжную систему, которая гарантированно доставляла нужные нам миры к границе мироздания. Число тюрвингов, их функционал и объединение рассчитываются под каждую цивилизацию, чтобы дать ей шанс преодолеть Барьер Небытия.

– Опять новые термины…

– Извини, – Эльми пожал плечами, – я не обещал, что объяснение будет совсем уж простым.

– Ладно, я понял… – кивнул я, – получается, мы собрали все тюрвинги, да? Поэтому до сих пор существуем?

– И снова неверно, Гриша, – Эльми посмотрел на меня; в его карих глазах отразилась какие-то сложные эмоции – любопытство, печаль, размышления… впрочем, это наверняка была выверенная картинка, чтобы создать нужный фон персонально для меня, – тюрвинги мало собрать. Последний из них, который мы помещали внутри спирали, тоже должен быть активен… тогда, как мы считаем, у вас будет шанс преодолеть полосу небытия.

– И… как же его активировать? – заинтересовался я.